Обняла Диму, подставила шею для поцелуев.

Где же ты раньше был? Почему встретился на моем пути, когда столько дров вокруг уже наломано.

У меня есть дурацкая привычка — голова никогда не отключается. Вовремя секса с Пашкой, я могла думать, что порошок закончился или кондиционер для белья не сильно пахнет, нужно заменить.

И сейчас, когда хочется раствориться в этих ощущениях, мозг приносит следующую волну непонятной информации, например, Элю сегодня не видела, жива она там.

— Юль, у тебя новый приступ дистонии? О чем думаешь?

Димитрий смотрит на часы, медленно встает с кровати. Жду, что он пригласит встретиться вечером.

— Кстати, я походу тебе мужика нормального нашел, — говорит так обыденно, как будто про поход в магазин рассказывает.

— Это ты про себя?

— Нет, я вчера тебя сосватал одному парню, но вот щас, пока мы целовались, я подумал, что поторопился.

— Что? Меня, куда сосватал? Я учитель, не эскортница, не надо со мной так, — повышаю голос. — Я не товар!

— Да, я в курсе, — он подбирает пиджак. — Ладно, не бей голову. Это я так.

И ушел.

Ну что за ерунда? Сначала он меня целует, обнимает, а потом он собирается меня кому-то передать? Больше не поддамся на его чары, не нужно мне этого всего. И мужика нормального мне тоже не надо.

И сейчас я поймала себя на мысли, что еще чуть-чуть и я стану, как Эля. Привыкну к вниманию, буду ждать поглаживаний и обниманий. А потом что? Заливать эмоции, устраивать скандал, биться головой? Мое сердце точно не выдержит.

Размышление прерывает Милада.

— Юлия Анатольевна, как вы? Как здоровье? — голос успокаивающий.

— Я могу вам жаловаться?

— Конечно, — услышала тут нотки материнской любви и заботы. — Зайти?

Умылась, заметила в глазах блеск

— Ох и Юлия Анатольевна, — Милада зашла с двумя чашками кофе. — Очаровала Дмитрия?

Милада ставит чашки на стол, делает вид, что принюхивается, потом строит строгое лицо и строго смотрит на меня.

— Чьими это духами здесь пахнет? Этот запах я знаю с тех дней, как переступила порог этого заведения.

Загадочно киваю.

— Дмитрий, ой, Дмитрий Игоревич, принес меня в комнату.

— Ага, и по концентрации запаха, кажется, надолго задержался.

Милада присела на стул, где несколько минут назад лежал пиджак Дмитрия. Громко отхлебнула кофе, сморщилась.

— Не люблю я кофе, но вина, прости, нет. Жажду подробностей. Про интим можно скрыть.

— А не было никакого интима. Вообще ничего не понимаю, — я залезла с ногами на кровать. — Он какой-то загадочный, не понимаю, что он хочет. То он приводит меня в парс, потом говорит, что отдаст меня какому-то другу.

Милада закусила губы, потом усмехнулась.

— Ааааа. Поняла. У нас скоро будет большое мероприятие. Я его называю смотрины, такой своеобразный бал, приедут мужчины, красиво оденутся наши девочки. Пообщаются, кто-то к кому-то присмотрится. По итогам прошлого из шестнадцати девочек только три остались без покровителя. Видимо, и тебе там есть место.

— Мне? — сержусь и негодую. — Я учитель, только учитель. И даже не смотря на огромный долг, я не согласна на иное предназначение в этом и любом другом заведении.

Милада встала, подошла к окну.

— Цветы нужно принести, — показывает на пустой подоконник. — Некрасиво, когда окна голые. Ты не кипятись и не только о себе думай. Это ты учителем пришла, а девочки за покровителем. За руку никто тащить не будет, не переживай. Не думаю, что Дмитрий тебя кому-то сосватает, он сам еще, прости, не наигрался. Ты подожди только, особо планов на него не строй. Вернее кайфуй от сегодня, и не особо думай про завтра с ним. Я тут давно, с самого начала, много всего видела, чтобы потом не было больно. На Элю глянь, да, да она немного с дурниной, но характер какой, стойкая, зубы стиснет и вперед. А сейчас с ней что?

— Где мягкий прогнется, там твердый сломается, — почему-то вспомнила бабушкину присказку.

— Я предупредила. Эли не будет с неделю, она у нас в “изоляторе”. У тебя два дня выходный по распоряжению рукводства, полежи, отдохни, нервы не трать.

Завибрировал телефон на кровати. странно, этот номер есть только у мамы и Аленки, с ними я вчера созванивалась, было все нормально.

“Мама” высвечивалось на дисплее.

— Мама? — как будто подтверждаю, говорю Миладе.

— Что-то случилось? — без “привет” говорю маме.

— Папе плохо, вызвали скорую. Если можешь приезжай, — плачущий голос на другом конце.

— Попробую.

Милада вопросительно смотрит, не произнося не слова.

— Папе плохо, мама хочет, чтобы я приехала. — начинаю плакать.

— Уточню сейчас, — она отошла от окна, взяла со стола кружку с недопитым кофе и вышла.

Сижу реву, вдруг что-то случится, а я здесь, даже маму поддержать не могу. А вдруг им деньги нужны.

Возвращается Милада.

— Дима тебя на сегодня отпустил домой, с водителем. Он с тобой войдет в квартиру, будет в больнице если надо. Думай не только о себе, мальчику нужна работа, не подведи его. немного денег перевела тебе на карту, если что-то понадобится, лекарства-связи — набери. Про притон никому не слова

Собираю вещи, размазываю слезы по щекам. Пять минут и я готова. Пока едем домой вспоминаю свое дется, молюсь, чтобы все обошлось.

Приезжает к дому родителей, мигом забегаю на четвертый этаж, открываю дверь квартиры.

Слышу смех папы, его перебивает мама. Значит все хорошо, обошлось? Смотрю на коврик — кроссовки Пашки. Чтобы это значило?

— А кто это к нам пришел, — слышу голос Пашки, он пьян. — Блудная дочь вернулась. А что это ты родителям про развод не сказала.

Тянет меня к себе, целует в щеку. От него пахнет какой-то немытостью, алкоголем и безнодегой. — Вот семейный совет проводим.

Я даже разуться не успеваю. Мне страшно, по досье я уже поняла, что Пашка не тот, кем хочет казаться. Выдыхаю. Это мой дом и мои правила. Уверенность придает то, что водитель сейчас зайдет. Ненавижу старые узкие дворы, припарковаться негде, вот я и выскочила у подъезда, а он наматывает круги, чтобы хоть куда-то боком впихнуть эту огромную “дуру” на колесах.

Захожу в комнату, на столе бутылка, закуски почти нет. Мама зашивает носки. Отцу нельзя пить, плохое здоровье, плюс культурно выпивать он не умеет, любая рюмка ведет к многодневному запою. Видно, что он уже чуть пригубил.

Осматриваю комнату, неужели мы всегда так жили? И дело не бедности, а в отсутствии уважения к себе.

Обои вверху отошли от стены, теперь они прибиты на маленькие гвоздики, клеенчатая скатерть, наверное, мне ровесница. Облезлые шторы. Тоскливо.

— А что у вас тут происходит, — смотрю на маму. По ее выражению понимаю, что она мне наврала.

— Паша к нем зашел, гостинцев принес, — слышу укор в голосе. Мама смотри из-под очков. — Зять пришел на блудную дочь глаза раскрыть.

— А меня зачем вызвали. вижу медпомощь вам не нужна.

— Ты бы по-другому не приехала. А нам поговорить серьезно нужно. Ты же молчишь постоянно, проблемами не делишься. Вас же не развели, значит, вы еще можете быть вместе. Не ожидала, что моя дочь по кривой дорожке пойдет. Не для того, мы тебе хорошее образование давали, все лучшее тебе. Не думала я, что под конец жизни мне такой позор пережить придется.

Кажется, этот урод успел уже моим родителям наплести красивую сказку, про неверную жену, обиженного и брошенного мужа. Что сказать, чтобы Пашка в драку не бросился, я пока не себя не очень хорошо чувствую, голова еще кружится, и вот такой переполох мне сейчас не нужен.

— Какую кривую дорожку?

— А вот мужчину нового, кто тебя теперь содержит? Домой ты совсем приезжать перестала. А может ты простиитуцией, прости Господи, занялась. Ты покайся, Пашка простит, и мы никогда об этом периоде напоминать не будем, — отец смотрит на меня захмелевшими глазамаи.

Вот это да, какое-то королевство Кривых зеркал. Что же Пашка за человек, никаких принципов и совести.