(23 июля, суббота) /.../ В полдень опять измерили широту и определили ее в 69°30', и чтобы лучше понять обстановку, подошли на яхте к берегу. Здесь было очень мелко, совсем как у Светоноса, и побережье здесь такое низкое, что мы не могли выйти на берег, не замочив ног. Пляж состоит из коричневатого песка, с примесью глины и мелкой гальки. Мы нашли там маленькую пересохшую речку, в которой было чуть-чуть воды. Мы поднялись по ней, и поскольку был отлив, можно было идти, почти не намочив ног. Очень скоро мы нашли признаки того, что здесь недавно было несколько людей, так как мы обнаружили место, где еще недавно разводили огонь и для этого рубили дрова, и еще другие несомненные признаки. Мы пошли дальше по сухому руслу вглубь суши и вдоль других длинных лощин, где тек ручей, и нашли целый киль большой лодьи, длиной около 40 футов, с пришитыми к нему досками; другие доски от боков лодьи лежали поблизости, так что похоже, что она прямо здесь и развалилась, хотя это очень далеко от берега моря. Здесь лежало также много плавника, по виду также принесенного морем, что представляется очень странным, как и откуда все это могло сюда забросить. /.../ Вдали на материке мы заметили поднимающийся к небу дым, так что там должны жить люди. Однако со стороны моря не видели совсем никаких людей и ничего, похожего на дома.

(25 июля 1594 понедельник)... Северная сторона, которая, по нашим представлениям, является островом Вайгач, выглядит более крутой / обрывистой, но сверху там также плоская поверхность; со стороны же воды много серых утесов, в некоторых местах скальные обломки, между ними серый галечный пляж, точно такой же, какой мы видели на острове Вайгач, когда были там первый раз. На самом первом, самом выдающемся мысе[485] видели много деревянных крестов, по поводу которых можно предположить с достаточной долей уверенности, что тут часто бывают русские, хотя мы не заметили поблизости ни домов, ни людей. Оба берега извилистые, с бухтами и мысами, особенно с северной стороны. /.../

Этим признакам все были очень рады, так как почти полностью убедились, что это настоящий пролив, выводящий с другой стороны в открытое море. (Наши люди на яхте) Подплыли также к берегу с северной стороны, который мы считали островом Вайгач, в чем уже не сомневались. Нашли там снова деревянный крест и свежее кострище с наколотыми дровами, в земле было сделано много ловушек, видимо, чтобы ловить песцов и соболей. Нашли также большое количество рогов косуль и северных оленей, некоторые прямо с головами, обглоданными до кости, что, вероятно сделали волки и медведи, которых они видели, как им показалось, издали. Других признаков людей или человеческого жилья они больше не заметили, а поскольку темнота, град и снег усилились, они вернулись на борт, ожидая улучшения погоды, чтобы продолжить путь.

Здесь мы измерили широту и определили ее в 69 градусов 43 минуты, находясь на расстоянии выстрела от пролива близ Вайгача, которому мы дали название Нассау. Эта каменистая суша, близ которой мы находились, является, по-видимому, островом[486] /.../, хотя точно увидеть это мы не смогли.

(С. 75) Когда мы первый раз шли мимо этого берега и пролива на юг, эта земля казалась издали несомненным островом, лежащим посередине устья и оставлявшим с двух сторон проход, как описано выше. Но когда мы приблизились и вошли в проливчик, ведущий в бухту, то стало видно, что коса, казавшаяся островом, соединяется с северным побережьем и образует выдающийся мыс, на котором, как мы думали, стояли кресты и где адмирал поставил створный знак. Эта коса простирается на SO и NW на расстояние около полумили /.../

27 июля, в среду, была такая же погода и тот же ветер, но к полудню начало проясняться, показалось солнце, хотя ветер оставался прежним и таким же сильным. Когда прояснилось, мы поплыли к земле прямо напротив нас, туда, где был, как мы считали, остров, направляясь к тому месту, где суша образует единственный наклонный песчаный пляж среди отвесных каменистых берегов, и глубина была, соответственно: 8, 7, 6, 5, 4 сажени, естественным образом уменьшаясь, пока мы не оказались на расстоянии брошенного камня от пляжика, где легко могла причалить наша яхта, так что нам удалось посуху выйти на берег. Этот наклонный пляж состоит из мелкой серой гальки, перемешанной, как кажется на первый взгляд, с серым песком; но если взять это в руку, то отчетливо видно, что все это тоже камушки, которые, по-видимому, таким образом растут, так как они похожи на зернышки песка.

Мы обнаружили, что у этого острова с восточной стороны есть неподвижный закрытый водоем[487], который почти совсем отделяет его от остальной суши, так что только с южной стороны и с северной стороны между морем и этим внутренним водоемом есть узенькие песчаные перемычки, которые во время высокого прилива уходят под воду, так что это вполне можно назвать островом в силу его вышеописанной отделенности, а также потому, что на нем есть собственная возвышенность. На крайней оконечности, на южной стороне острова, стоит две или три сотни деревянных идолов, как малых, так и больших, вырезанных из дерева, плохо и неумело обработанного; нетрудно заметить, что они изображают человеческие фигуры; они стоят наклонно, прислоненные к опоре, и повернуты лицом к востоку, а вокруг них множество рогов северных оленей, которые там, как представляется, были принесены в жертву. Эти рога и идолы издали показались нам крестами, вроде тех, что мы раньше находили тут и там на разных мысах, о чем говорилось выше. Но теперь мы обнаружили, что это идолы лапландцев или финнов или других местных жителей, придерживающихся языческих верований, что вполне ясно по этим знакам. Я вижу только одно объяснение тому, что здесь столько фигур идолов, составленных в одном месте: думаю, что всякий раз, когда кто-то умирает, сюда, на этот жертвенный холм, привозят еще одну деревянную фигуру. Это подтверждается и тем, что мы нашли здесь фигуры, совсем сгнившие и истлевшие от времени, а также несколько совершенно новых, сделанных недавно. Некоторые из них изображали мужчин, другие женщин, а отдельные детей, некоторые мужчину и женщину вместе, подобным же образом на некоторых было вырезано по четыре, пять, а то и семь, восемь и еще больше лиц, одно под другим, словно изображения целых семей. Возможно, в какое-то время года они совершают сюда паломничество, и тогда каждый оставляет здесь фигуру со своим изображением. Видели здесь также подобие носилок с вертикальными столбиками, на которых также вырезаны лица; можно предположить, что на таких носилках они несут деревянные изображения во время своих процессий. Сначала мы подумали, что это кладбище с местами захоронений, но не обнаружили никаких признаков могил и никаких других костей, кроме вышеуказанных оленьих рогов, которые лежали кучами. Других признаков домов или людей мы здесь больше не нашли, хотя порядком походили по земле в разных направлениях. Но по этим деревянным фигурам-идолам достаточно очевидно, что здесь обитают люди. Однако где именно они живут — этого мы обнаружить не смогли.

/.../ На этой земле очень много озер или замкнутых водоемов с неподвижной водой, которая великолепно чиста и свежа, и как ни странно, на самом верху Острова с идолами, недалеко от мыса, на котором стоят сами идолы, есть круглое озеро с пресной водой.

(С. 79) Вечером мы разговаривали с людьми Адмирала, которые рассказали нам, что накануне были на южной земле, вдевятером или вдесятером, имея при себе лишь одну или две пики. Поскольку с северной стороны они никогда не встречали людей, то и здесь не думали встретить кого-нибудь с враждебными намерениями. Сойдя на берег, они приблизились к избушке, около которой снова нашли уйму идолов, которые были аккуратнее выполнены, чем идолы на северной стороне, и отполированы. Моряки рассказывали, что у этих идолов глаза и соски на груди были сделаны из олова. Постояв там недолгое время, они увидели приближающегося к ним на санях человека, а сани были запряжены тремя оленями. Увидев его, наши товарищи пошли ему навстречу, чтобы попытаться поговорить с ним или как-нибудь еще узнать от него что-либо. У него был с собой лук со стрелами. Увидев, что у наших в руках только одна пика, он прицелился из лука, а также взял в руку пику, которая у него тоже имелась; этим он хотел показать, что не собирается признавать наше преимущество. Но поскольку наши моряки все вместе на него наступали, он подпрыгнул и издал клич, после чего из долины выскочило около тридцати человек, все на санях, запряженных двумя или тремя оленями. Они в один миг почти окружили моряков и заняли сторону побережья перед яхтой, так что моряки оказались в очень тяжелом положении. Но потом набрались мужества и пробились сквозь них, да и местные отступили, опасаясь, что вдруг наши еще сидят где-то в укрытии и могут напасть на них сзади, а иначе местные могли легко захватить наших, хотя возможно, что они и не хотели причинять никому вреда. Как только наши взошли на яхту, они тотчас отчалили от берега и поставили парус, и после этого на берег пришло еще пятеро из всей толпы и некоторые стали стрелять в наших стрелами, но не нанесли ущерба, так как яхта была уже вне пределов досягаемости. Они рассказали, что местные жители были крупного сложения, но об их облике и одежде ничего сообщить не могли, так как испуг не позволил им ничего рассмотреть. После этого их сообщения нам захотелось выяснить, если представится случай, нельзя ли у местных жителей получить какие-нибудь сведения, применив хитрость и изобразив дружелюбие, чтобы узнать побольше об этих местах, хотя мы не очень понимали, как сможем понять их язык. /.../