– Нет, – коротким ответом он не позволил развиться неправильной версии. Затем внёс рациональное предложение. – Если не можешь вспомнить, с кем говоришь, вспомни о чём.

– О Линете, – радостная улыбка осветила её лицо, – обо мне, – улыбка медленно угасла. – И о тебе. Странный треугольник. С кем это я так откровенна? Может, Рейхан…

– Ты пила только чай? – прервал её Марис. – Или, может быть, что-то покрепче?

– Другими словами, была ли я пьяна? – Лиз наморщила лоб, вспоминая. – Вряд ли. Если только кто-то не хватил меня по голове дубинкой, а потом влил внутрь спиртное.

– От тебя так не пахло, – мрачно отверг и эту гипотезу Марис.

– Я вспомнила! – испуганно пискнула Лиз. – Твой отец! Я говорила с Хусейном Лалие.

– Хорошая девочка, – похвалил Марис. – Теперь вспоминай – о чём.

– О том, как он тебя любит. Подумать только, дар богов! – презрительное фырканье. – Ты – и дар богов! У старика ум за разум заехал, если он…

– Можешь поблагодарить его за то, что с тобой случилось. Отец сделал мне тот подарок, о котором, по его мнению, я больше всего мечтал. Высшая справедливость, иншаллах! – он тонко улыбнулся. – Полагаю, теперь тебе всё-таки придётся стать моей женой.

– Из-за незначительного инцидента? – Элиза фыркнула. – Я лучше…

Марис больно схватил её за руку.

– Это не было "незначительным инцидентом". Мы занимались любовью. И уже в эту ночь ты могла понести моего ребёнка.

Элиза смогла в ответ только охнуть: такого она не предусмотрела.

– Что же мне делать? – растерянно пробормотала она.

Марис Стронберг этого дожидался – момента, когда она, вольно или невольно, перепоручит ему решение своей судьбы.

– Останешься со мной, – безапелляционно сообщил он. – Я не стану прикасаться к тебе, если ты этого не захочешь, но выждать необходимо. Если выяснится, что ты носишь моего ребёнка, путь один – замужество и материнство; если нет – ты свободна.

– Что значит "свободна"? – Лиз с подозрением уставилась в лицо Мариса, но глаза его были искренни и очень грустны.

– То и значит. Я своими руками открою перед тобой двери дома и навсегда исчезну из твоей жизни.

– У меня, похоже, нет выбора, Стронберг, – напряжённо выпрямившаяся маленькая женщина выглядела так одиноко посреди постели в халате, который был ей велик, что Марис с трудом подавил желание броситься к ней и утешить в своих объятиях. Он знал – это последнее место, где она могла бы успокоиться. И ограничился тем, что только, нежно касаясь её кожи пальцами, подвернул повыше рукава бархатного халата.

Лиз Линтрем помотала головой, то ли отказываясь от любой его помощи, то ли пытаясь справиться с комком в горле.

– Я не закончила. Возможно, ты предложил самый лучший из одинаково ужасных выходов. Я тоже не могу гарантировать, что не в тягости в результате этого кошмарного происшествия, поэтому пробуду с тобой месяц. Но даже если потом я смогу уйти к Андресу, слухи меня погубят. Все всё узнают очень скоро…

– Я понимаю это, – расхаживающий по комнате взад и вперёд Марис резко остановился, расставив ноги, перед постелью. На лице его была изображена непреклонная решимость. – И я слишком люблю тебя, чтобы подвергнуть такому испытанию. Мы уезжаем, – он нетерпеливо махнул рукой. – Иди и распорядись собрать все твои вещи. Ты уже не вернёшься сюда. Дом выполнил своё дело, и он продаётся. На все остальные вопросы я отвечу уже в дороге…

Она одиноко стояла посреди двора, похожая на угрожающе-прекрасную хищную птицу в своих развевающихся мехах. Из-под прозрачной голубой кисеи, укутавшей её лицо, были видны только сверкающие отчаянной решимостью чёрные глаза; руки растягивали и сжимали кожаную плеть для верховой езды. Она приехала сюда на лошади, в дамском седле, опасно свесив обе изящные ножки на одну сторону. Приехала в сопровождении мужчины, который был занят своими мыслями настолько, что почти не замечал красоты спутницы. Он был, к тому же, предупреждён заранее о запрете на телесные контакты: на левой его руке виднелся розовый след удара плетью – он заработал его, пытаясь доказать своё восхищение формой колен женщины.

Въехав во двор, они оба соскользнули с коней, и мужчина отправился в дом за нужным им человеком. К своему несчастью, Андрес Ресья ещё не успел уйти. Подчиняясь приказу новоприбывшего, он вышел за ним во двор и подошёл к экзотической гостье. Та пронзила его своим взглядом, потом обернулась к компаньону в этой странной сделке:

– Вы будете переводить.

– Как договорились, госпожа, – насмешливо поклонился Раймонд. Андрес всё ещё ничего не понимал.

– Что вы хотите, господин Стронберг? Кто эта женщина?

– Я тут не при чём, красавчик, – зло улыбнулся старший из Стронбергов. – Дама сделала мне предложение, перед которым я не устоял: отомстить моему дерьмовому братцу. И его шлюхе.

– А при чём я тут? – Андрес был недоволен. С утра всё шло наперекосяк, и ему даже не дали поесть перед уходом на работу. А теперь ещё ненормальная баба смотрит на него, как на жаркое…

– Мадемуазель не владеет, видишь ли, шведским. Я вызвался только лишь довести до тебя её информацию.

Женщина быстро заговорила, сверкая глазами. От нервной жестикуляции платки и меха, которыми она была вся обмотана, развевались, словно цветной туман, не позволяя догадаться о6 истинных очертаниях её фигуры.

От двух-трёх знакомых слов её рассказ не стал Андресу интереснее. Он отчаянно зевнул, сплюнул рядом с собой на землю:

– Что это бабёнке надо, господин Раймонд? Тарахтит, как наседка…

– Да вот рассказывает она о моем братике… Ты только не думай, Ресья, я лично против тебя ничего не имею – в конце концов, кто ты и кто я… Но вот мадемуазель – она, кстати, работает кем-то вроде домоправительницы в поместье, где твоя Элиза жила до вчерашнего дня…

– Что значит "жила"? – Андрес подскочил, словно собака, огретая под интересное место кнутом. – Где Элиза? С ней что-то произошло?

– Уехала твоя Элиза. Сбежала с моим братцем в далёкие страны.

– Будет дамочке врать-то! – категорично отверг Андрес такую возможность. – Лиза не из таких. И с чего эта куколка приехала мне рассказывать о Лиз?

– Баба, она и есть баба, – философски пожал плечами Раймонд Стронберг. – Она говорит, что собиралась замуж за моего братца, а тот, как унюхал твою Лизу, последний ум потерял. Она, эта красотка, хочет не многого – только чтобы Лиз Линтрем было так же тошно, как ей сейчас. Говорит, что тебе следовало убить свою невесту сразу же, как застал её с Марисом в первый раз…

– Не надо меня учить, что делать, – левая сторона лица Андреса чуть заметно подёргивалась. – Короче, Лиза не вернётся?

– Пока не оберёт моего братца до последней нитки, – с удовольствием подтвердил Раймонд.

– Тогда и говорить больше не о чем. Adjo, – бывший жених Лиз повернулся и ушёл в дом.

Рейхан некоторое время смотрела на место, где только что стоял человек, которому она отомстила за предательство этой северянки. Становилось холодно, дул ветер. Завернувшись плотнее в длинную шубу, она знаком показала Раймонду, что уезжает. Рейхан бен-Сина сделала здесь всё, что смогла.

В путь к франкским берегам отправились господа всей семьёй в трёх дорожных каретах, сопровождаемые самой необходимой прислугой и отрядом вооружённой охраны верхом на лошадях. Головную карету занимали отец и сын Лалие, следом за ними – на мягчайших рессорах, оборудованная маленькой печкой, вся в мехах и подушках, драгоценная клетка для жён Хусейна Лалие. Лиз Линтрем тряслась в последней карете, куда менее комфортно устроенной, и позади всех, словно обуза – бросить жаль и везти надо лишь по необходимости. Несмотря на такое пренебрежение, двери Стронберг за пленницей тщательно запирал и охране велел следить бдительно, как бы северянка не исхитрилась выскользнуть через окно. Ну, насчёт последнего Элиза себе, конечно, придумала – она вообще накручивала себя, поддерживая ярость в кипящем состоянии с первых минут пути. Её сестра ехала в карете жён с горничными – у каждой la maîtresse была своя femme de chambre. В один из дней путешествия Марис позволил Ренате ехать в карете старшей сестры, но Лиз быстро устала от чириканья малолетки, её бесхитростного и незатейливого любопытства. Выйдет ли Лиз замуж за Мариса? А на ком же тогда женится Андрес? А почему Лиз не рассказывала, что у них с Марисом любовь? А когда ждать bebis? И так шесть часов без остановки, без пощады, без роздыху. Откуда Лиз-то могла знать ответы на эти вопросы? В дневной перерыв уже не Рената, а она взмолилась удалить от неё сестру. Стронберг только пожал плечами, приказывая Ренате пересесть. Ему было всё равно. И вообще в каждом жесте, взгляде, выражении сквозило – Лиз ему в тягость. Он спешил как можно быстрее вернуться в карету к отцу. Просто отлично. Развлёкся – и в кусты? Жажда мести клокотала уже не внутри северянки, но и в самой атмосфере кареты, если судить по тому, что ехать с ней вместе больше никто не захотел. А дорога предстояла долгая… скучная и ухабистая…