— Если месяц протяну, то можно и вербовать, да? — хохотнул я. И понял, что попал в точку. Роман снова смущенно замолчал.

— А почему вы думали, что через месяц я соглашусь? — спросил я. — Ведь за месяц ребята из «Нимфы» успеют стать моими боевыми товарищами, и стучать на них мне будет как-то совсем не комильфо.

— Кажется, я зря за это взялся, — вздохнул Роман. Потом поднял на меня извиняющийся взгляд. — Видишь ли, если станет известно, как именно ты к нам попал, то велик шанс, что тебя сначала поместят в карантин, а потом... гм...

— Утилизируют, как результат неудачного эксперимента? — покивал я. — Рома, да перестань ты со мной миндальничать, я не барышня впечатлительная! Иногда я даже неплохо соображаю, хотя со стороны выгляжу дурак дураком. Итак, вам понадобился шпион среди парней и девчонок, которые ходят в «тридцать вторую», потому что у вас возникли подозрения, что они слишком уж хорошо научились скрывать свою деятельность. Настолько хорошо, что это перестало помогать работе, и даже начало немного вредить. И по каким-то причинам вы не могли туда отправить местного уроженца. Пришлось что-то изобретать, и вы нашли меня. Которого вы ухватили за глотку, в том смысле, что если все раскроется, вас, как ценных ученых, пожурят, ну или в крайнем случае наденут на вас следящие браслеты и сунут в принудительный НИИ на перевоспитание, а меня сунут в печь, чтобы я вам тут пространственно-временной континуум н нарушил. Как там моя бабушка говорила? Попала собака в колесо, пищи да бежи.

Я замолчал. Роман сидел на скамейке, зажав замерзшие ладони между коленями. На меня не смотрел. Прав ли я был в этих своих словах?Или может быть, хитрый Рома, с этим своим смущенно-виноватым видом сам меня подвел именно к этим выводам? И сейчас, сказав вслух все эти страшноватые вещи, я не злюсь, что со мной сыграли втемную и навешали лапши на уши, а даже наоборот. Меня как будто все устраивает. Я прислушался к себе. Ну да, натурально. Мне все нравится. Даже под страхом бесславной смерти. Мол, а что такого? Работа интересная, сослуживцы — отличные ребята. Колени больше не болят. Да что там колени! Вообще ничего не болит, благодаря каким-то там ингибиторами теломеразы и их волшебному действию на человеческий организм. А может именно в этом все и дело?

— Рома, тебе не идет вот это вот выражение лица, — сказал я. — Ты даже почти уже начал выглядеть на свой возраст. Так что завязывай. Говоришь, нужно продержаться месяц, и потом вы со мной объяснитесь?

— А ты сможешь унять свое любопытство на это время? — усмехнулся Роман.

— Могу попробовать, — пожал плечами я. — Так-то мне действительно есть, чем заняться... Тренировки эти бесконечные. Информаторий надо освоить, пока даже не приступал. Послезавтра миссия, завтра инструктаж. Приезжает сам Илья Фурцев... В общем, мое неуемное любопытство может на какое-то время и уняться.

Роман снова с облегчением выдохнул.

А я опять подумал, что может быть, все совсем даже и не так, как я себе придумал. Просто сейчас его моя версия событий вполне устраивает. Впрочем...

— Ладно, мне уже пора! — Роман вскочил, поежился и похлопал себя по бокам. — Холодает, похоже, минусовая температура! И удачи тебе послезавтра!

— А... — я хотел еще что-то спросить, но забыл что. Да и ладно. Инструкции выданы, меня они устраивают, так что теперь осталось только Ладу раскрутить на объяснение, и все вообще будет зашибись.

Роман скрылся в темноте, где-то в том направлении хлопнула дверца машины, заурчал двигатель. Я остановился на крыльце жилого корпуса. Взялся за дверь, потом присел на ступеньку и задрал голову к небу. Тусклые звездочки подмигивали сквозь белесые штрихи облаков. Вспомнилась ночь в детстве на Кавказе, когда мы с родителями ходили в поход, и я впервые в сознательном возрасте увидел ночь. Взрослые жарили шашлыки, разливали по эмалированным кружкам вино, а я как завороженный смотрел на небо. Низкое. Бархатное. Казалось, что можно протянуть руку, и коснешься пальцами блестящих искр, рассыпанных по всему небосклону. Я убедился, что никто на меня не смотрит, и в самом деле попытался дотянуться. Потом спрятал руку, конечно. Я был маленьким, но не настолько, чтобы считать, что звезды — это такие пришитые на небо пуговицы. Заметят мой жест, поднимут на смех. А потом я увидел, как вверх протянул руку дядька с краю. И еще одна женщина. И успокоился. Раз даже взрослые так делают, значит мне тоже можно.

Но здесь в Карелии небо было высоким. Даже в самые темные и непроглядные ночи звезды не становились ближе.

— Отдыхаешь? — раздался рядом со мной голос. Я прищурился, разглядывая нежданного собеседника. Волосы на лбу торчат вечным вихром, моя бабушка про такое говорила «как корова языком лизнула». Я напряг память, вспоминая имя. Шурка, точно. Александр какой-то там из «Вереска». Я его когда первый раз увидел, еще недоумевал, почему на опасную работу принимают несовершеннолетних. Он выглядел как подросток, нескладный такой, с ясными глазами в пушистых, как у теленка ресницах.

— Небо красивое, — ответил я.

— Может, прогуляемся? — вдруг предложил он. — Есть разговор...

Я обнаружил, что наша плоть имеет уникальную способность —

превращать в идолов абсолютно все.

Пол Вошер

— Всегда сюда прихожу, когда мне надо подумать, — сказал Шурка и присел на круглый валун. Я осмотрелся, насколько это было возможно в свете неяркого фонарика. Парень из «Вереска» привел меня на невысокий лысый пригорок практически у самого периметра. На вершине причудливо разбросано несколько валунов, а из самого центра торчит скала, похожая на обломанный клык.

— Давно здесь служишь? — спросил я, тоже присаживаясь.

— Шесть месяцев почти, — ответил Шурка, глядя не на меня, а куда-то в темноту. На коленях он держал «Спидолу», радиоприемник, больше похожий на семейный раритет, чем на прибор. — Я же из Пиндушей родом. У меня родители были против, чтобы я сюда работать пошел. Говорят, что этот институт всю Карелию изгадил. Мол, не надо было тут ничего исследовать, духи обозлились, и теперь тут все проклято. А мы, мол, продолжаем лезть, куда не следует...

— Пиндуши — это же где-то недалеко отсюда? — спросил я.

— Ага, — Шурка кивнул. И стал еще больше похож на пацана лет тринадцати. Разумеется, пацаном он не был. Сюда принимали только тех, кому уже исполнилось двадцать пять. Значит он просто выглядит так. Ему бы в «Ералаше» школьников играть, никто бы подставы не заподозрил.

— Так что, можно сказать, я из дома сбежал, — с некоторой гордостью заявил Шурка. — Пытался сначала объяснить родителям, что хочу здесь служить, чтобы все исправить. Но какое там... Уперлись. Мать причитать начала, что я сгину и внуков ей не оставлю. Она даже женить меня хотела, уже и невесту подобрала. Подходящую.

Судя по его тону, наличие этой самой невесты и послужило одним из главных мотивов непопулярного в его родной деревне решения.

Я фыркнул.

— И как, не пожалел, что пришел? — спросил я.

— Ты знаешь... — начал он, но тут у него на руке пискнула плюшка. Он засуетился и начал крутить «Спидолу» у себя на коленях. Послышалось сначала шипение, потом какие-то раздражающие звуки, похожие на длинные щелчки. Звучали они явно в каком-то ритме. И, судя по тому, что когда они начались, Шурка перестал крутить ручку настройки, именно эту станцию он и искал.

— Что это еще? — спросил я.

— Подождем... — прошептал Шурка и посмотрел на плюшку. Там мерцали цифры 00:04.

Две минуты ничего не менялось. Радиоприемник издавал свои жужжащие щелчки с заданной периодичностью. Но когда цифра сменилась на шесть, стало тихо. И потом зазвучал монотонный женский голос.

— Шестьдесят три, восемнадцать, тридцать семь, двадцать два, сорок три, одиннадцать, — сложно было понять, это настоящая женщина говорит или голос синтезированный. — Борис. Елена. Харитон. Василий. Ольга. Василий. Семен. Татьяна. Елена. Федор. Анна. Иван Краткий.