Днём Камалия проходила леса, а ночью старалась проходить горы. Глубокие ущелья водили кошку зигзагами, заставляя её повиноваться воли острова Чар, но Кама уже перестала торопиться и, мало-помалу, уменьшала оставшееся ей расстояние до цели. Девочке с каждым днём всё меньше верилось в то, что когда-то она была человеком, но счастливые воспоминания о мирной жизни, об их дружбе с Оби, не оставляли наследницу Дома Орешника. Держась и опираясь на них, Камалия приходила в себя после очередной охоты, заново вспоминая свою цель вернуть человеческий облик, выбраться с этого острова, убить Алатаса и возвратиться на Тиабат, а дальше этого мысли просто не шли, будто встречая на своём пути невидимое препятствие.
Архары, большие горные бараны, что обитали в горах, пахли просто отвратно, если, конечно, не были совсем молодыми, но такой Камалии пока попался только один. Их закручивающиеся широкие рога, расходящиеся от головы в разные стороны, причиняли много неудобств во время охоты, но, тем не менее, острые клинки во рту делали своё дело, разрывая горло жертвы. Кама научилась тихо подкрадываться по каменистой поверхности, где каждый камушек мог предательски покатиться вниз по склону, спугнув парнокопытного. Тогда гепарду приходилось очень постараться, чтобы догнать свою добычу и отнять её жизнь. В самом начале это удавалось сделать лишь один раз из десяти, заставляя Камалию либо голодать, либо искать мелких зверей в лесу, ещё больше выматывая юную кошку. Но сейчас каждый второй рогатый оказывался у неё в желудке.
После каждой охоты гепард вылизывала всю себя. И если в начале это вызывало дикий дискомфорт и попытки отплеваться от грязной шерсти в причинных местах, то теперь, когда прошло уже около года на острове, привычка надёжно закрепилась за девочкой, которая уже с неким перфекционизмом подходила к вопросам личной гигиены.
Этим утром Камалия спускалась вниз с горы, в ближайший месяц, по её подсчётам, она должна была достигнуть второго круга острова Чар. Но в этот раз впереди она не видела гористых возвышенностей, с обитающими горными баранами, архарами, на них. Смешанный лес простирался на многие десятки километров, плавно подводя гепарда ко второму кругу.
— Так… — перепрыгивая с камня на камень, Кама двигалась вниз, где находился очередной небольшой лесок. — Сейчас утро и мне хорошо было бы ускориться на этом участке, а также найти себе пищу на этот день.
Девочка уже поняла предел своих физических возможностей в облике зверя. Всего на несколько минут, но она была способна разгоняться до огромной скорости, двигаясь на которой от неё не могло уйти ни одно животное, но это лишь на несколько минут, а потом… Потом ровно столько же, если не больше занимала отдышка, когда Камалии приходилось замедлять бешено стучащее сердце, выпрыгивающее из груди с каждым его ударом. Потому и двигалась Кама в легком беге, сохраняя силы для рывка за своей добычей.
Смешанный лес был достаточно редким, позволяя видеть далеко вперёд. Кустов с различными ягодами тоже хватало, но девочка не увидела ни одной, название которой бы знала, а есть не пойми что было крайне рискованно. Среди ароматов хвои и лиственных деревьев Камалия чувствовала до сего момента не знакомое амбре. У всех животных оно имело свой оттенок запаха, как если бы это был цвет. В облике человека Кама не могла различать эти оттенки, но сейчас будто бы прозрела, разбирая каждый аромат на множество частей, у каждой из которых была своя причина появления. Но этот новый оттенок Камалия не узнавала, и чем дальше в лес заходила самка гепарда, тем отчётливей становилось амбре неизвестного зверя. Спустя пол дня пути оно было повсюду: им были помечены все кусты и деревья, даже в ручье, что стекал с горы, чувствовалась эта едкая вонь.
“Даже интересно, что же это за зверь? Нужно быть осторожнее… Иначе я нарвусь на кого-то похлеще манула, от которого кое-как успела сбежать месяц назад, разодрав тому нос!” — думала девочка.
Шорох за одним из деревьев ясно дал понять, что Кама находится не одна в ближайшем километре. Звук происходил из глубины леса, но вот амбре там чувствовалось ещё сильнее, чем по заранее проложенному Камалией маршруту, когда она была на горе и видела спиральную реку.
“А есть то хочется… Может это кто-то из мелких зверьков? Тогда можно было бы перекусить. Ведь обед никто не отменял.”
И гепард побежал в сторону странного шороха, выискивая глазами свою цель. Зрение девочки стало намного лучше: вертикальный зрачок позволял не терять из виду зверя при погоне, а чёрные полосы вдоль носа позволяли Камалии не слепнуть от яркого солнца. И Кама чаще стала находить себе добычу и ловить её ориентируясь, в основном, на зрение, пользуясь слухом как начальным способом определения местонахождения источника шума.
Трава была высотой до самого пуза гепарда, скрывая от неё мелких грызунов и остальную малую дичь. Но даже малое шевеление высокого зелёного настила в мгновение было замечено Камалией. Выпустив когти в землю, она рванула в сторону своего обеда, и заяц-русак побежал прочь от хищницы, выстреливая обеими лапами, словно пружинами. Гепард не отставал от зайца, быстро его нагоняя, но ушастый дураком никогда не был и, разогнав свою преследовательницу до своей максимальной скорости, оттолкнулся от дерева лапами и резко сменил направление бега. Уходя от местных хищников, он не один раз проворачивал этот трюк, оставляя с носом голодных преследователей. Но…гепард был не так прост, как предыдущие желающие съесть этого зайца. Обогнув дерево, Камалия повела хвостом в обратную сторону от её предыдущей траектории движения и так же, как и заяц-русак, сменила направление. Потом ещё раз и ещё, пока самоуверенный косоглазый, наконец, не оказался в зоне поражения передней лапы. Быстрый удар когтем по вытянувшимся лапам ушастого, и он словно разогнанное пушистое ядро, спотыкаясь и кувыркаясь по земле, заминая собой траву, влетел во впереди стоящее дерево. Подбежав, Кама вонзила в него зубы и жадно раздирая серую мясную тушку на куски, начала свою дневную трапезу. Кровь прыскала из ещё живого животного, стекая изо рта Камалии на её нижнюю челюсть, а затем и грудь.
“Так… Надо отдышаться…” — сердце колотилось, точно стук сотни барабанов, слегка резонирующих друг с другом. Уши немного закладывало от повышенного давления, и Кама посмотрела на свою добычу. Если бы кто-то пару лет назад, сказал ей, что она будет охотится вот так, а не с копьём в руке, то она бы просто рассмеялась ему в лицо. А сейчас… Сейчас разорванная туша под когтистой лапой Камалии отнюдь не вызывала смех. — “А ты вкусный, ушастик. Суслики до тебя не дотягивают, но и поймать их намного проще…” — отдышавшись девочка вновь принялась обедать, на этот раз не отрываясь от свежего, сочного, сладковатого мяса, тающего во рту, словно мякоть дикой груши.
До вечера гепард медленно возвращалась на свой маршрут, решив заночевать в кустах у дерева, где она начала свою погоню за дневной трапезой. Темнеть начало немного раньше, чем в горах. Свет солнца проникал сюда меньше из-за раскидистых крон невысоких деревьев, что укрывали обитателей леса, изумрудными сводами своих ветвей. В темноте ночного мира просыпалось множество различных зверей, которых днём было не видно и не слышно. Совы издавали тревожные звуки, сидя на верхних ветках и выискивая себе пропитание. Мыши старались скрыться во тьме, ища упавшие плоды и насекомых, которые составляли большую часть их рациона.
Камалия крепко спала, до конца переваривая мясо вкусного зайца. В её снах она снова бегала по джунглям Тиабата в облике человека с красивым резным копьём в правой руке. По первому взгляду ей показалось, что она была немного старше, чем сейчас, но почувствовать себя снова одной из людей, это было настолько прекрасно, что слёзы, пробиваясь сквозь крепкий сон, стекали вдоль носа, по пятнистой морде гепарда.
Взгляд. Первое, что почувствовала Кама после того, как внезапно проснулась глубокой ночью, был взгляд. Ощущение страха не проходило ни через минуту, ни через две после пробуждения. На Камалию двигался ужас, окружая её со всех сторон, он становился всё сильнее с каждой секундой. Высунув из кустов голову, постаравшись не дотронуться ни до одного листочка, девочка увидела множество пар разного цвета глаз. Волки кружили вокруг неё, медленно сжимая свою непроходимую блокаду.
