Он ожидал грубого хамства, сабельного удара, на какие Лиз Линтрем была горазда всегда. Однако женщина задумалась. Дёрнула голым плечом.

– Почём я знаю… Какое мне дело до твоих достоинств, если есть Андрес!

Муж не сдержался, рявкнул:

– Нет никакого Андреса!

– Ты убил его? – стремительно побледнела Лиз.

– Убил, закопал, потом отрыл и бросил на съедение диким свиньям, – подтвердил Стронберг. – На черта мне марать руки о нищенскую шваль, ты и без этого стала моей. Глупая голова не даёт тебе покоя. Мы были счастливы, пока твоё прошлое спало. Вспомнила, кто ты? А теперь забывай обратно. Ты – Алис Лалие, моя жена. Можешь не поджимать губки. Выбор прост – смиряешься и живёшь полной жизнью, или я запираю тебя в доме под пожизненный домашний арест.

– Ты не посмеешь.

Лёжа по-прежнему между её ног, муж слегка поднял голову с подушечки живота, улыбнулся так кристально-очаровательно, что вопросы отпали сами собой – посмеет. И никакие угрызения совести не встревожат его души. Негодяй ещё и начал ласкать её одним пальцем, добившись того, что от ощущений Лиз прикусила верхнюю губу.

– Мы не договорили, – только святые мученики знают, каких сил от неё потребовалось, чтобы возразить.

Стронберг вздохнул.

– Ну что ещё?

– Я помню последним, как мы едем в Париж, потом я… убегаю. Что с моим ребёнком? Я его родила? – она положила руку на живот.

– Не было ребёнка, – буркнул Марис.

– Тогда почему я вышла за тебя замуж? – она искренне недоумевала. Круг разговора замкнулся в своём начале.

Он был мужчиной и не мог рассказывать про чувства, про любовь, если бы даже допустить, что Лиз испытывала к нему нечто особенное. Взамен этого Марис сделал свой голос неприятным.

– Давай допустим, что я – мерзавец и заставил тебя. Такого объяснения достаточно?

Элиза подумала.

– Нет, пожалуй. Мне нужно время, нужно подумать. Должно быть, я начинаю вспоминать… Отпусти меня! Я думаю, ты добился своего обманом. Не собираюсь лежать тут… – она охнула, захлебнулась своими протестами – Марис с размаху вонзил в её нежный вход два пальца. Ногти на них были коротко острижены, поэтому он не оцарапал чувствительной поверхности. Энергичные движения заставили её кровь закипеть. Пальцы сменились губами, потом Марис всем телом устроился поверх неё… а в момент, когда от блаженства мутился её разум, он произнёс слова, которые и стали поводом вновь развернуть боевые действия.

– Хоть весь мир содрогнётся, но ты – моя, заносчивая стерва…

Два последовавших дня они обменивались злыми взглядами, переругивались, доказывая друг другу, что и он, и она хуже, чем думал партнёр. Элиза лежала в постели, Мариса же тянуло в спальню будто магнитом. И неважно, что огонь раздора бодро вспыхивал вновь, жить без этой энергии он был не в состоянии. И уж конечно, не собирался отпускать её, даже выслушав в сотый раз сентенцию, насколько они не подходят друг другу по чаяниям и положению. Причём выше из них двоих Элиза Линтрем считала себя.

– Ты слишком горда для… – Марис осёкся, но пауза его уже не спасла.

– Для крестьянки, – медленно, с горечью, с расстановкой докончила Лиз.

Острое ощущение досады опалило внутренности Мариса. Да что же это такое?! То она принижает себя, то дерёт свой остренький носик в борьбе за какие-то права… Он силой усадил жену на кровать.

– Слушай меня внимательно, наказание за мои грехи. И молчи, все возражения потом. Факт первый: наши отцы обручили нас в детстве, и этого уже не изменишь. Согласен, я плохо обращался с тобой, пытался отыграться на слабом, и ты имела основания не любить меня, – ладонью он вернул возмущённый вопль назад в рот Элизы.

– Факт второй: мы выросли, я стал умнее – не буду говорить про тебя…

Молнии взгляда женщины опалили его руку.

– Я думаю, что люблю тебя, во всяком случае, испытываю сильные собственнические чувства. Жизнь так повернулась, что теперь ты – моя жена. Никакого тебе развода, любимая, – Марис равнодушно глянул на стиснутые кулачки Лиз.

– Очень жаль, что с детьми у нас пока не заладилось. Тебе бы делом заняться, а не множить забытые обиды. Но такова воля Аллаха. Дозволяю тебе пока занять другие покои, если тебе хочется поиграть. Если же в твою голову взбредут мысли о побеге… Хорошенько обдумай, во-первых, КУДА ты побежишь, и второе – наказание. У меня нет сомнений, что я тебя найду, но в таком случае твоя жизнь станет куда менее приятной. Отдалённое поместье в глуши, постоянные беременности и роды – пока я в Париже буду наслаждаться обществом более сговорчивых женщин.

В ярости Лиз укусила его за ладонь. С проклятием Марис отдёрнул руку – а жена только фыркнула, раздула ноздри и удалилась в ванную, чеканя шаг. Ласки, похоже, действительно придётся искать на стороне.

Лиз снова проснулась, как заколдованная, в два часа ночи. И не могла сказать, что её разбудило, собственный крик или уже всполошенный топот ног служанки – последние ночи Белль Эжен ночевала при покоях своей госпожи. Кажется, опасалась, как бы мадам, оставленная мужем, не наложила на себя рук. От глаз и слуха прислуги укрыть ничего нельзя. Господин Лалие и не напрягался. Пять дней прошло после возврата к Лиз памяти, четыре – как она распорядилась перенести вещи в свои прежние покои. Выйдя перед полуднем из кабинета, Омар Лалие с бесстрастным выражением на лице минуту понаблюдал, как слуги тащат сундуки и корзины, окинул внимательным, очень внимательным взором супругу, мечущую в него стрелы яростных взглядов – и вернулся к себе. Лиз тем более почувствовала себя оскорблённой – она рассчитывала на уговоры. Говоря откровенно, больших унижений от Мариса это бы не потребовало. Но он и не попытался! А что, если – Элиза коснулась живота – она всё-таки понесла от него? Неужто он совсем не учитывает такую возможность? Негодяй!

– Мадам, – Белль чуть не плакала, – опять тот же сон?

– Его-уби-ли, – Лиз смотрела перед собой остановившимся взглядом. – Пронзили его сердце, текла его кровь, а умерла я.

– Мадам, вам надо поговорить с господином. Твёрдость решений хороша, когда она к месту…

– Белль, – молодая хозяйка перевела на служанку страдающий взор чёрных глаз, – его ведь опять нет здесь, верно?

Горничная вздохнула.

– Нет, – правильно поняла хозяйка. – Я только дала ему повод бросить меня.

Она стиснула зубы, вдруг разозлившись. Рывком завернулась в тёплый халат, заходила по комнате.

– И пусть уходит! Я превратилась в ноющую истеричку, меня саму тошнит от себя! Размазня, драная курица… ой-ой-ой, Марис Стронберг не любит Элизу Линтрем…

– Мадам?

– Закончили обсуждение, Белль. Садись!

Горничная не смогла сопротивляться приказанию. Она вообще не могла отвести взгляда от возбуждённо сверкающих глаз госпожи.

– Итак, Белль, поговорим о моих новых свободах. Что может делать разведённая женщина?

В непритворном ужасе Белль Эжен охнула, прижала руки к лицу:

– Ой, мадам… ничего. Оставленная мужем навсегда опозорена. Только уйти в монастырь и до конца дней отмаливать свои грехи.

– Нет у меня грехов! – воспротивилась Элиза. – А за грехи Стронберга расплачиваться не собираюсь, пусть Господь персонально с него требует.

Она немного подумала.

– Допустим, о еде и месте для ночлега мне пока думать не придётся, Марис меня не выгоняет. Однако хотелось бы иметь средства… Работать я, разумеется, не могу, навыки в сельском хозяйстве не слишком востребованы в Париже. Учить никого ничему не могу, меня бы кто подучил. Кстати, это надо обдумать… изучить то, что может потребоваться в самостоятельной жизни. Конечно, не вышивание и не клавесин! – Лиз расхохоталась.

– Шитьё – крайне полезный навык, – спокойно возразила ей Белль, с интересом отслеживающая полёт мысли хозяйки.

– Пожалуй. Что ещё?

– Приготовление кушаний. Чтение и письмо. Как понимать карты дорог. Что сколько стоит и как посчитать доходы и расходы. Это должна уметь мать в семье среднего достатка. Ну, и уход за скотиной, растениями. И ещё как лечить простые болезни.