Обжорство вещь заразная. Она, как болезнь. Как устоять перед нежными блинчиками с икрой или перед горячими пирожками с мясом? Однажды собираясь вечером развлекать гостей музыкой, я обнаружила, что платье, так называемое" концертное", мне стало очень тесным. Этот факт заставил меня внимательно рассмотреть свое отражение в зеркале. То, что я там увидела мне понравилось. Исчезла почти болезненная худоба, доставшаяся мне от Эммы Загряжской. Все что нужно, округлилось. Лицо посвежело, кожа сияла, словно перламутр. Даже появилась очень заметная, полновесная грудь! Сейчас я была в идеальной форме! Но еще немного и эта идеальная форма, поплывет… Я вспомнила тетушку Агафью Платоновну, и отрицательно закачала головой. Нет! Эмма, нет! Вот, что тебя ждет если не прекратишь обжорство и не начнешь заниматься спортом.

С того памятного вечера, я старалась не так часто заглядывать на кухню. Новые блюда пробовала, что бы не обидеть поваров, но в очень маленьких количествах. А самое главное я начала бегать, вспомнила все силовые упражнения, и даже попросила соорудить себе турник, далеко за домом, возле самой кромки леса, что-бы поменьше глаз видело, как хозяйка" дурью мается". Очень скоро мне компанию составил Шурик, а за ним и Лиза с вездесущим Лимоном.

Концерты, а именно так громко, теперь все называвли мои выступления, я давала три раза в неделю. В такие вечера в трактире собиралось большое количество людей. Все столики были заняты, и после нескольких скандалов, пришлось вводить систему предварительной записи. Толстая тетрадь купленная мной именно для этой цели, была уже заполнена наполовину. В ней столы резервировались до самой весны. Приближался самый главный, зимний праздник, который был аналогом нашего Нового года, но назывался немного иначе — Новая лета.

Назывался Новый год иначе, но отмечался так-же, как и у нас. С непременной, наряженной шарами и гирляндами елкой, с подарками, и с веселыми гуляниями.

В трактире был аншлаг. Столы заказывали большими компаниями, которые состояли иногда из родственников и друзей, а иногда из сослуживцев различных учреждений. Веселье подвыпивших клерков, очень напоминало мне наши новогодние корпоративы.

Именно такой костюмированный корпоратив, где маска на лице была главным атрибутом, гудел, плясал и от души веселился в тот памятный вечер.

Что-бы не отличаться от гостей, я к своему любимому, черному платью, с голой спиной, смастерила маску. Пошитая из черного бархата, украшенная блестками, которые помогала мне пришивать Лиза, она получилась великолепной. Закрывала половину лица, сверкала бисером и стеклярусом в лучах люстр, словно ночное небо россыпью звезд.

Полюбившийся публике" Чардаш", сменяли цыганские напевы, они переходили в знойную музыку востока. Когда, я поняла, что пьяная толпа способна веселить сама себя, я тихонько покинула сцену.

Накинув на голые плечи шубку, в лакированных туфельках, я засеменила ногами к дому, по тщательно прочищенной дорожке, стараясь не поскользнуться и не упасть в сугроб.

Я уже поднималась на крыльцо, когда входная дверь распахнулась и из нее вылетел подпрыгивая от нетерпения Лимон. Он оглянулся на меня, весело тявкнул и уверенно потрусил в сторону леса. Я решила пождать когда наш умный пес сделает свои важные дела и вернется назад. Но время шло, мои ноги в легких туфельках стали превращаться в бесчувственные ледышки, а пес не спешил возвращаться.

Подумав немного, я пошла в ту сторону, в которой он скрылся. Остановилась возле сугроба и неуверенно закричала в темноту.

— Лимон!

Мне ответили лишь старые сосны, поскрипывая на морозе, заснеженными ветками.

— Лимон! Лимон! Лимон! — звала я в отчаянье, не зная как лучше поступить. Продолжать ждать негодника, решившего прогуляться в лесу, или же пойти в дом, в желанное тепло.

— Почему именно лимон? Может быть вам поможет и обыкновенное яблоко? — прозвучал у меня над ухом жаркий шепот.

Мужские руки нежно, но требовательно развернули меня, и я уткнулась носом в колючюю шерсть белого, щегольского шарфа, обмотанного вокруг сильной шеи. От незнакомца пахло парянным перцем, теплой полынью и апельсинами. Я поняла глаза и встретилась с искрящимся весельем, лучистым, притягательным взглядом сине-зеленых глаз.

Этот необычный цвет и продолговатый разрез глаз показались мне очень знакомыми. Конечно же! Это тот самый мужчина которого я видела ранней осенью, в доме губернатора! Но он стоял слишком далеко, не могла я тогда рассмотреть цвет его глаз! И эти черные кудри, широкие брови, длинные ресницы угольным росчерком выделившие светлые глаза…

— О, да вы та самая скрипачка! Должен сказать, что я очарован вашей виртуозной игрой! Я очарован блеском ваших бархатных, черных очей, вашим запахом, таким знакомым, таким манящим, — голос мужчины низко вибрировал, действовал на меня не хуже чем хмельное вино.

Я чувствовала себя безвольной мухой, которая угодила в сеть могущественного паука. К чему трепыхаться? К чему махать слабыми крылышками?

Горячие губы накрыли мои, холодные от мороза, остывшие. Поцелуй был похож на спасение. Спасение от холода и одиночества. Он длился так долго, что мне стало жарко.

— Позволь я сниму твою маску, прекрасная незнакомка, — хрипло протянул мужчина и наклонился надо мной еще ниже. Пока его нетерпеливые руки сдергивали с моего лица, черный бархат в блестках, я отчетливо поняла где видела эти сине-зеленые глаза. Они уже год, находились рядом со мной. Они лукаво и весело смотрели на меня с румяного личика Лизы, по дружески вопрошали с серьезного лица Шурика.

Мы воскликнули почти одновременно.

— Загряжский?! — просипела я сдавленно, с сомнением.

— Эмма?! — яростно заревел мой недавний искуситель.

От прежней нежности и любовного напора, не осталось и следа. Сильные пальцы сомкнулись на моей шее и начали душить.

— Куда ты дела моих детей, ведьма?! — рычал мужчина и еще сильнее стискивал мою шею.

Темно-синее, ясное от мороза небо, усеянное миллиардами звезд, закружилось у меня перед глазами превращаясь в черную воронку. Как же я тебе отвечу, глупый осел, если ты меня душишь? Подумалось мне, перед тем как потерять сознание. Я медленно падала в холодный снег и еще успела услышать громкий и грозный собачий лай, злое рычание.

— Лимон! — прошептали мои непослушные губы и звездное небо окончательно обрушилось на мою голову.

— Эмма, милая очнись! — детский голосок настойчиво зудел возле уха, вызывя у меня стойкое чувство дежавю.

Вспомнилось лето, запах гари и дыма, и тревожная мольба Лизы. "Эмма, очнись!"

Теплые капли влаги падали мне на лоб и стекали вниз. Ядренный запах нашатыря настойчиво лез в нос. Мучительно захотелось чихнуть. Сдерживать я себя не стала и громкое" Апчхи!!", кажется вывернуло наизнанку все мои внутренности, глухой болью отозвалось в горле.

Я открыла глаза и сфокусировала взгяд на белом, высоком потолке гостиной. Погладила рукой мягкий плед в который меня закутали, словно младенца и жмурясь от яркого света повернула голову в ту сторону, с которой слышала тоненькие всхлипывания Лизы.

Меня тут же лизнул в щеку шершавый, собачий язык. Нежные, маленькие ручки отстранив жалобно скулящего Лимона в сторону, принялись меня крепко обнимать.

— Тише, Лиза! Ты опять отправишь Эмму в обморок, если будешь ее так крепко душить! — рассудительный и суровый голос Шурика, прозвучал совсем рядом.

Я сразу отреагировала на слово" душить", с тревогой начала озираться по сторонам и натолкнулась на холодный, почти замораживающий взгляд полный ненависти и презрения. Господин Загряжский, собственной персоной сидел в моей гостиной и настойчиво сверлил меня взглядом. Я приподнялась с мягкой, диванной подушки, и попробовала заговорить, но горло болело и у меня вырвался лишь сдавленный хрип. Тут же вспомнился Беркутов, я криво усмехнулась, Ну, вот кажется бумеранг вернулся…

Заметив мою улыбку, весело защебетала Лиза.