Но зачем-то перезвонила. Сама. Через два дня.

Это была та самая сумасшедшая любовь, невероятное чувство нежности и душевного подъема по отношению к другому человеку. Я никогда подобного не чувствовала, поэтому всецело погрузилась в пучину чувств и удовольствий, совершенно позабыв о том, что мне нужно быть осторожной и аккуратной. О чем мне без конца твердил отец.

- Я, конечно, понимаю, что ты молодая, - осторожно выговаривал он мне, через некоторое время приметив моё приподнятое и мечтательное настроение. – Для твоего возраста нормально влюбляться, я бы даже сказал, необходимо, но, Марьяна, надеюсь, ты помнишь о том, что должна быть осторожна. Как никто.

- Папа, я всё помню. И я всегда осторожна, ты же знаешь, - почти пропела я. Подошла к отцу и обняла того за плечи, склонилась к его щеке. – К тому же, тебе не нужно беспокоиться по поводу Марата. Он не глупый юнец, и не совершает бездумных поступков.

Отец хмуро сдвинул брови.

- Даже не знаю, успокоила ты меня или наоборот растревожила. Марьяна, кто он?

Я отошла от отца, легко пожала плечами.

- Замечательный человек и всё.

- А ты не хочешь познакомить меня с этим замечательным человеком?

- Ты считаешь, что пора?

- После твоих намеков, да, считаю. Сколько ему, кстати, лет, и где он работает?

Я вздохнула.

- Папа, я ещё ничего не сказала, а ты уже устроил допрос, - укорила я его. – Поэтому я и думаю несколько раз, прежде чем тебя с кем-то познакомить.

- Ты же знаешь, что я всё равно узнаю.

- Знаю. Поэтому не буду спорить и познакомлю. Но пообещай, что ты не будешь суровым и ворчливым. Папа, - позвала я, дождалась его ответного взгляда, - он мне, на самом деле, нравится.

Знакомство отца и Марата прошло в несколько напряжённой атмосфере. В принципе, это было ожидаемо, но я всё-таки надеялась на другое. На то, что эти двое тут же найдут общий язык. Не знаю, почему мне это казалось таким важным. К моменту знакомства папы и Давыдова, мы с Маратом встречались всего ничего. Несколько недель. Поначалу в кафе, затем бродили по улицам, разговаривали, катались на роликах в парке. Точнее, каталась я, а Марат держал меня за руки и ловил при необходимости, когда я вот-вот готовилась приземлиться на асфальт. Очень хотелось показаться ему умелой и грациозной, но вышло, честно, не очень. Но Марат смеялся и меня хвалил. С ним мне было легко и весело, и спокойно.

А ещё он не спрашивал, кто мои родители, из какой я семьи, и даже услышав как-то мою фамилию, никак не отреагировал. Я специально за ним наблюдала.

- Почему ты ничего обо мне спрашиваешь? – не удержалась я как-то от вопроса.

Мы с Маратом сидели на открытой веранде ресторанчика, с видом на Москву-реку, встретились во время его обеденного перерыва, он обедал, а я на него смотрела. С тем самым дурацким ощущением счастья, когда насмотреться на любимого человека не можешь.

Он тогда на меня взглянул, немного удивленно, пожал плечами и сказал:

- Я и так всё знаю.

- Знаешь? – переспросила я. Что ж, его ответ всё объяснял. Раз знает, значит, и вопросов у него быть не может.

- Ты молодая, красивая, веселая, - сказал он. – Ты доверчивая, а это значит, что твоя жизнь достаточно проста. То есть, ты не из тех, кто приехал в Москву учиться или устраивать свою жизнь. У тебя и без того всё есть. – Я внимательно слушала его, не перебивала. А Марат поднял на меня вопросительный взгляд. – Ты из приличной, обеспеченной семьи. Единственная дочка?

Я коротко кивнула.

- Да.

Давыдов внимательно смотрел на меня, потом улыбнулся.

- Это мне в тебе и нравится.

- То, что я из обеспеченной семьи?

- То, что ты счастливая. Хотя, знаешь, это тоже удивительно. Обычно избалованные дети капризны и придирчивы, а ты совсем другая. Это твой характер, ты очень легкая.

Тогда мне казалось, что Марат говорит мне комплименты, что он меня хвалит, это сейчас, спустя годы, я всерьёз бы призадумалась, а насколько интересна мужчине легкая, неконфликтная, удобная женщина? А тогда я, глупая, радовалась. Старалась, чтобы ему со мной было комфортно, весело и именно легко.

- А ты? Единственный ребенок?

Мой вопрос его удивил. Марат хмыкнул и проговорил:

- Нет, конечно.

- Почему – конечно? – переспросила я.

- Потому что я из традиционной татарской семьи, милая. В татарских семьях редко бывает по одному ребенку. Я старший сын, у меня ещё две младшие сестры. Самая младшая, Наиля, твоего возраста.

Я с интересом слушала, кивала.

- Где она учится? В Москве?

- Моя семья из Казани. А Наиля не учится, в прошлом году она вышла замуж. У меня уже трое племянников. – Марат улыбнулся. – У средней сестры сын и дочка, и у Наили недавно родился сын.

Я улыбнулась, правда, заметила:

- Мой папа бы сказал, что это очень рано. Он до сих пор разговаривает со мной так, будто мне семь.

- Я самый несговорчивый в семье, - признался тем временем Марат. – Старший сын, должен был давным-давно обзавестись семьёй, а я вместо этого уехал в Москву, карьеру строить. Отец на меня злится.

- Придет время – женишься, - легко ответила я. – Для этого же надо влюбиться, встретить свою вторую половинку.

Марат поднял на меня глаза, некоторое время разглядывал мою дурную, влюбленную улыбку, после чего негромко проговорил:

- Ну да. Это непременное условие.

Марат весь будто соткан был из противоречий. Два мира словно сошлись в нём, традиции и строгое восприятие действительности, которые ему внушали с детства, и его приверженность к столичной жизни, к её возможностям и соблазнам. Намного позже я поняла, насколько его мучает этот выбор.

Знакомство с моим отцом, как я уже сказала, прошло несколько напряжённо. Я волновалась, когда пришло время признаться Марату в том, что мой отец желает с ним познакомиться. И это не банальное мужское рукопожатие, что Александр Дегтярев, по своей привычке, к моменту знакомства с другом дочери, наверняка всё будет про него знать. А это, знаете ли, неприятно, когда люди опасаются сводить с тобой близкое знакомство лишь потому, что знают – проверку они могут не пройти. Да и не хотят проходить.

Поэтому я здорово волновалась. Мне казалось, что Марат из тех, кто может гордо развернуться и уйти. А я к тому моменту жила мыслью, что понятия не имею, не помню, как жила до знакомства с ним. Всего каких-то два месяца, а моё сознание, моё мироощущение кардинально поменялись.

- Он мусульманин? – спросил меня отец, когда Марат покинул наш дом после ужина, за которым все сидели с очень серьёзными лицами.

- Я не знаю, - растерялась я. – А какая разница?

Отец смотрел на меня с какой-то печалью, после чего вздохнул и сказал:

- Разница есть. Для него и его семьи – точно.

Я тогда задумалась над словами отца, но его серьёзности так и не поняла. Для меня такая вещь, как религия – особой роли не играла. Какая разница, во что люди верят, если они любят друг друга? Один может верить в одно, другой в другое. Но какое отношение это имеет к любви?

Марат, после знакомства с моим отцом, тоже показался мне призадумавшимся. Я заметила, но очень боялась задать ему какой-то вопрос. С тревогой ждала, что он скажет мне, что для него это слишком. Слишком трудно, слишком серьёзно, слишком нараспашку. Ведь отец не позволит ему ничего скрыть. Чтобы быть спокойным за единственную дочку, докопается до самого дна души любого человека, все тайны и скрытые помыслы вытащит наружу.

- Значит, ты дочка того самого Дегтярева, - сказал он мне при следующей встрече. И у меня внутри всё похолодело от его тона, если честно. А еще Марат так смотрел на меня, очень внимательно и серьёзно.

- Это что-то меняет? – задала я конкретный вопрос.

Давыдов помедлил с ответом, но затем качнул головой.

- Нет. Но ты могла бы меня предупредить.

- Если бы я тебя предупредила, ты не пришел бы к нему на ужин.

- Почему ты так думаешь? – Я уклончиво пожала плечами, а Марат сказал: - Он практически легенда в мире бизнеса. Поверь, я пришел бы просто из любопытства.