- Понятно. Она собирается сесть старшей дочери на шею. Ведь шея у тебя платежеспособная, и тяжело ей совсем не будет.

- Тяжело мне, на самом деле, не будет, - проговорила я негромко. – В финансовом плане.

- А не в финансовом?

- Я не в финансовом… мне кажется, я её боюсь, - призналась я ему.

Марат помолчал, обдумывал мои слова. Затем задал всего один вопрос:

- Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я знала, что он имеет в виду. И от этого вопроса, а ещё больше от моего возможного ответа, мне стало не по себе. Очень сильно не по себе. И я в какой-то момент отчаянно замотала головой.

- Ничего. Я не хочу, чтобы ты что-то делал. Я просто… с тобой поделилась. Чтобы ты знал.

- Хорошо. Теперь я знаю.

Я к нему повернулась, посмотрела со всей серьёзностью.

- Марат, не нужно ничего делать.

- Я понял, - вспылил он.

Я смотрела на него, мне показалось, что долго, и Давыдов в это время молчал, смотрел на экран работающего телевизора, но взгляд был мрачный. А я спросила:

- Всё хорошо?

Он моргнул, глянул на меня.

- В каком смысле?

- В каком-нибудь. На работе?

- Да. Всё хорошо. Я вхожу в курс всех дел. – Его тон стал официальным. – На следующей неделе отчетное квартальное собрание. Ты можешь присутствовать.

- Спасибо.

- Ты во мне сомневаешься?

- Нет, - отказалась я. Улыбнулась. – Но я ведь тоже могу о чем-то переживать.

- Обо мне?

- И о тебе тоже.

- Маш, - позвал он, когда я отвернулась. Я голову повернула, посмотрела на него, вопросительно. – Как ты отдохнула?

Его вопрос меня немного насторожил.

- Что ты имеешь в виду?

- Твоё настроение, твои планы на будущее.

- Мои планы на будущее никак не связаны с Испанией.

- Да? Это радует.

- Марат, - поинтересовалась я более настойчиво. – Что ты имеешь в виду? – Он молчал, и я спросила прямо: - Ты за мной следил?

- Не говори ерунды. – Он даже поморщился в досаде. – Дело не в слежке. А в твоей безопасности.

- Ты следил. – Я уже не сомневалась в своих догадках. А Давыдову сказала: - Это подло, Марат.

Он поднялся и подошёл ко мне. Сунул руки в карманы брюк, будто специально, чтобы случайно меня не коснуться. Остановился совсем близко, и мы смотрели друг другу в глаза.

- Никакой подлости в этом нет, - проговорил он отрывисто. – Я несу за тебя ответственность.

- Что не дает тебе права лезть ко мне в постель.

- А уже пора в постель лезть?

Я сделала шаг в сторону, собиралась уйти, и от него, и от неприятного разговора, но Давыдов схватил меня за локоть. Не знаю, что он собирался мне сказать, но я его опередила.

- Мы с тобой обо всем договорились, - сказала я ему в лицо. – Ты женатый человек. А я свободная женщина. Мы с тобой друг другу не подходим. – Он молчал, а я разглядывала его лицо. Близко-близко. И было как-то тепло и одновременно тяжело на душе. Мой взгляд скользил по его лбу, бровям, спустился к губам. – Ты любишь её? – сам собой вырвался у меня вопрос.

- Она моя жена.

Я печально улыбнулась.

- Ты знаешь, что это не ответ.

- Знаю.

Его пальцы коснулись моего подбородка и крепко его сжали, так, что я даже шевельнуть головой не могла. Мы снова смотрели друг другу в глаза, молчали и не двигались. У Марата был такой взгляд, будто он ждал, что в следующую секунду в него молния попадет в расплату за то, что он собирается сделать. А мне до боли, до дрожи захотелось, чтобы он решился.

И я сама попросила:

- Поцелуй меня. Пожалуйста.

Я знала, что совершаю ошибку. Ещё до первого прикосновения губ Марата к моим губам, я знала, что совершаю ошибку.

Точнее, что собираюсь её совершить.

Что значит, поцелуй меня? И на этом всё? После пяти лет его отсутствия рядом, без его губ и прикосновений, мы оба готовы были ограничиться поцелуем?

Мне казалось, что у меня остановится сердце от ощущения того, что он так близко. И от этого волнения я не сразу ответила на поцелуй, о котором сама только что просила. У меня внутри всё сжалось, я не знала, не помнила, как это – целовать его. Без оглядки, без опаски, с удовольствием. Его губы коснулись моих, а я всё медлила, даже не могла заставить себя поднять руку и дотронуться до Марата. Не могла закрыть глаза. Всё это время я смотрела на его лицо, ловила его дыхание. И, наверное, мне показалось бы большим облегчением, если бы я вдруг поняла, что всё это сон. Один из многих за прошедшие годы, когда я видела его образ, слышала его голос, даже чувствовала его рядом с собой. Но во сне. К этому я привыкла. И привыкла к тому, что открывая глаза, не находила его рядом. И напоминала себе, что он – лишь прошлое. Подходила к зеркалу, смотрела на себя, и приказывала себе принять наступивший день таким, каким он был – без Марата Давыдова в моей жизни.

Но сейчас он был рядом. И он собирался меня поцеловать, даже уже целовал, а мне от его поцелуя было больно. Где-то глубоко, на самом донышке, будто лед раскалывали. С усилием, со страстью.

Я как-то резко отстранилась, отступила. Смотрела на него, не понимая, что делать дальше. Марат молчал, наверное, ждал моего решения. А я закрыла глаза.

- Хочешь, я уйду? – спросил он негромко.

Я так и не открыла глаз. Ещё секунда, потом качнула головой. И тогда он сделал шаг, обнял меня, как будто всю целиком руками обхватил. Уперся лбом в мой лоб, и мы так замерли ненадолго. Я чувствовала, как смешивается наше дыхание.

А потом он меня поцеловал.

Тем самым поцелуем. Так, как целовал меня только он. Со страстью и неизмеримой теплотой.

В коридоре послышались шаги, Шура заговорила с кем-то, то ли с Пал Палычем, то ли с другим охранником, сетовала на что-то, а я оттолкнула Марата, неожиданно испугавшись, что нас застанут, будто подростков. Давыдов пытался удержать меня за руку, но я успела схватить свою сумку, мои пальцы выскользнули из его ладони, а я сама поспешила к другой двери. Успела за ней укрыться, прежде чем Шура вошла в столовую.

- Марат, ты поужинал? – услышала я её голос.

Давыдов кашлянул, прочищая горло.

- Да, Шура, спасибо. Очень вкусно.

- Ну и замечательно. Марьяну-то видел? Она вернулась.

- Видел. Она ушла к себе.

- Что, даже не поговорила с тобой? Вот упрямая девчонка.

Я стояла за дверью, слушала всё это, Шура продолжала разглагольствовать о фамильном упрямстве Дегтяревых, Марат молча слушал, и я была уверена, что поглядывает на дверь, за которой я укрылась. Я попятилась к лестнице, побежала наверх.

- Шура, ты бы шла отдыхать, устала за целый день, наверное, - услышала я голос Марата уже издалека. Ответ Шуры до моих ушей уже не донесся, я вошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь.

Сердце колотилось, щеки горели огнем. Я подошла к зеркалу, и некоторое время смотрела на своё отражение. Взгляд взволнованный и лихорадочный, лицо пылает.

Я протянула руку и щелкнула выключателем, свет в комнате погас. Затем неспешно разделась, легла в постель. Всё будто в полусне.

Мне казалось, что весь дом затих, замер в ожидании вместе со мной. Я вся превратилась в слух, тишина казалась не пустой, а какой-то звенящей, наполненной. А потом шаги, размеренные, спокойные, и я снова зажмурилась. Дыхание сбилось от волнения, и, кажется, вспотели ладони. А дверь уже открылась, Марат вошёл, затем я услышала, как в замке повернулся ключ.

Давыдов ничего не говорил, не делал никаких лишних движений, я открыла глаза, и смотрела, как он спокойно раздевается в полумраке комнаты. Раздевается и смотрит на меня.

«Я совершаю ошибку», продолжал скулить мой внутренний голос. «И потом будет очень плохо, невыносимо плохо».

«Как-нибудь справимся», ответила я ему, а к Марату протянула руки.

- Как же я скучал по тебе. – Давыдов взял меня за подбородок, заставляя замереть и смотреть ему в глаза. Несмотря на то, что пальцы его достаточно крепко держали моё лицо, прикосновение к моим губам было очень нежным.