— Эмма Платоновна, вы о чем задумались, голубушка? — голос Стефан Стефановича вырвал меня из размышлений, словно крючок рыболова размечтавшегося карася.

— О будущем думаю, Стефан Стефанович, о своем будущем. Удивительная вещь, эти ваши виски с лимонным соком и сахаром, мозги прочистили не хуже чем горчица горло. Я сейчас поняла, что жалеть о потраченных усилиях не стоит. И злиться на конкурента тоже не стоит, он действительно прекрасный рукодитель своего бизнеса. Подленький немного, так наверное в бизнесе честность не самое правильное качество… Мне не дано этого. Обманывать не приучена, а на праведности, скрипичных концертах, да обильных, мясных рецептах народной кухни,"Сладкие Хрящики" не поднять. Вот хочу посоветоваться с вами, профессор. Как вы думаете, если все объяснить детям и уехать, они поймут меня? — мой голос звучал угрюмо и мрачно.

Сухонькая фигура пожилого мужчины от моих слов стала еще меньше. Он совсем утонул в своем высоком, огромном кресле.

— Что это вы надумали, Эмма Платоновна? Неужто бросить нас решили? Воля ваша, конечно. Я не совсем понимаю ваши отношения с мужем, да и понимать не стремлюсь. Но, вот отношения с детьми у вас прекрасные, не у всякой родной матери такое взаимопонимание существует. Лиза тосковать будет, а у Александра переходный возраст намечается. Я боюсь, что ваше решение уехать, больно ударит его, — профессор сокрушенно, с явным огорчением покачал головой, его бледные щеки от волнения пошли красными пятнами, а бледно-голубые глаза за стеклами круглых очков подозрительно увлажнились.

Отвечать на вопросы Стефана Стефановича я не спешила. Сама еще не знала, насколько серьезной была моя скороспелая мысль о продаже тетушкиного наследсва и полного исчезновения с горизонта семьи Загряжских. Семьи Загряжских? Я повторила про себя эту коротенькую фразу и задумалась. Что такое семья, и была ли у меня она?

Додумать столь важную мысль мне помешал голос хозяина дома. Он раздался за спиной неожиданно и очень громко. Настолько громко, что мы с профессором просто подпрыгнули в своих креслах от необъяснимого смущения, смешанного с толикой страха. Так наверное себя чувствуют заговорщики, когда их разоблачает суровый хозяин своего королевства.

— Стефан Стефанович, не ожидал от вас такого. Откуда почтенный профессор посвятивший свою жизнь служению науки знает рецепт этого замечательного коктейля?

Загряжский подошел к письменному столу, где среди книг и тетрадей сиротливым, неуместным натюрмортом смотрелись пустые рюмки, квадратная бутылка виски с черной наклейкой, белая сахарница с торчащей из нее ложкой, мутный сок в широком стакане и остатки измученного лимона.

Мужчина без стеснения, со знанием дела налил в широкий стакан золотистый виски из квадратной бутылки, щедро сыпанул туда сахар и помешал смесь серебрянной ложечкой, извлекая из стенок стакана мелодичные и звонкие звуки.

Он задумчиво и критично понюхал то, что у него получилось в результате этого химического опыта, сморщился и в два глотка осушил прозрачную посудину.

— Неплохо… Но лучше когда в коктейль добаляется не сахар, а сахарный сироп, так меньше риска, что такая нежная дама, как моя жена напьется до состояния пьного сапожника, — голос Загряжского сейчас напоминал обледенелый бархат. Он был мягким и холодным одновременно.

Я дернулась как от удара. Утренняя встреча с Беркутовым, который открыл мне глаза на истинные причины нашего бурного романа. Недавнее потрясение от потери синего Дара. Вызванное этим открытием ощущение своей беспомощности и понимание того, что я нахожусь на краю денежного краха, скрутилось внутри меня таким тугим узлом, что меня просто прорвал словестный поток.

— Я не ваша жена, Загряжский! Завтра же подам на развод, Ряжской мне тоже надоело быть! Надеюсь, что существует юридические законы, которые позволят вам стать опекуном собственных детей. Я всего лишь мачеха, а значит с меня и спрос невелик. Боитесь, как все воспримет общество? Да хорошо оно воспримет. Можете сочинить любую легенду, я ее поддержу. Например, беспутная мачеха потеряла свой Дар и пала жертвой своего неумеренного пристрастия к алкоголю. Вы человек благородный и милосердный, пожалели детишек и усыновили их. В итоге и овцы целы и волки сыты. Дети останутся на законных основаниях с родным отцом, а гадкая мачеха продаст подлому Беркутову" Сладкие Хрящики" и уедет. Давно хотела посмотреть мир. Конечно по детям скучать буду, но говорят, что разлука творит чудеса. Пройдет пара-тройка лет и думаю, что мы будем все реже вспоминать друг друга. А возможно тебе Загряжский хватит ума и найдешь себе достойную, умную и добрую жену. Она станет отличной матерью твоим детям. Позволь, только совет дать — любвеобильность свою мерзкую придется выжигать каленым железом!

Я замолчала и перевела дух. Горло от такой долгой и пламенной речи пересохло, а из напитков на столе стояла лишь квадратная бутылка с золотистой жидкостью, красиво сияющей в желтых лучах лампы. Я решительно налила в свою рюмку виски и так же решительно выпила ее до дна. Обратила внимание на то обстоятельство, что профессора в кресле уже не было. Видимо он незаметно и тихо покинул свою комнату в самом начале моего монолога.

— У тебя пропал Дар, Эмма? А у Лизы? Надеюсь тоже исчез? Если это правда, то новость замечательная! — замороженный, обледенелый бархат исчез из голоса Загряжского, сейчас он звучал по мальчишески восторженно.

Мужчина быстро вышел из комнаты, а вернулся через несколько минут. В руках у него были какие-то бумаги.

— Вот, Эмма, это документы подтверждающие то, что с сегодняшнего дня ты являешься полноправной и единственной владелицей того рудника, который сейчас сияет синим светом на всю округу. Думаю, что этого сияния хватит на долгие годы. Представляешь, если продавать не услуги по зарядке мобилей, а уже заряженные камни? Такого еще не было в истории, но всегда бывают моменты, когда жизнь вносит свои поправки. Ты теперь, не только единственная владелица сияющего рудника, а и единственный на всю страну продавец готовых синих камней. Это огромные перспективы, Эмма! Можно например продавать готовые лампы, вместо привычных керосиновых. Можно… Сама придумаешь! Я спешил оформить бумаги именно сегодня, потому и задержался. Вот как знал, что они будут весьма кстати, — Загряжский улыбался искренне и открыто, его лицо было довольным. — Ты можешь Эмма, исполнить свою угрозу, бросить нас и уехать, но только не заставляй выжигать мою любвеобильность каленым железом. Я представил, это наверное очень больно! — мужчина вдруг прыснул от едва сдерживаемого смеха, посмотрел на меня своим прежним, таким привычным, насмешливым взглядом.

Очертания городского пруда очень напоминали очертания Африки на географической карте. Но Африка вспомнилась мне не только этим. Аномально жаркое лето накрыло наш северный город, словно чугунная крышка раскаленную сковородку. Людям, которые не привыкли к таким фокусам от природы, хотелось прохлады и они спешили ее получить в городском парке заросшем вековыми соснами, елями и березами. Огромный пруд посредине парка, сейчас пестрел большими и маленькими лодками, которые бороздили его прохладные, водные просторы.

Сегодня я тоже поддалась всеобщему помешательству. Наша лодка выкрашенная в бело-красные цвета, неторопясь рассекала слегка зеленоватую, ленивую от жары воду. Весла ритмично пели свою простенькую мелодию и старались не запутаться в солнечных бликах.

Загряжский сидел напротив меня в белой, расстегнутой на груди рубашке и казалось, что солнце совсем не доставляет ему хлопот. Сильные руки гребли уверенно, размашисто. Сине-зеленые глаза слегка щурились, а на губах плясала привычная мне, игриво-насмешливая улыбка.

Мы молчали. Я все еще сердилась на себя за то, что так легко поддалась уговорам мужчины и согласилась на эту почти романтическую прогулку. Краем глаза наблюдала за тем, как на берегу мелькает желтым пятном Лимон, старательно пытаясь поймать воланчик, которым играют в бадминтон Лиза и Шурик. Стефан Стефанович сидит на скамейке неподалеку от них и пытается читать газету. Но ветер ему не дает, он треплет газету, словно молодой и задорный щенок. Нарядные, веселые люди иногда заслоняют мне весь вид, и тогда я почему-то начинаю волноваться. Хотя сейчас это наверное смешно. Теперь мало найдется охотников, что-бы выкрасть Лизу. К тому же и она, и Шурик, знают несколько действенных приемов для обороны, которым я их научила.