— Как мы здесь оказались? — молодая самка гепарда улеглась с противоположной стороны костра от Ренней.

— Начнём с того, что я уже тебе говорила, Лия. — лицо брюнетки, хоть и было наполовину скрыто за красной тканью, не теряло своей красоты, а в голосе был всё тот же пьянящий шарм. — Языка зверей я не понимаю и думаю, что вряд ли есть кто-то, его знающий…

— Это как?! То есть я теперь даже говорить с людьми не смогу?!

— Тише… Тише… Какофония кошачьих звуков не поможет тебе объясниться. Постарайся дослушать меня до конца, а затем я попробую понять твои мяукалки. Идёт?

Камалия могла лишь молча кивнуть, других точных способов донести своё согласие она не нашла.

— Отлично. Начнём с того, что мы на далёком тайном острове нашего рода. Торговые или пиратские корабли здесь появляются, в лучшем случае, раз в несколько лет. Поэтому времени на разговоры у нас с тобой будет очень много. Можешь не торопить. Если бы ты упала в воду будучи на первой стадии анимы, то непременно бы погибла от удара. Если бы ты была в облике человека, то тоже, скорее всего бы умерла. Поэтому я насильно влила в тебя огромные объёмы своей живы и заставила их циркулировать. Твоё тело не могло выдержать подобных метаморфоз и начало трансформироваться в животное твоей анимы. Ведь тебе, наверное, рассказывали, что случается с теми, кто теряет контроль над энергией своего тела, что мы называем живой?

— Нам с Оби было рано узнавать подробности… — чуть приподняла голову гепард.

— Человек поглощает природную энергию через дыхание, и, словно кузнечные меха, разогревает внутренний костёр души. Пламя костра и есть жива, а дрова, что горят и постепенно превращаются в угли, есть тело. Когда пламя начинает разгораться сильнее и становится невыносимо жарким, а тело при этом недостаточно тренированно, чтобы выдержать такую нагрузку, то лишняя энергия переходит в тату, в начале, испаряя через него влагу в четвёртой стадии, а затем и кровь, в пятой стадии анимы. Умение поддерживать неизменный уровень жара внутри своего тела и есть достижение стадий анимы. Но как только жар внутреннего костра выходит из-под контроля, как это случилось с тобой, тату трансформирует тело человека в то животное, что было на нём изображено, почти всегда без возможности вернуть человеческий облик. А так как у других животных нет тату анимы, они всегда ограничены третьей стадией её развития, что достигается у них сама собой без тех огромных усилий и работы над собой, как это бывает у людей. — Коджи сняла с огня чуть подгоревшее мясо и откусила маленький кусочек. Когда-то ведь и ей рассказывал всё это рядом с костром её собственный отец, а теперь и она рассказывает это дремлющей напротив внучке. Темнота уже давно наступила, а у Камалии явно выдался тяжёлый день. — Уже спишь? Как же давно никто не засыпал под мои рассказы, юная Ренней.

А в ответ ей прозвучало лишь лёгкое сопение большой пятнистой кошки.

***

— Да… Сам себе враг.

В высокой, почти заброшенной башне Видэона, когда-то принадлежавшей Великому дому Клёна, сидел черноволосый мужчина средних лет. Его тёмно-серые, точно грозовые облака, глаза смотрели на юг, совсем не обращая внимания на ту партию в шахнар, что разыгрывалась на столе перед ним. В этой древней игре всё зависело не только от удачи игрока, но и от его умения правильно распорядиться фигурами. Иногда партия могла затянуться на долгие часы, а порой заканчивалась всего за несколько минут. Царь Иолай не любил эту игру ровно также, как она не нравилась и его давнему оппоненту, но после встречи в детстве с тёмной королевой Ренней, он так и не смог решить поставленную ей задачку, направленную, видимо, на унижение его гордости. Задание было очень простое лишь на первый взгляд. Партия должна закончиться чистой ничьей без возможности кому-либо из оппонентов окончательно победить. А это означало лишь то, что должно остаться лишь два ребёнка вождя, две самые главные фигуры на доске. Кубик с цифрами от одного до шести разрешал ход различным фигурам. Для фигуры воина племени требовалось выкинуть от единицу и выше, для стража выкинуть нужно было не меньше двойки, для всадника выкидывалась тройка и выше, для главного охотника четвёрка, а для вождя цифра пять. Самое сложное было сыграть именно в ничью, и царь Иолай Д’Видеон не мог этого сделать уже три десятилетия. Всё царство считало его ветвь власти самыми мудрыми правителями, но каждый раз играя партию с самим собой, седая прядь на челке напоминала ему о невозможности предугадать все варианты бросков кубика и ходов, следующих за ним.

— Иолай! — на башню с прекрасным видом на Видэон и его окрестности поднялся брюнет с короткими волосами, изысканными усами и бородкой. Его вертикальные зрачки ярко-красных глаз пугали окружающих, но не его брата, кто, как и всегда в это раннее утреннее время, играл в шахнар на заброшенной башне клёна. — Пришли вести с юга. Не самые приятные…

— На юге должны были занять Порт-о-Сент эйды под командованием адмирала фон Гаррена. Я настоял в разговоре с послом Эйдоса, чтобы именно этот воин моря отвечал за уничтожение того центра контрабанды товаров и торговли людьми. — мгновенно среагировал Иолай. — Зейн, ты знаешь Акамира не хуже меня, что у него могло пойти не так?

— В этом случае всё было как должно, за исключением огромного нюанса… — Зейн Д’Видеон сел напротив брата и скинул рукой все фигуры шахнара на пол.

— Я так понимаю у тебя был весомый довод для скидывания моих фигур.

— Ты сам всё поймёшь, когда услышишь. На деревню Торгейн напали и пытались похитить лук Вимуров.

— И Изая вонзил им пару стрел промеж глаз?

— Конечно, примерно так всё и закончилось, но…

— Но?

— Хоть лук и не смогли украсть, в то время в деревне находилась дочка Ганджи и сын Эобара Эмека. А напал на деревню бывший сотник рантаров, Алатас.

— Что с ними случилось?

— Изая потерял руку, лук остался при нём. Но главарь банды всё равно сбежал, пусть и сильно раненый, судя по рассказу очевидцев.

— Ты чего-то недоговариваешь…

— Алатас похитил дочку Бадда, Камалию. И унёс её в неизвестном направлении.

— Мать моя, Природа! Бадд знает?!

— В том то всё и дело, он узнал очень быстро, намного быстрее, чем эта новость пришла к нам.

— Его надо остановить, Алатас наверняка не знал о том, кого именно украл и продаст её подороже какому-нибудь контрабандисту или пирату или…

— Всё уже произошло, брат. Бывший сотник рантаров успел побывать в Порт-о-Сенте до того, как этот порт захватил Акамир, а после скрылся. По сообщению Акамира на него напал Ганджи Бадд, думая, что это эйды организовали нападение, и перебил целый взвод солдат, устроив кровавую резню в захваченном порту. Фон Гаррен сумел его образумить и даже отпустил на дальнейшие поиски дочери, но с одним условием… — Зейн закрыл ладонями лицо и тяжело вздохнул, стараясь набраться сил для того, чтобы выдать самую важную часть истории.

— Договаривай, Зейн! Что за условие?!

— После того, как Ганджи найдёт и вернёт дочь, или убедится в её гибели, он должен сдаться в плен империи Эйдос.

— Что?!!! Это невозможно! Он не может сдаться в плен! Я столько уговаривал Перлея не преследовать Адеолу, сбежавшую с Ганджи, только потому что этот воин сделал для нашего царства больше, чем кто-либо.

— Ты правда так думаешь? Правда думаешь, что Ганджи Бадд, наш общий друг, не совершил тогда на Берегу Лун роковую ошибку, поставившую крест на попытках договориться о воссоединении и восстановлении целостности царства Гринтерра.

— Император Эйдоса ни за что не пойдёт на это. Я знал об этом раньше, уверен и сейчас. Единственный человек, способный пойти на этот шаг, это Ирон фон Ридас, посол Эйдоса и его наследный принц. А с нынешним императором можно лишь беседовать о мире, не более.

— И всё же… Ты что-то уже придумал? — Зейн внимательно посмотрел на своего брата, что с любопытством разглядывал фигуры шахнара раскиданные по полу.

— Дети вождя… — две главные фигуры двух сторон лежали вместе, не давая укатываться друг другу, в то время как все остальные были перемешаны. — Нам срочно нужен посол Эйдоса. Нужно спасать Бадда, ещё раз…