– Проснулась, неугомонная? Как спалось?
– Замечательно, – отвечает Лиз, и Марис не скрывает удовольствия от её искренности.
– Чего же ты испугалась, девочка? – провокационно бормочет он.
Лиз честно пытается вновь впасть в оцепенение, однако страх с прежней силой не возвращается.
– Ты не такой, как я.
– И слава богу, – Марис тихо смеётся. Потом задумывается. – А как у нас с основами анатомии?
– С чем? – крестьянка смущается, но всё же смотрит на него. Марис вздыхает.
– Ты голого мужчину когда-нибудь видела?
Теперь Лиз сокрушена. Она отворачивается.
– Я не буду больше разговаривать с тобой.
Вот дурочка! И он дурак, что позволил себе надеяться отвертеться от преподавания. Вопреки истинным желаниям собственника в себе. Нет, её опытности он не хотел.
– Иди ко мне, недоразумение. Другие девушки в твоём возрасте… – он обрывает себя, сообразив, что мысли Лиз вновь свернут на сестру, и со сложившимся романтическим настроем можно будет распрощаться. По той же причине не стал говорить, что будь он на месте Ресья, давно бы уже побывал у невесты под юбкой. Он может сдержать свои аппетиты, но меняться не собирается.
Стронберг натянул на лицо суровое профессорское выражение:
– Итак, господа студиозусы, спросим себя: что же отличает мужчину от женщины?
– Ум, – буркнула Элиза. Брови Мариса, выражая приятное удивление, задвигались; но девушка безжалостно добавила.
– У мужчин его нет.
Кхе-кхе, как говорят опытные преподаватели, беря паузу на обдумывание. Ну да Бог с ним, с содержанием черепной коробки!
– Фрёкен Линтрем, вы искушаете меня соблазном удалить вас с лекции…
К его удивлению, Лиз смущается всерьёз, краснеет, по-детски оправдывается:
– Я ничего… а что я?..
Чудесная игра. Марис откашливается:
– Вернёмся к теме телесных различий. Женщина предназначена природой стать матерью и кормить дитя, поэтому у неё внутри есть тайная полость для вынашивания младенца и грудь с сосцами, из коих выделяется молоко…
– Корова, – печально вздыхает Лиз. Нет сомнений, когда бы её допустили на лекцию в настоящем университете, она бы взбаламутила весь факультет.
– Строение живородящих самок похоже, – соглашается Стронберг, стараясь не обидеть её. И забывает дышать, когда тёплая мозолистая ладошка ложится ему на грудь.
– Марис… а где ты набрался этих мудрёных слов?
Ловя наслаждение звуком своего имени на её устах, он с трудом понимает вторую часть. Но понимает – и хмурится: она стремится разрушить отличную игру.
– Много ездил по миру, малышка. А можно, я изучу, правильно ли устроена твоя грудь? – ладонью он плотно обхватывает холмик размером с хороший апельсин. И прёт напролом. – Тебе для этого придётся поднять рубашечку.
Грудная клетка Лиз раздувается, как кузнечные мехи, и Стронберг догадывается – планирует завизжать. Другой рукой сноровисто закрывает рот девушки.
– Всё, всё, я уже хороший. Давай перейдём к строению мужчин?
Элиза крутит головой и рычит, а когда удаётся освободиться от его руки…
– Лучше мы перейдём к смертоубийству! У меня есть жених, сколько раз говорить?!
– Ага, и поэтому ты валяешься со мной на сеновале практически голая!
– Убью тебя, – Лиз разъярилась не на шутку. Волоски на загривке Мариса встали дыбом. И не смешно вовсе, даже редкий зверь слон боится дикую мышь.
– Убивай, – он расслабился, закрыл глаза и раскинул руки, прикинувшись трупиком. Дохлая жертва не интересна практически никому.
Лиз презрительно сморщила нос.
– Ну, хватит. Если моя одежда подсохла, я буду собираться домой.
А вот этого Марис не собирался ей позволить.
– Домой? Лиз, на дворе глубокая ночь. Что скажет Мелисса, когда ты ночью постучишься в двери?
– Хорошо, что пришла, – но девушка всё же задумалась. Надевать сырую одежду и вылезать под дождь – он так и стучал по крыше сарая, во тьме шлёпать по скользкой мокрой траве да грязи…
– Останусь, если дашь обещание, Стронберг, не приставать ко мне.
Вздох Мариса – верх притворства.
– Не могу я этого обещать. Лучше скажу по-другому – ничего против твоей воли, тебе не будет неприятно.
Элиза снова легла на сено. Поёрзала, перебралась ближе к Стронбергу на одеяло.
– Я никогда не обращала внимания, что оно колется. Ты делаешь меня слабой, барон.
По крайней мере, не «барончик». Он, видимо, подрос в её глазах.
– Жить в грязи и лишениях не означает демонстрировать свою стойкость. Только глупость и лень, нежелание выбраться оттуда.
– Ты, я так понимаю, выбрался? Или прожигал деньги родителей?
Марис не обиделся.
– Убегая из дома, я взял с собой восемьдесят крон. Все прочие деньги за одиннадцать лет я заработал своим умом и трудом. Хотя ты считаешь, что у мужчин ума нет.
Он замолчал надолго, и это молчание заставило Лиз робко потрогать его за плечо.
– Не обижайся, я так не думаю… наверное. Я повторяла за мамой.
– У твоей матери, заметно, к отцу остался большой счёт. Восемь детей – и никаких сбережений. Зато одна из дочерей знает французский язык!
– Заканчивай потешаться.
– Лиз, ты точно не хочешь выйти за меня замуж?
Девушка только застонала.
– А ведь я могу увезти тебя во Францию.
– Не надо меня подкупать, – голос Элизы дрогнул. – Это нечестно по отношению к Андресу, у него-то таких возможностей нет.
– Да мне плевать на возможности Андреса! – заорал Марис. Сарайчик содрогнулся. – Я о себе думаю! Хочу тебя – и получу тебя! Ты знаешь, я могу поступить, как твой хозяин: просто взять и изнасиловать. Раз, другой, пока не потеряю интерес к игрушке.
– Да зачем тебе… – пискнула Лиз.
– Зачем? А ну, дай сюда руку! – разжав её пальцы, он силой плюхнул ладонь себе между ног. Лиз заторможенно ощутила нечто, похожее на крупную варёную морковь, очень тёплое, теплее остального тела, плотное, но упругое. Под её пальцами оно ещё увеличилось в размерах и в крепости, ткнулось в ладонь.
– Ой, там что-то не так! Сломалось… я не виновата!
– Ещё как виновата, – пробурчал Марис. Ярость покинула его. – Вот это и есть основное отличие мужчин. Кроме чести, гордости и стремления защищать свою семью. Так что – станешь игрушкой или выйдешь за меня?
Лиз засопела.
– Не стану. Не выйду. Я – невеста Андреса. Можно просто принять мой выбор?
– Я знаю, что ты в нём не уверена. Пожалуй, продолжу искушать тебя.
– Ты… ты… – девушка не находила слов.
– Тиран? – весело подсказал Марис. – Узурпатор? Так точно. Всё, что я вижу и хочу, становится моим. Когда-нибудь я расскажу тебе о своей жизни, малютка. Если захочешь. А пока только одно: я жил здесь и рос, как в первозданном Эдеме, с философией, что мир существует вокруг меня. В последовавшие годы мой взгляд весьма изменился. Я вынужден был бороться за слишком многие вещи, цветочек, чтобы не стать жадным. Голодный не насытится никогда. И я беру от мира всё больше и больше – всё, что он может мне предложить.
– Даже ненужное? – тихо произнесла Лиз. – Ведь я не нужна тебе.
– Это неважно, красавица, – он тут же поправился. – То есть было бы неважно, даже если бы ты была права. Но ты ошибаешься. Ты нужна мне настолько, что я прошу тебя выйти за меня замуж.
Лиз поморщилась, спрятав гримаску под спасительным покровом тьмы:
– Этот проклятый дух соперничества между мужчинами! Уверена, что если бы Андрес не предложил мне выйти за него, ты и мельком не посмотрел бы в мою сторону.
– Один.
– Что один? – не поняла Лиз.
– Один раз всё-таки бы посмотрел. Из любопытства. А там, – он пожал плечами, – кто знает?
– Еще не поздно, Марис Стронберг, – горячо зашептала Лиз. – Не поздно забыть, что ты увидел. Просто найди себе другую.
– Поздно, – Марис поморщился. – Когда я собирался сюда, звёзды мне предсказали, что тот человек, кем я был, обратно в Париж не вернётся. Я полагал, что всё это из-за встречи с семьёй. А рифы оказались совсем в другом месте. Поздно, – повторил он сухим, неутешительным тоном. – Теперь ты для меня единственная.
