Он делал подробные записи по ходу моего рассказа, давал мне салфетки для утирания слез и похлопывал по руке, когда я всхлипывала так сильно, что не могла говорить. Он задавал уместные вопросы, так мягко, как только мог, и ни разу, или мне так показалось, не осудил меня. Это все равно, что разговаривать со священником.

— Не торопись, Эбби, — мягко просил он, и не один раз. — У нас есть все время в мире.

Я дошла до конца своей истории.

— Итак, — сказала я, изнемогая от гаммы эмоций, которые, как мне казалось, ни один человек не может пережить за столь короткое время, — сколько я пробуду в тюрьме?

Мистер Джойс снова похлопал меня по руке.

— У тебя нет предыдущих судимостей. Нет истории злоупотребления алкоголем, верно?

— Нет.

— Ну, большая часть приговора будет зависеть от того, насколько сильно ты превысила допустимую норму алкоголя. Боюсь, что заключение под стражу неизбежно.

Я сглотнула.

— Что это значит?

Он прочистил горло.

— Тюрьма, потенциально. — Он поднял руку, прежде чем я успела что-то сказать. — Но сроком до двух лет возможно условное наказание. Люди склонны смотреть на такие ситуации более сострадательным взглядом. В конце концов, твой единственный брат погиб в аварии, которую ты якобы устроила.

— Я стала причиной, мистер Джойс. Я виновата. Вам не нужно ходить на цыпочках.

— Верно. Ну, они посмотрят и на то, как ты вела машину.

— Как это?

— Полиция может определить, что твои действия каким-то образом способствовали аварии. Например, если ты превысила скорость. Но должны быть какие-то вещественные доказательства твоей вины. Понимаешь?

— Кроме алкоголя, вы имеете в виду? — уточнила я. — Но каковы будут последствия? Наверняка они будут?

— Ну, я постараюсь сделать все возможное для условного наказания. Скорее всего, ты лишишься прав как минимум на два года. Возможно, потребуется обязательный индоссамент и расширенный тест. — Должно быть, он увидел мое лицо. — Это значит, что тебе придется заново сдавать экзамен по вождению.

— Меня это не волнует.

Он улыбнулся.

— Конечно, нет. Слушай, понимаю, что вся эта ситуация ужасно пугает, но я помогу тебе пройти через это. Ты не одна. — Мистер Джойс провел рукой по своим густым волосам. — Потребуется несколько месяцев, чтобы все уладить, надеюсь, не больше года. Но мы добьемся своего. — Он встал. — Могу я еще что-нибудь сделать для тебя сейчас?

— Нет. Но спасибо вам.

Мистер Джойс улыбнулся.

— Приятно было познакомиться, Эбби. Мне бы только хотелось, чтобы причины были другими.

Он протянул руку. Она была мягкой, теплой, и мне хотелось и дальше ее держать. Прижаться к его ладони, попросить, чтобы он, оберегал меня еще немного, но пришло время отпустить.

***

Доктор Патель стоял у изножья моей кровати, когда я проснулась.

— Как ты? — спросил он. — Я слышал, ты проспала несколько часов и не попросила больше морфия.

Я зевнула и потерла глаза.

— Который час?

— Двадцать минут десятого. — Когда я нахмурилась, он добавил:

— Утро воскресенья.

Мимолетная улыбка мелькнула на моих губах. Затем волна тошноты охватила мое нутро, выворачивая наизнанку, и так по кругу, по кругу. Из ниоткуда в моей голове возник голос Дайаны Росс, и все, о чем могла думать, это о том, как Том отмахивается от меня, говоря, чтобы я перестала петь эту песню. А потом все, что я могла видеть, это образы из «Маппетов», и мне хотелось смеяться и смеяться, не потому что это смешно, а потому что очень и очень грустно.

Доктор Патель посмотрел на меня.

— Эбби, я собираюсь организовать для тебя встречу с консультантом по горю в больнице как можно скорее. Чтобы поговорить.

— Хорошо.

Доктор Патель продолжал смотреть на меня, но молчал, пока не пришла медсестра с колючими волосами. Я позволила передвигать себя, пока они осматривали и изучали мои ноги, снимали повязки, проверяли швы, говорили на непонятных мне медицинских терминах.

— Все выглядит хорошо, — прокомментировал доктор Патель, когда медсестра ушла, затем он скрестил руки перед грудью. — Ты больше ничего не вспомнила об аварии?

— Нет. Все по-прежнему как в тумане.

— Возможно, это никогда не изменится. Но дай себе время.

Время. Это слово. Опять эта теория. Если я дам себе достаточно времени, все будет хорошо. Время лечит все раны. Как неправильно. Как невозможно неправильно.

Когда я снова осталась одна, то попыталась проглотить еду, которую мне оставили, пока спала. Хлеб липнул ко рту. Кофе был горьким на вкус. Йогурт невкусный. Глаза слезились, и меня тошнило после каждого кусочка.

— Слава богу, ты ешь. — Лиам вошел в палату, держа в руках самый большой букет цветов, который я когда-либо видела. Белые лилии всегда были моими любимыми. Он поставил их на стол и обнял меня. — Как ты?

— Устала от людей, задающих мне этот вопрос, — огрызнулась я, а потом пробормотала: — Извини.

— Все в порядке. Я принес тебе несколько журналов. Тебе будет чем заняться.

Он поцеловал мой лоб, и я хотела обвить его шею руками, попросить унести меня, отвезти в безопасное место. Но потом я посмотрела на Лиама, и все, что смогла представить, это моменты, которые мы разделили с Томом. Игра в дартс или бильярд в пабе, их легкое подшучивание над моими музыкальными предпочтениями или обсуждение лучших футбольных команд. Не раз говорила, что это им следовало бы встречаться друг с другом, и была так счастлива, что нашла человека, который любит моего брата почти так же сильно, как я.

— Ты не должен был приходить, — прошептала ему. — Я же сказала, что позвоню.

— Я знаю, детка. — Лиам погладил меня по щеке. — Но это твой день рождения. Я не хотел, чтобы ты оставалась одна…

— Но в этом-то и смысл. Я должна быть одна.

Он сжимал и разжимал кулаки, держа руки по бокам.

— Эбби. Я…

— Послушай. — Я сглотнула, затем посмотрела прямо в его прекрасные волчьи глаза. — Я хочу, чтобы ты ушел, — громко произнесла, выпрямляя спину.

— Что…

— И я не хочу, чтобы ты возвращался.

Лиам нахмурился.

— Почему?

— Я не могу быть с тобой.

— Ты не понимаешь, что говоришь. — Он сделал шаг назад, обида застыла на его лице. — Я приду к тебе завтра. И послезавтра, и…

— Нет. — Я глубоко вздохнула. — Разве ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты возвращался. Я не могу быть с тобой никогда. Совсем.

Он резко вдохнул, когда смысл моих слов дошел до него.

— Ты хочешь порвать со мной? Сейчас? Ты не можешь.

Я хотела прокричать «нет», но вместо этого сказала.

— Да, могу. Я должна.

— Нет, это не так. Ты слишком остро реагируешь и…

— Слишком остро реагирую? — закричала я, необъяснимо желая причинить ему боль. — Я не могу быть рядом с тобой, — каждое слово звучало кинжалом, способным пронзить его сердце. — Всякий раз, когда вижу тебя, я думаю о Томе. А он мертв. Человек, которого я любила больше всего, погиб из-за меня. — Я сжала кулаки, и мой голос упал до напряженного шепота. — Пожалуйста. Я не хочу объяснять. Я устала. Но я больше не могу сделать тебя счастливым. Так что уходи… просто уходи.

— Но, Эбби…

— Уходи!

Лиам уставился на меня.

— Отлично. Я пойду. Дам тебе немного времени. Но я позвоню тебе завтра.

— Ты что, не понимаешь, что я говорю? — Я снова закричала и увидела, как медсестра-блондинка просунула голову в дверной проем. Я покачала головой, и она отступила. — Мне не нужно время. Мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое. Я ненавижу себя, а ты делаешь только хуже. Не делай еще хуже. Если ты любишь меня, то уходи.

Лиам засунул руки в карманы, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал, потому что внезапно повернулся и пошел прочь.

Натянув одеяло до шеи, я крепко зажмурила глаза. Так и должно быть. Я знала, что по мере заживления моего тела сострадание Лиама превратится в обиду, ненависть, а затем, что хуже всего, в безразличие. И мне не хотелось видеть, как начнется эта уродливая трансформация.