- Маш, я же говорю, у нас очень традиционная семья. Со своими порядками.
Он поднялся, а я съехала по мягкому подлокотнику кресла вниз, на место, где он сидел секунду назад. А сама всё продолжала за Маратом наблюдать.
- Но ты же не живёшь этими традициями, - заметила я.
Давыдов усмехнулся.
- Я не очень чуткий сын. Правильный сын жил бы так, как учили его родители.
- А как тебя учили родители? – всерьёз заинтересовалась я.
- Отучился, нашел работу, взял бы в жёны девушку из порядочной татарской семьи. К тридцати годам уже обзавелся бы парочкой наследников. И жил для своей семьи, ради её благополучия.
Я внимательно его выслушала. Решила уточнить:
- Ты не хочешь жениться и заводить детей?
Марат посмотрел на меня, немного удивлённо.
- Хочу. Просто не хочу, чтобы мне диктовали, когда и с кем мне это делать. – Улыбнулся. – Бунтую я, Маша.
- А-а, - протянула я с видимым облегчением. А потом с моего языка слетел вопрос, который отчего-то беспокоил меня уже некоторое время после разговора с отцом: - Марат, ты мусульманин?
- Конечно, - ответил он без всякой заминки. – Тебя это беспокоит?
Я тут же качнула головой.
- Нет. Не хочу, чтобы тебя это беспокоило.
- В каком смысле?
- В том смысле, что я не мусульманка.
- Понятно. Папа дал почву для размышлений?
Я в ответ лишь плечами пожала. А Марат подошёл, положил большую, горячую ладонь мне на голову. Папа так иногда делал, будто заявлял свои права.
- Меня это не беспокоит, солнышко. Если бы беспокоило, я бы давно женился. На мусульманке, на татарке. На той, кого выберет отец.
Я после его слов удивлённо моргнула.
- Отец выберет? – вырвалось у меня. – Так ещё делают?
- Иногда, - с неохотой проговорил Марат, по всей видимости, придя к мысли, что слишком много лишнего наговорил. – Для старших сыновей всё ещё выбирают подходящую партию.
Он отошёл от меня, а я обернулась ему вслед. Спросила:
- Ты поэтому уехал в Москву?
- Маш, - попросил он, - давай закончим этот разговор. Честное слово, с утра раннего ты меня озадачиваешь.
Конечно, я замолкла. Он попросил, и я не стала спорить, замолчала. Хотя, внутри у меня всё бурлило от невысказанных мыслей и предположений. Мне так хотелось всё прояснить, понять для себя, что беспокоиться мне не о чем, но желание Марата уйти от конкретного ответа, меня только больше растревожило.
Если не брать во внимание ситуацию с нашими культурными и семейными различиями, то наши отношения с Маратом, развивались бурно и бесконфликтно. Даже папа перестал воспринимать присутствие Марата в моей жизни с подозрением. Я наслаждалась нашими отношениями, на самом деле, радовалась тому, что смогла найти по-настоящему родственную душу. Человека, с которым можно и посмеяться, и поплакать, уткнувшись лицом в его грудь, из-за каких-то женских неприятностей или просто из-за дурного настроения. Марат спокойно относился к женским капризам, по всей видимости, сказывалось наличие двух сестер в его жизни. Мне нравилось, что он был всегда собран, серьёзен, и, кажется, готов ко всему. Мы проводили много времени вместе, ездили отдыхать, путешествовали, обросли кругом друзей и приятелей, с которыми встречались в свободное время, и я, признаться, далеко не сразу поймала себя на мысли, что наши друзья и приятели, являются новыми людьми в моей жизни. Они все пришли в мою жизнь через Марата. А мои школьные и студенческие подружки и друзья как-то потерялись в жизненном круговороте. Рядом со мной теперь редко обсуждали новые тренды в одежде, покупку новой сумочки или то, как построить отношения с понравившимся мальчиком. Молодые симпатичные девушки появлялись в моём круге общения только в качестве возлюбленных друзей Марата. И за столом или на отдыхе куда чаще обсуждались возможные сделки, контракты, выгодные вложения и инвестиции. А ещё командировки за границу, процентные ставки и покупка нового автомобиля на полученные годовые бонусы. И мне всё казалось таким захватывающим, таким взрослым. На меня, наконец-то, не смотрели с любопытством и осторожностью, узнавая, чья я дочь. Как оказалось, в этом круге общения я была своей, пусть и не понимая полвины из того, что слышала из уст этих людей. Но я была дочерью Александра Дегтярева, и я, наконец, осознала, что своей фамилией, своим отцом я должна гордиться, а не стесняться из-за того, что за моим плечом почти всегда маячит охранник.
Теперь о моей безопасности заботились сразу два человека – отец и Марат. И неизвестно, кто больше.
- Ты с ума сошла? Какой торговый центр с подружками? Что значит, ничего не случилось? – причитал разгневанный отец.
- Как ты могла отпустить охранника? – вторил ему Давыдов. – Кто ему позволил тебя слушать? А если бы с тобой что-то случилось, Маша? Теперь ты в магазин ходишь только со мной!
- И слышать не хочу никаких возражений! – будто в унисон заканчивали они, наверняка, не догадываясь, что вторят друг другу. А, может быть, и догадываясь.
А я… я тогда смеялась, и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Я была нужна, необходима двум самым важным для меня мужчинам. И никогда с ними не спорила, даже когда мне хотелось протестовать. В том возрасте я вдруг осознала, насколько чужая забота может быть дорога.
Я знала, что папа очень внимательно следит за нашими с Маратом отношениями. Знала, что он следит за ним, иначе быть не могло. Думаю, и Марат знал, чувствовал пристальное внимание, но никогда с моим отцом не спорил. Наверное, тут сыграло роль его воспитание. Он не привык оспаривать решения главы семьи. А тут еще я, единственная папина дочка, в которой он души не чает, и когда папа со своими беспокойствами и присмотром откровенно перебарщивал, Марат воспринимал это, как должное. Однажды я осторожно спросила его, злится ли он на отца. Но Давыдов только покачал головой, отрицая.
- Нет. Это его обязанность – заботиться о тебе. Для этого все средства хороши. Я бы вел себя также.
- Марат, Пал Палыч, - попыталась я донести до него, всё также подбирая слова, но Давыдов меня перебил:
- Марьяна, я знаю. Знаю, что он меня постоянно проверяют. Расслабься. – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – Я знал, в кого влюбляюсь. По-другому быть не могло.
Когда Марат затрагивал тему любви, говорил, что любит, что дорожит мной, я всегда расплывалась в дурацкой, счастливой улыбке, ничего не могла с собой поделать. Марат не из тех мужчин, которые легко рассыпались в комплиментах, признаниях и обещаниях. «Люблю» он говорил редко, поэтому когда это слово слетало с его губ, как бы само собой, мне казалось это очень ценным.
То есть, бесценным.
Наверное, своим спокойствием и целеустремленностью в плане наших с ним отношений, Давыдов всё же сумел задобрить моего отца. Точнее, завоевать его доверие настолько, что Александр Дегтярев смирился с тем, что в моей жизни появился этот мужчина, всерьёз и надолго.
Как-то я подслушала его разговор с Шурой. Спускалась к завтраку, и услышала имя Марата от отца. Остановилась за дверью, хотя, и понимала, что это неправильное поведение. Подслушивать – некрасиво. Правда, зависит от того, что и кого подслушивать. Порой необходимо.
- Что делать с Марьяной будем? – задал отец Шуре вопрос, причем, тон его был не слишком радостным, скорее, смиренным.
- А что с ней делать, Александр Григорьевич? – подивилась та. – Любит она его. И он её любит.
- Думаешь?
- Марат – хороший молодой человек, - выдала тогда Шура свою любимую присказку. – Ответственный, положительный. Сами же видите.
- Да ничего я не вижу, - выдохнул тогда отец. – Вижу, что ничего у них не заканчивается. А я не знаю, что со всем этим делать.
- Не надо ничего делать. Поженятся, внуков вам нарожают. Плохо, что ли?
Я тогда замерла за дверью, почти не дышала, зато улыбалась, как дурочка. Я была уверена, что отец сейчас с Шурой согласится, и моя жизнь, моя участь изменится именно в этот момент. Свадьбу я хотела. Платье белое хотела. И чтобы Марат рядом, и чтобы – муж.
