– В Париже ты будешь выглядеть настоящей деревенщиной, если не победишь свою наивность.

Обе женщины одновременно посмотрели на дверь. Снова привстав, Лаймен умоляюще протянула правую руку:

– Марис! О, Марис, скажи мне поскорее, что всё это…

– Неправда? – холодно закончил её сын. – К сожалению, не могу. Отец учил меня всегда быть искренним.

Оттолкнувшись плечом от двери, Марис прошёл к тихо сидящей на диване Элизе – она была воплощением кротости: скромно опущенные глаза, руки, зажатые между коленями. Марис плюхнулся на диван рядом, заставив её подпрыгнуть.

– Любовь моя, – вкрадчиво пробормотал он. – Разлука всего лишь на четыре часа с тобой показалась мне вечностью.

Не смущаясь присутствием матери, он схватил Элизу за волосы и жадно поцеловал её. Марис выкладывался полностью, надеясь, что она хотя бы посмотрит на него. Но вместо этого Лиз закрыла глаза вообще.

– Стерва! – разъярился Марис. – В моих объятиях ты не будешь спать.

– Ты обманывал меня всё это время! – жалобный голос Лаймен сменился гневом.

Марис повернул голову к матери, дрожа, как потревоженный вампир у тела своей жертвы.

– Тебе нужна правда? Да, обманывал. Причем с согласия отца.

– Эмиль знал про это?! – голос Лаймен взлетел до не выносимых человеческим слухом высот.

Сын удивлённо посмотрел на неё:

– Не этот, нет. Эмиля я давно уже не зову отцом. Мой приёмный отец – Хусейн Лалие. Он умён, благороден, мудр.

– А ты – лжец! – крикнула Лаймен. – Ты обманывал меня, свою мать, когда тебе стоило лишь попросить о помощи…

– И ты тут же кинулась бы за свадебным платьем для Элизы, – со злостью закончил сын.

Лаймен закрыла лицо руками.

– Я не думала, что у тебя это серьёзно. Я и сейчас отдала 6ы всё за возможность уснуть, а проснувшись, обнаружить, что ты женат на милой девушке из своего круга.

– Милой девушке из моего круга? – медленно повторил Марис. – Такой, как Аделаида?

Лаймен только вздохнула, признавая своё поражение. Но теперь Марису этого было мало, он вошёл в раж.

– И что значит «девушка моего круга»? Что ты знаешь о моём круге, мама?! Во всём мире едва ли наберётся двадцать человек, столь же богатых, как я. Привилегия такого высокого положения – именно в том, чтобы выбрать себе спутницу по душе.

– Мне наплевать, сколько у тебя миллионов, миллиардов, всё равно! – закричала Лаймен. Впервые Элиза видела ледяную хозяйку поместья столь несдержанной. Может, Лаймен Стронберг и смеялась, и плакала, но никогда не делала ничего подобного на глазах своих слуг.

– Ты – мой сын, и всё, чего я хочу – чтобы ты был счастлив…

– Я счастлив, мама. Только не надо вмешиваться в мою жизнь. Пойдём, дорогая, – он взял Элизу за руку. – Попытка была смелой, но глупой. Тебе придётся убить меня, чтобы освободиться.

– В следующий раз я так и поступлю! – пригрозила Элиза. Марис только усмехнулся.

– Увидим.

Он помогал Элизе подняться, намотав на сжатый кулак её волосы:

– Я думаю, что у тебя было достаточно времени, чтобы поплакать у матери на плече. Я почему-то был уверен, что ты побежишь к Ресья за защитой или к своей собственной матери.

– Ты видел Андреса? – Элиза разволновалась. – О боже! Он… он здоров?

Трепетные нотки в её голосе довершили дело, начатое Лаймен. Марис окончательно озверел:

– Ах ты, блудливая кошка! Я выкопал тебя из помойной ямы, я дал тебе любовь, уважение, всё…

– Ты называешь это уважением? – стараясь не морщиться от боли, Лиз прямо смотрела ему в глаза. – И мне не нужна твоя любовь, оставь меня в покое!

– Не будет этого, Линтрем. Да, кстати: наше соглашение не предусматривало подобных выходок с твоей стороны.

– А ты стыдишься признаться, кто ты? Или сам этого не знаешь? – съязвила Лиз.

– Перестань, дорогая, – рука Мариса погладила её по животу. – В твоём положении вредно так волноваться.

Взгляд Лаймен Стронберг скользнул по втянутому животу Элизы, потом – по лицам двух спорщиков.

– Ты не сказала мне, Элиза, что вынашиваешь дитя. Иначе я сразу 6ы отправила тебя обратно к Марису.

– Поэтому и не сказала, – мрачно пробормотала Элиза. Но тут же опомнилась. – Боже, что я несу! Не вынашиваю я никаких детей, что за бред! Я вообще ещё девушка!

– Чисто технически, дорогая, уверяю тебя, – замурлыкал Марис у неё над ухом. – И это недоразумение мы исправим сегодня же.

Лиз громко застонала. Лаймен с сердитым видом махнула рукой:

– Убирайтесь отсюда, вы оба! У меня утром было такое хорошее настроение…

– Я хочу навестить мать! – протестовала Элиза, подталкиваемая к выходу. – Ты свою увидел, а я?

– Сожалею, что визит был таким коротким, мама. В следующий раз мы заглянем, когда живот у Элизы будет заметен всем. А ты, пожалуйста, позаботься пока, чтобы пристроить Андреса Ресья в надёжные руки. Тогда он два раза подумает перед тем, как совершить какую-нибудь глупость.

– Договорились, – Лаймен коротко кивнула на прощание.

Во дворе поместья Элиза отбивалась от Мариса, пытаясь оцарапать его длинными ногтями.

– Как ты посмел сказать такое про Андреса?!

– Посмел – и сказал, – связав колючей верёвкой её руки, Стронберг романтично перекинул возлюбленную через круп Малика.

– Ты отобьёшь мне все внутренности, – визжала Элиза, – если повезёшь так!

– Ну, – Марис ловко затолкал ей в рот чистый носовой платок как подобие кляпа, – поскольку ты не беременна, бояться нечего. К тому же и бедуины, и викинги возили своих похищенных пленниц именно так. Тебя не привлекает овеянная веками романтика?

В ответ на гневные звуки, издаваемые Элизой, он, усмехаясь, провел вдоль её спины рукой, задержался на округлости зада и перешёл на ноги. Дождавшись, пока вопли сменит жалобное поскуливание, он наклонился к уху пленницы.

– А чтобы тебе было интереснее ехать, сообщу, что сразу после приезда домой ты будешь наказана. Но вот способ наказания оставляю твоему воображению. У тебя впереди два часа сладких грёз, любимая, – он пришпорил коня.

Богатая фантазия – страшная вещь. Когда сто двадцать минут быстрой скачки были почти на исходе, Элиза Линтрем свисала поперёк крупа Малика совершенно без сил. В своём воображении она уже десять раз была изнасилована, выпорота, распята и колесована. В тот момент, когда Малик остановился, её четвертовали. Физическое и моральное напряжение истощило её силы до конца, и она начала падать, как только ноги её коснулись песка.

– Бедняжка, ты совершенно измучена, – ласково проговорил Марис, беря её на руки.

Слуги в поместье Лалие так и не поняли, что произошло с хозяином в тот день, когда волосы его из тёмных раз и навсегда стали белыми, но повиновались столь же безропотно, как и всегда. Малик моментально был уведён на прогулку – конь должен остыть, а перед Омаром Лалие бежала служанка, открывая хозяину двери. Через минуту в «Покоях малой жемчужины» появилась Рейхан.

– Омар, что случилось? – от беспокойства она позабыла установленные обожаемым господином правила. Любовь дочери экономки преследовала Омара с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать.

– Закрой двери, Рейхан. Не случилось ничего особенного. Мы катались верхом с Феризат, и ей стало плохо от солнца.

– Думаешь, я не вижу, что её руки связаны? – Рейхан бен-Сина кивнула в сторону неподвижной фигуры на кровати. – Она сводит тебя с ума, а ты позволяешь это. Почему?

– Кому действительно позволено слишком много, так это тебе, Рейхан, – сердито проговорил Лалие. – Ты везде подглядываешь, шпионишь…

Дочь Маржан заплакала от ревности и от обиды:

– Но я люблю тебя! Люблю так, как она никогда не полюбит! Почему она, а не я, почему?

– Я люблю её, Рейхан. Давно люблю. Это она приходила в мои сны, это её, а не тебя, я видел, когда ты делила со мной ложе…

Рейхан дико вскрикнула, накинула петлю из шарфа на шею, пытаясь задушить себя. Омар не дал ей этого сделать, но не из-за любви. Ему не хотелось объяснять Маржан, что случилось с её дочерью.