– …чёрт знает что. Феризат, ты заставила меня поволноваться. Я едва не сошёл с ума от беспокойства, подумав даже, что ты решила одна, назло мне, отправиться в сады Аллаха.

– Куда? – Лиз сладко зевнула, потягиваясь.

Заворожённо уставившись на её розовый рот, Лалие потерял нить разговора.

– Э-э… неважно. Ты позволишь мне поцеловать тебя?

– Может быть, позже? – Лиз без стеснения выбралась из своей постели, босой прошлёпала к одеянию, приготовленному ей Полеттой на этот день. – После завтрака, например. Я ужасно проголодалась.

– А… да, прости, пожалуйста. Я сейчас уйду. Однако прежде я собирался сообщить тебе, что сегодня у нас будут гости.

– Кто будет? – забыв про сон, не веря своим ушам, переспросила Лиз. – Гости? И ты решишься показать им меня? Кто они?

– Семья из местной аристократии, – Лалие зловредно улыбнулся. – Мои добрые соседи и твои бывшие хозяева, Стонберэ. Камил и Лайма.

– Лаймен и Эмиль, – автоматически поправила его Лиз.

– И их старший сын с супругой.

– Вот уж Аде порадуется моему унижению!

– А, может быть, ты – её? – мягко предположил Лалие.

– Как это? – не поняла Лиз.

– Для этого тебе всего лишь стоит исполнить роль моей жены. Я стою выше Стонберэ на социальной лестнице и я богаче их. Ты можешь стать частью этого.

– Это только игра…

– Прости, – он пожал плечами. – По-настоящему я женюсь на тебе только после того, как ты понесёшь моего сына.

Лиз даже не обратила на всегда раздражавшую её фразу внимания, с головой уйдя в припоминание всех оскорблений и обид, перенесённых ими с сестрой от Аде за последние годы. Теперь она может унизить её – пусть ненадолго, на время, изменив своим принципам.

– Да, я хочу этого! – она встала с кресла. – Подожди. А… а Марис?

– Младший? – уточнил её господин. – Тот, который хотел тебя столь страстно?

– Да. Он попытается вернуть меня.

– Его не будет. Госпожа Стонберэ прислала письменное извинение – её сын в отъезде.

– Слава Господу! – Лиз обворожительно улыбнулась. – У тебя будет достойная жена в этот вечер, мой господин Омар. Но… – она помедлила и продолжала, ободренная еле заметной улыбкой, скользнувшей по его губам, – ты не рассердишься, если я буду с ней жестока?..

Совсем скоро она раскаивалась в своём опрометчивом согласии: после лёгкого завтрака, состоявшего из экзотических фруктов, её не оставили одну, как обычно, размышлять о сладостной мести Аделаиде Стронберг. Полетта Пратен и чернокожая эфиопка Хосефа, обычно прислуживавшие жёнам Хусейна, обрядили новоявленную госпожу в богато вышитое золотой нитью платье и препроводили её в самые просторные покои северного поместья, которые занимали в согласии и мире первая, вторая и третья мадам Лалие. Там царило вечное лето и восточная роскошь – невиданные украшения из кости, золота, драгоценных камней, росли в резных кадках две финиковые пальмы, между которыми в позолоченной клетке на жёрдочке покачивался попугай.

Лиз озиралась вокруг с благоговейным восхищением – здесь оживало всё, что до сих пор она видела лишь на страницах книжек.

– Садись, юная госпожа, – холодный голос, обжигающий одной своей интонацией, прозвучал, как показалось сначала Лиз, ниоткуда. Затем прямо в стене раздвинулись две половинки ковра, расшитого шёлком и бисером, и в залу вступила средних лет женщина ростом не выше Лиз, но такая стройная в талии, что северянка сама себе показалась неуклюжей коровой. Незаметно перебирая ногами, женщина с пронзительным взором, казалось, плыла по воздуху вместо того, чтобы идти. Её длинные тёмные волосы, уложенные короной, прикрывала прозрачная ткань, а платье было сшито из настоящего китайского шёлка и не требовало никаких дополнительных украшений. Лицо хозяйки было худым и властным, нос – крупным, с горбинкой, губы – узкими, а кожа – желтоватой. Но всё это отходило на задний план, когда внимание обращалось на её глаза – огромные, похожие на чёрный жемчуг, глубокие и гипнотизирующие.

Лиз Линтрем встряхнула головой, возвращая себе ясность мыслей, и с радостью разглядела за спиной первой жены Лалие вошедшую следом в залу француженку Низель, единственную, кто удостоил её в этом незавидном положении своей дружбы.

– Мадам Низель! – она бросилась к ней. – Как я счастлива видеть вас…

К её удивлению, Низель Лалие нахмурилась:

– Мы здесь не одни, Феризат. И я не та, кого ты должна приветствовать первой. Преклони поначалу колени перед старшей госпожой, перед Голе-Мохтар бен-Шаккум, ибо она – повелительница этого дома.

Лиз охотно поверила ей, заглянув ещё раз в мёртвые глаза первой супруги. И склонилась в низком поклоне:

– Моя госпожа.

С минуту заставив её понервничать, Голе-Мохтар надменно кивнула:

– Садись, девушка.

Сама она устроилась поудобнее на мягких подушках, разбросанных по полу поверх роскошного ковра, движением головы разрешила садиться своим наперсницам и приняла из рук подлетевшей Хосефы неизменный кальян, прежде чем продолжить:

– Итак, ты – Феризат, заставившая трепетать сердце наследника моего господина. Я не удивлена, – она придирчиво осмотрела шведку, – на Востоке беловолосые женщины – редкость, и даже мой господин не устоял в городе развлечений перед сиянием волос Низель, – Голе-Мохтар холодно улыбнулась француженке. – Наследник моего господина желает сделать тебя своей первой, старшей женой.

– Первой? – вырвалось у Элизы.

Голе-Мохтар взглянула на неё с неодобрением:

– Разумеется, и это честь для тебя, северянка. Со временем твой господин возьмёт себе ещё три жены, и ты сможешь удержаться от падения лишь в трёх случаях: если станешь для господина вернейшим другом, останешься всё равно красивее и забавнее всех жён либо – единственно верный способ – родишь господину первого сына-наследника.

– Значит ли это, почтенная госпожа, что вы – матушка господина Омара?

– Нет! – рявкнула арабка, вконец раздражённая любопытством Элизы. – И перестань перебивать меня, северянка. Мы – все трое – не родили нашему господину детей, хотя у Низель и Феды есть дочери от предыдущих браков. Но господин может взять себе ещё одну, последнюю жену. А пока наследник – приёмыш.

– Приёмыш? – тупо переспросила Лиз.

Голе-Мохтар только фыркнула.

– Феризат, Омар – не родной сын нашего мужа. Хусейн, к сожалению, бесплоден, – мягко пояснила Элизе Низель. – Но об этом не следует никому знать. Вот почему Омар почитается как сын повелителя в этом доме. Как любимый сын.

– Достаточно бесполезной болтовни, северянка, – прервала её откровения Голе-Мохтар. – Наследник желает, чтобы мы сделали за два часа из этой, – с красноречивой презрительной паузой она ткнула в Элизу пальцем, – девочки воспитанную восточную женщину, правильную жену. Мы можем только повиноваться, а ты, Феризат, лишь слушать и подчиняться нам…

Она провела с этими женщинами три с половиной часа, пока за окнами солнце не начало склоняться к линии горизонта, а Низель с Федой не устали показывать и говорить. Глядя в насмешливые глаза арабки, Лиз упорно молчала, в глубине души рыдая над своей загубленной жизнью. Что принесёт ей этот вечер, кроме новых мучений, о какой мести Аделаиде может идти речь, если по этикету она не может сделать и шагу вперёд мужа, не может и рта раскрыть без его разрешения. Упаси её Аллах хотя бы на сантиметр приподнять краешек чадры при постороннем мужчине, и скандал будет немыслимый, если она решится заговорить с даже представленным ей гостем. В присутствии мужа она не должна садиться, даже если он разрешает ей, иначе всем станет понятно, что она его не уважает; а угадывать его желания супруге полагается за полминуты до того, как они будут высказаны вслух или сделан соответствующий жест, и она должна опередить служанку с исполнением этого пожелания. Гость – вообще особа священная в восточном доме, и хозяин ни в коем случае не может отказать его просьбе, даже когда тот желает, чтобы ему прислуживала хозяйка дома. В целом, как поняла Элиза, женщина на Востоке ценится гораздо ниже хорошей лошади или старинного оружия, и арабок подобное положение дел нисколько не возмущает, а скорее наоборот. Впрочем, чему тут удивляться, горько думала Лиз, если вспомнить, как легко избавилась от неё в её собственной стране Лаймен Стронберг. Она продала её! Продала этим надменным, противным Лалие, для которых рабство ещё живо во всех его проявлениях.