Я еще крепче вцепился в спинки, хотя машина стояла на месте, и мы никуда не ехали. В любой непонятной ситуации, сначала замри. Подожди, чтобы ситуация стало понятно, что надо делать — бить или бежать.

— Настя, сколько времени? — спросил вдруг Роман.

— Без двадцати четыре, — немедленно отозвалась девушка, ни с какими приборами измерения времени не сверяясь.

— Послушай, Клим, тут очень долгий получится разговор, а у нас страшно мало времени, — быстро проговорил Роман. — В четыре на КПП пересменка, нам кровь из носа нужно успеть до нее. Так что давай ты мне на слово поверишь, что никак мы тебя не можем вернуть туда, откуда взяли. Но я клянусь, что не случится ничего плохого. И потом, если я тебе хоть словом соврал, можешь съездить мне по шее. Только не сильно, чтобы я выжил, лады?

— Это означает «лезь в бочку из-под навоза»? — спросил я язвительно.

— Ну, технически, там раньше был не навоз, конечно, — протянул Роман. — Но да, все именно так и обстоит. Ну так что? Ты нам доверяешь? Я клянусь тебе, что мы никакие не преступники и не диверсанты. Мы обычные труженики советской науки. Просто если мы сейчас чуть-чуть не нарушим правила, то нас затянет такая бюрократическая тягомотина, что... Уф... Так, Клим, давай живенько. Это чистая бочка, мы ее с оттерли с хлоркой. Так что на знак биологической угрозы не обращай внимания.

Бочка была мне была слегка тесновата в плечах, сидеть пришлось, обнимая собственные колени, и на ухабах меня подбрасывало, и постоянно казалось, что клятая бочка завалится на бок. Пахло внутри как будто в общественном сортире, заведующий которым помешан на влажной уборке помещении — водой, хлоркой и какой-то органикой, о происхождении которой я старался не думать.

Мне показалось, что мы ехали значительно больше заявленных двадцати минут. Целую вечность, не меньше. Скрюченные плечи начали ныть, затылком я постоянно ударялся о плотно притертую крышку.

«Такая вот она, сказочная реальность, — думал я. — Если бы царицу из „Сказки о царе Салтане“ и правда сунули в бочку и сбросили в море, то она бы даже сама на берег выйти не смогла после такого путешествия. А если бы бочка была просторной, то...»

Тут машину особенно крепко тряхнуло.

Будь бочка чуть просторнее, я бы...

Машина остановилась, двигатель продолжал фырчать на холостых оборотах. Синхронно грохнули обе двери. У меня даже уши заложило.

Я постарался прислушаться к тому, что происходит снаружи. Но было ни хрена не слышно. Отдаленный грохот, будто кто-то молотит изо всех сил кулаками по железным воротам. Потом вроде разговор. Роман с кем-то пререкается, но слов не разобрать.

Потом протяжный скрип.

Похоже, он убедил, и ворота ему открыли.

Голоса приблизились. Все еще неразборчивые, хотя отдельные слова понятны.

— ...эти ваши проволочки...

— ...такой порядок...

— ...разводите... только палки в колеса...

Раздался лязг, потом скрип. И голоса резко зазвучали отчетливее.

— Вот, видишь! — сказал Роман. — Все, как я и сказал.

— В бочке что? — спросил другой голос, незнакомый.

— Органические отходы, — отчеканил Роман. — На полигон везем, на утилизацию.

— Разрешение где? — сварливо проговорил некто. Судя по голосу, пожилой мужик.

— Вот же ты зануда-то! — выпалил Роман и чем-то зашуршал, будто полез шариться по карманам, полным конфетных фантиков. Потом прокричал громко. — Настя, а бумаги наши где?

— Так ты же сам их перекладывал, — откуда-то издалека раздался голос валькирии. — В бардачке посмотри.

— Открывай бочку! — скомандовал досматривающий.

— Ох, товарищ сержант, а может не надо? — медленно проговорил Роман.

— Ты мне голову-то не морочь яйцеголовый! — прикрикнул сержант. — Поступали сигналы, что кто-то контрабандой самогонку в институт возит. Давай, показывай, что там у тебя.

— Ну ладно, тебя за язык никто не тянул... — машина качнулась. Я замер, стараясь даже не дышать. Как себя вести, когда меня обнаружат, я понятия не имел. И никакой инструкции на этот счет Роман мне не оставил.

Что-то шкрябнуло по крышке, раздался негромкий хлопок, а потом зверски завоняло. И так гадостно, будто прямо в бочке что-то одномоментно сгнило и обгадилось.

— Фу, мерзость какая! — заорал сержант. — Что это за дрянь вообще?

— Я же предупреждал, что там органические отходы, — злорадно сказал Роман. — А самогонку твою наши химики могут делать в промышленных масштабах, даже не поднимаясь со стульев.

— Вот разрешение, — сказал Настя.

— Ох... Ну и дрянь, — машина снова качнулась. — Сейчас блевану... Да уберите от меня свои бумаги, будто я и так не знаю, что они у вас в порядке, у ботаников.

— Сам ты ботаник, сержант, — огрызнулся Роман. — Мог бы сразу пропустить, а не мурыжить нас тут.

— Правила такие, — сказал сержант. Потом снова раздался грохот, и машина затряслась. Роман захлопнул багажник. Голоса снова стали звучать глухо и неразборчиво.

Синхронно хлопнули дверцы. Бочку снова затрясло — машина тронулась.

Теперь Настя вела гораздо аккуратнее. Притормаживала перед поворотами, не форсировала ухабы в лоб. А может просто дорога стала получше.

И потянулась вторая половина вечности. Машина остановилась, когда я уже начал думать, что когда меня достанут из бочки, то придется ампутировать мне обе ноги, потому что чувствовать их я уже перестал.

— Клим, ты как там? — крышка бочки распахнулась. — Сам выберешься или тебе помочь?

— Что за дрянь это была? — спросил я, ворочаясь.

— Ампулу с тиоловой смесью раздавил, — хохотнул Роман. — На всех животных, у которых есть обоняние, дейсвтует безотказно. Завалялась случайно в кармане, вот и пригодилась.

— Ты бы хоть предупредил, — я ухватился руками за края бочки и попытался разогнуть колени.

— Откуда же я знал, что он проверять полезет, — Роман рассмеялся, будто он занимался чем-то ужасно веселым, а вовсе не провозил нелегала через КПП в бочке из-под удобрений. — Импровизация, получается. С ракетным топливом этот номер бы не прокатил. Ну что, как себя чувствуешь?

— Сносно, — сказал я, медленно поднимаясь в полный рост и оглядываясь.

Знак был дурной. Господин Голядкин чувствовал это и благоразумно приготовился с своей стороны ничего не заметить.

Ф.М. Достоевский “Двойник”.

Сознание возвращалось медленно и рваными фрагментами. Сначала я услышал голоса. Они пробивались будто бы через ватную стену. И доносились откуда-то справа. Наверное, этот бубнеж меня и разбудил. Вот из-за этого я и не люблю ночевать в хостелах. Я пробурчал что-то насчет придурков, которым вечно не спится, попытался повернуться на другой бок и натянуть на голову подушку. У меня это не получилось. Руки что-то держало.

Тут вернулся еще один фрагмент сознания. Я вспомнил вчерашнюю ночь, прапора Семеныча с матюгальником. Валькирию Настю и кучерявого Романа. Мне что, это все приснилось?

Уф, ну слава яйцам...

А то я чуть было не подумал, что кукушечкой двинулся.

Наверное я вчера в этом «Куйве» расслабился, поддался соблазну попробовать местные настойки, перебрал, устроился в хостеле по соседству, и...

Да что мне такое мешает на руке? Я дернулся сильнее. Определенно что-то держит запястья. И в сгибе локтя какое-то неудобство.

Стоп. А может не было никакого хостела? Может я поехал по навигатору, не вписался в поворот и... Я попытался открыть глаза.

Поморгал, восстанавливая резкость.

Да, точно. Похоже на больничную палату. Белый потолок, матовые лампы-шары, косые солнечные лучи пробиваются сквозь желтые листья за окном.

— Эй, Клим, ты как? — раздался прямо над ухом знакомый голос. В поле зрения вплыла шапка курчавых волос. — Максим, как он? Слишком долго что-то в себя приходит...

— Да в норме он, — сказал другой голос. Я повернул голову. Роман был в белом халате. А рядом с ним стоял высоченный антрацитово-черный парень. — Эй, Клим! Сколько пальцев показываю?