— Ладно! — кивает она, — А дальше что?

— Хороший вопрос, — одобрительно хмыкаю, — А дальше: твой выход! Ты актрисой никогда не мечтала стать?

— Ну, так — как всех девчонок, периодически накрывало. А ты это к чему? — подозрительно прищуривается девушка.

— На «Оскар» хочу тебя номинировать, — немного нервно гыкаю я, — За роль раненой потеряшки в фильме: «Женское коварство не имеет границ».

— Не поняла?

— Чего же тут непонятного? — удивляюсь я, — Сценарий прост, как сама жизнь. Ты, моя прелесть — ложишься у него на пути. Громко и жалобно кричишь: «О, боги — моя нога! Спасите-помогите, люди добрые! Не дайте сироте пропасть в расцвете лет»! Он подходит. Пусть даже без желания помочь, а с целью, цинично воспользоваться ситуацией — надругаться над беспомощной красоткой или ограбить её… Нам его мотивы совершенно не важны… Ну, а дальше — все в лучших традициях кинематографа: благородный герой появляется из-за кустов, направляет на злодея ствол или бьет того по голове и всё. Дело в шляпе!

— Ну, и что дальше? — интересуется она.

— Побеседуем, — размыто отвечаю я.

— А если он не захочет?

— Чего не захочет? Говорить не захочет? Да, куда же денется? Уверяю тебя, что найду доводы для убеждения — даже не переживай.

— Как раз в этом-то — я не сомневаюсь. Имела возможность наблюдать, — хмыкает она, — Я, сейчас, про «надругаться»… Может он, вообще, не по девочкам? — смеется Марго, но взгляд девушки выдаёт её внутреннее напряжение.

— Ну, тогда все еще проще: он увидит великолепного самца, выпрыгивающего из кустов и забудет обо всем на свете. И делай с ним — что хошь! — и немного помолчав, добавляю, — Все будет хорошо — не волнуйся. Обещаю!

Пристально взглянув мне в глаза — девушка молча кивает…

Все прошло, как и предполагалось моим сценарием-экспромтом.

Бодро вышагивающий по степи парняга, ожидаемо заинтересовался жалобными девичьими криками и не слишком опасаясь, сунулся прямо в незамысловатую мышеловку.

Уж не знаю, насколько благими или гадкими, были его намерения — ибо проявить он их не успел.

Вернее сказать — это я не предоставил такой возможности.

В результате, «подозреваемый» был вырублен ударом рукоятки «ПМ» прямо через повязку, прикрывающую давно нестриженный затылок, после чего обездвижен с помощью веревки.

Наставлять на него пистолет и вязать руки — показалось мне слишком рискованным. Парень был высок, жилист и достаточно крепок, со здоровым деревенским румянцем на круглом лице.

Реши этот бычок, оказать сопротивление — и у нас с Марго, могли возникнуть проблемы.

А оно нам надо, что ли? Тем более, что калечить пленника и наносить ему серьезные увечья — в мои планы не входит. Он мне нужен не травмированным и способным к самостоятельному и быстрому передвижению.

Во всяком случае — пока.

В общем — уложились в один дубль! Тем более, что второго шанса — нам с королевой никто бы и не предоставил.

Мы, все же, не в павильоне «Мосфильма» находимся, а в дикой степи...

Пока жертва, в отключенном состоянии, загорает на весеннем солнышке, успеваем позавтракать, повнимательнее присмотреться к объекту своего интереса, ну и порыться в его барахле, разумеется.

Парень как парень — без особенных примет. Молодой. Русоволосый. С чистым лицом. Лет двадцати — двадцати пяти, примерно.

В его рюкзаке, также — ничего представляющего интерес, не обнаружилось. Стандартный набор здешнего путешественника или охотника: патроны, еда и снаряжение.

— Чего вам надо? — глядя на меня и напарницу, спрашивает юноша, вернувшись в сознание и этот солнечный мир.

В его лице и голосе больше удивления, чем испуга.

— Ну что ублюдок — хотел её добром поживиться? Или трахнуть? — невежливо отвечаю я вопросом на вопрос.

Чисто — вместо завязки разговора, ну и для того, чтобы еще большее ошарашить жертву и заставить оправдываться.

Парень морщится. Наверное, от боли в голове.

— Я просто помочь хотел. Она ведь просила.

— Помочь, значит? — резиново улыбаясь, киваю, — Что у тебя за повязка?

— Чего тебе надо? — в еще большем изумлении повторяет он.

— Ты тупой, сука?! — я бью его ногой по плечу, — Отвечай на вопросы, урод!

— Да, чё надо-то? Ограбить хотите — так забирайте всё! — он ни черта не понимает.

— Что ты делал в городке? Зачем сюда приходил?

— Я даже не знал о его существовании. Просто осматривал окрестности, да и добрался до этих мест. Встретил охотников из поселка — вот и решил посмотреть, что там, да как, — пленный все не может понять: где и в чем он мог перейти нам дорогу.

— Один шарился по степи? — недоверчиво уточняю я, улыбнувшись внутри себя. Пошел диалог-то!

— Ну, ты тоже не на танке ездишь, — криво ухмыляется он, покосившись на Марго, — Да, на кой мне еще кто-то? Я у себя в деревне с 15 лет один охотился. У нас все мужики с юности в тайгу ходят. Ну, а тут-то чего? — фыркает он, с долей пренебрежения к местной степи.

— А сколько тебе сейчас?

— Двадцать, — пожимает плечами парень, удивляясь, какое это может иметь значение для постороннего человека.

— Как зовут?

— Матвей.

— С кем ты сюда попал?

Тишина. Этот вопрос он решает проигнорировать.

— С кем попал сюда, спрашиваю?

Упрямо сжав губы, пленник молчит, как партизан на допросе.

Не хочет подельников сдавать.

Ладно.

Прошу Марго отойти в сторонку. А то еще снова начнет во мне рептилию видеть.

Девушка корчит недовольную рожицу, но послушно выбирается из оврага и отходит куда-то в сторону.

Негромко обрисовываю потенциальной жертве наше с ней невеселое и близкое будущее:

— Я тебя уговаривать не стану, Матвей. Бить тоже. Просто, прямо сейчас, начну пальцы по фалангам отреза́ть, а в перерывах, член железякой прижигать — и не остановлюсь, пока ты мне все не расскажешь. Ну а потом, извини, он тебе без надобности будет. В двадцать-то лет… Обидно… Разве что поссать сможешь. И то — через мучения.

Замолкаю, предоставив ему время — в полной мере оценить перспективы дальнейшего ущербного существования.

Хмыкнув, добавляю:

— Ну, а если это тебя не проймет, в чем я сомневаюсь — то выколю глаза и брошу здесь связанного. И учти, дружище — я сейчас не шучу. Не до веселья мне. Именно так все и сделаю… Ну, что — мне разводить костер или без пыток поговорим?

Пленник внимательно смотрит мне в лицо, пытаясь понять — насколько серьезны мои намерения и реальны ли озвученные угрозы…

— А как тебя самого-то звать, — с усилием дернув кадыком, спрашивает пленный.

— Кот.

— Лады. Кот, ты скажи просто — чего хочешь? Чего тебе моя повязка и кто со мной?

— Хорошо, — киваю я, — Люди с такими же повязками, как на тебе — пару недель назад заходили к нам в лагерь. Их было двое — мужик и беременная женщина. Чаю попили и дальше пошли. Ничего особенного. А шесть дней назад — они снова объявились. С ними было еще четверо мужчин. Они напали на моих близких и похитили мою женщину… Я желаю знать: кто это и где мне их искать? Теперь понятно?

Я буквально впиваюсь взглядом в лицо парня, стараясь отследить все его эмоции.

Он ненадолго задумывается и после паузы спрашивает:

— Где ваш лагерь?

— На востоке. У озера. В паре дней пути отсюда.

— Дай воды, — просит Матвей и взглядом спросив разрешения, поерзав, относительно комфортно усаживается на траве.

Гуманно даю пленнику напиться и снова возвращаюсь к вопросам:

— Кто вы, вообще, такие? Сколько вас всего? Зачем им понадобилась моя девушка?

В последней фразе я сознательно употребляю: «им», а не «вам», психологически дистанцируя пленного от членов его сообщества. Возможно, так ему проще язык развязать будет.

Добавляю в глаза и голос дополнительного миролюбия:

— Послушай меня, Матвей — жизни твоих товарищей мне не нужны. К счастью, крови они не пролили — мои все целы. Если она жива — я не стану начинать войну. Я просто хочу забрать назад то, что они у меня украли.