— Маркус, я не знала, мне жаль.

— Неделю назад я ставил заграждение за Синим лесом. Ничего особенного, периметр, через который посторонняя нечисть не пройдет. И обвалился целый сектор — с грохотом, и с разрушением предыдущего барьера. Наверняка, это видели разведчики зигунов. Они же не отходят от наших границ. В итоге вместо меня там теперь Ярист.

— Это плохо. Ближе к ужасному. Ты уведомил старейшин?

— Рудольф требует, чтобы я скрывал проблемы со здоровьем в том числе и от них. Я придумал историю о диверсии. О том, что в раствор-нормализатор попали посторонние вещества.

Я схватилась за голову. Мне хотелось трясти его за то, что он не первый год рискует, можно сказать, всеми нами. С другой стороны, что двигало отцом, когда он начал унижать при мне Маркуса. Неужели тот факт, что он растерял свою знаменитую силу?

— Ты все равно не понимаешь, Дарриа. Только ты можешь меня спасти. Я не в состоянии больше находится далеко от вас. Помоги найти общий язык с сыном, он тебе доверяет. И не убегай от меня, я этого не перенесу. В прямом смысле.

Со стоном рухнула на стул. Он положил обе руки на плечи, придавив меня к полу. Прямо как сегодняшние новости, которым бы давно пора закончиться. Только от его рук расползалось дурманящее тепло. Так и тянуло откинуться назад, упереться в него затылком, закрыть глаза…

— Ты все путаешь, Маркус. Твоя зависимость не связана со мной. Ты не можешь меня чувствовать.

— Да-да, особенно в последние месяцы. Твой отец считает, что обет висит на волоске и ты запросто его снимешь. Я подтверждаю. Летом не было и ночи, чтобы ты ни приходила ко мне во сне. Я чуть с ума не сошел. И твои фотографии его почти не отражают.

Он воображает, что, не дождавшись меня в срок, о котором мы условились в юности, женившись на моей троюродной сестре (не он ли уверял, что истинность для него ничего не значит?), он имеет право появиться вот так вот, из шкафа? Ты мне нужна, и баста?

Десятки противоречивых эмоций — от страха за него до возмущения, что он и сам верит в галиматью, которую несет, — нахлынули одновременно. Я уцепилась за разговор с папой, как за якорь среди всей ненормальности.

— Ну раз ты ручаешься, что с обетом проблем не возникнет, то последую совету отца и рассмотрю кандидатуру не оборотня. Полагаю, кланам будет полезен сильный маг с хорошими данными, который представит наши интересы за пределами княжеств. А то вы только и талдычите о том, как в мире неспокойно.

— То есть ты мне отказываешь? Я убью любого, кто осмелится подойти к тебе. Заставлю собирать кишки с пола и засовывать их в рот. Ты забыла наши обычаи? Если я проиграю этот бой, то позабочусь о том, чтобы моя лапа не ступала по землям Трех Лун, а имя…

— Зачем ты вернулся? Убирайся! Вон! Это мой дом, моя академия. Она, кстати, стоит на моей земле. Твоей там только махонький кусок. И ребенок не твой, а мой. Вы с Элоизой сделали все, чтобы природная необузданность в нем окрепла. Оставь меня, нас, в покое!

Дер Варр, кажется, позабыл о немощи, которой пугал меня только что. Он почти без размаха вогнал руку по локоть в стену. Потом схватил тяжелый, на века сколоченный стул, и швырнул его об пол, разломав, как спичку. Для этого ему пришлось наполовину обратиться. Человеческое тело меньше приспособлено для того, чтобы использовать его как таран.

Со мной творилось то же самое. Возможно, в еще более жестком варианте, так как ярость Полной Луны практически невозможно сдержать. Я схватила огромный тесак для разделки туш и вогнала его в столешницу. Перевернула стул и вколотила его спинкой в подоконник. Обе ножки торчали у меня в руках, как две биты.

Разумеется, я в курсе, что, когда ссорятся самец и самка из верхних кланов, то они, случается, разносят дом. Мама постоянно набрасывалась на отца, но тот блокировал ее, не снисходя до оборота. Мы же с Маркусом демонстративно крушили все подряд — таким образом, чтобы не задеть друг друга.

— Истинный ни при каких условиях, даже в алой агонии, не навредит своей паре. Это противоречит природе волков, — вспомнила цитату из «Основ семейной жизни и нравственности у оборотней». Когда-то я зачитала этот учебник до дыр — когда не сомневалась, что мы курфюрстом и есть те единственные.

Повезло, что в доме никого, а стрекозел надежно укрыт. Стоп, почему задерживаются дети?

Обращаться наполовину умели только взрослые и знатные волки. Выглядело это жутко: если полный оборот делал из человека волка, разве что чуть более крупного, чем волк обыкновенный, то частичный превращал в монстра. Двуногого, покрытого шерстью от пяток до макушки, со звериной пастью и когтями вместо ногтей.

Такая махина обычно превышала два метро, и мы заранее готовили студентов к тому, что они могут встретить нечто подобное в одном из переходов академии. Нам с Верноном удалось привлечь в наставники нескольких волков из первых семей. Каюсь, я и сама перекидывалась так несколько раз — вспоминать не хочется.

И вот два косматых чудовища, озираясь, вышли в холл. Ни я, ни Маркус не представляли, что делать дальше — после приступа ярости вернуться в человеческий облик не так и просто. Эмоции у обоих еще клокотали, но понимание, что сейчас сюда явятся детеныши, которые могут пострадать от летающих по комнатам комодов, отрезвляло.

Я знала только один способ, как перейти в человека — хорошая пробежка. Но при дер Варре это все равно что приглашение на охоту. За мной. Он кинется меня преследовать: мое искаженное оборотом тело для него — сосредоточие желаний, призыв, которому невозможно сопротивляться.

В таком виде мы не могли контролировать химически состав пота и других выделений, поэтому читали друг друга, как открытую книгу. И нейтрализатор на нем испарился. В общем, маски сброшены.

Наброситься на меня у подножия лестницы ему мешало только скорое появление Стефана, ну и немножко, присутствие других детей. Почему-то группа застряла недалеко у ворот и не торопилась войти в дом.

— Дарриа, я готов продолжать светскую беседу, хотя не вижу в ней необходимости.

Еще бы. На него вообще лучше не смотреть. Брюки лопнули, он сбросил их прямо у стола. На плечах треснули рукава рубашки, и она болтается в районе верхних ребер, полностью разойдясь на груди. У него плечи в ширину больше метра. Об одежде можно забыть.

Я понимала, что и сама выгляжу не менее экстравагантно, но все равно не догадывалась насколько, пока не бросила взгляд в зеркало. Морда у меня не так выдавалась вперед, как у Маркуса, надбровные дуги умереннее. Однако более благообразная физиономия меркла на фоне остального беспорядка: темно-синее шерстяное платье с высоким белоснежным стоячим воротничком едва-едва угадывалось в тех тряпках, что на мне висели.

Как и у Маркуса, имелись два рукава, широкая плиссированная юбка сбилась вокруг бедер — и тоже порвана в нескольких местах. Выше талии одежда куда-то испарилась. Наверное, я сорвала с груди то, что меня стесняло.

А ведь новую преподавательскую форму я утвердила этим летом; ее едва успели пошить к сезону. Причем комплекты достались не всем нашим дамам. В груди поднимался то ли вой, то ли скулеж. Я поглядывала в окно, готовая выскочить и дать деру, но Маркус стоял таким образом, что перегораживал мне и эти пути отступления.

— Не убегай. Иначе оба пожалеете. Единственный шанс отмотать все назад — запереться в своей комнате и через несколько мучительных часов прийти в себя уже в женском теле. — Внутренний голос всегда давал советы строго по существу. Хорошо, что за эту часть сознания отвечала Ущербная Луна.

Маркус же не переставал меня провоцировать и словно наслаждался этим идиотским моментом.

— Твой отец прав, — прорычал он, потому что других звуков его пасть не издавала. — Я все время давал тебе возможность выбора и вел себя, как идиот. Ждал, чтобы ты пришла сама.

— Я твоя госпожа, — помимо воли я опять заводилась. — Что ты несешь? Не напрямую, но ты обязан мне подчиняться. Два Дома, это больше, чем один, волк.