Его Величество кивнул и продолжил:
– Так вот, это последняя разработка Министерства техномагии и лично почтенного сэра Гвиса!
Придворные восторженно заахали, а старик Гвис поправил очки и поглядел на Первого рыцаря с ехидной улыбочкой.
– Такая честь… – повторил рыцарь.
– Берите, сэр Алавер! – с позволения Его Величества в разговор вступил старый техномаг. – Когда вы его коснётесь, он активируется… включится, проще говоря. Этого чудесного попугайчика нужно посадить на плечо, дабы он мог коснуться вашей кожи и послушать биение вашего сердца. Он настроен на вас, сэр рыцарь!
Сэру Алаверу стало совсем тошно.
Попугайчик, собранный из тоненьких позолоченных проволочек и маленьких шестерёнок, был богато инкрустирован драгоценными камнями всех цветов. Внутри светилось жёлтым магическое ядро игрушки. Такая птичка больше подошла бы богатой даме, чем рыцарю. Позорище! Ещё и биение сердца будет слушать. Настроен он, видите ли! Тьфу!
Однако дольше медлить было нельзя – сэр Алавер протянул руку, взял птичку и посадил на плечо. От его прикосновения игрушка «ожила»: моргнула круглыми изумрудными глазами, встрепенулась, и, очутившись на плече, принялась почти невесомо, но неприятно топтаться.
– Посмотрите, как прекрасно! – самодовольно заявил Гвис. – Кинетическая модель – последняя разработка…
Придворные, не особо вникая в слова старого техномага, принялись восторгаться птичкой, а та прижалась к шее сэра Алавера и удивительно немелодичным голосом, похожим на голос своего создателя, произнесла:
– Биение сердца – сто два удара в минуту. Повышено. Дыхание – двадцать три раза в минуту. Ускорено. Рекомендация – успокоиться.
Рыцарь готов был сорвать мерзкое создание с плеча, бросить на пол и растоптать.
Неужели это всё потому, что он чуть не проиграл последний Летний турнир?! Но ведь не проиграл! Хоть вёрткий сэр Харрис и был на диво ловким, но сэр Алавер его одолел. Не так стремительно, как, наверное, того хотелось бы Его Величеству, но всё же сэр Алавер в шестой раз стал лучшим мечником Норфлейма, маленького королевства на северной окраине Империи.
После этого турнира сэр Алавер впервые задумался: не пора ли остепениться, жениться там или ещё что. Не вечно же на потеху почтенной публике прыгать с мечом. Не мальчик уже.
Собственно, об этом он и хотел поговорить сегодня с Его Величеством. А теперь ходить ему неведомо сколько с этим… попугаем!
– И это ещё не всё! – Его Величество повысил голос – придворные тут же замолчали. – Сэр Алавер, с радостью сообщаю вам, что вы поедете в столицу Империи – солнечную Катаранию!
По залу пронёсся шёпот: неужели?..
– Да-да, дамы и господа, – улыбнулся Его Величество, – Норфлейм примет участие в Больших Имперских Играх! Двадцать лет мы не участвовали в Играх – пора показать, чего мы стоим!
Его Величество поднялся с трона, воинственно потрясая кулаком. Придворные повскакивали со своих мест. Аплодировали, кричали, смеялись.
В поднявшемся шуме никто не услышал, как попугайчик на плече сэра Алавера сказал:
– Биение сердца – сто двадцать три удара в минуту. Повышено. Дыхание – двадцать девять раз в минуту. Ускорено. Рекомендация – немедленно успокоиться. Дыхательные упражнения. Вдох…
Сэр Алавер и сам не слушал, что бормочет птица.
Большие Имперские Игры в Катарании! Любой рыцарь Норфлейма мог только мечтать попасть туда.
Любой, но не сэр Алавер.
По дороге домой он глядел в окно самоходной кареты – дорогая игрушка последней модели – и предавался мрачным размышлениям. О себе, о рыцарях Катарании, о годах, которые уходят безвозвратно, о лишних двадцати фунтах, из-за которых он уже не так прыток, о мерзкой механической птице – словом, обо всём понемногу. Ах, если б можно было не ехать на эти Игры!
…Следующие три недели стали сущим адом. Проклятый попугай будил первого рыцаря Норфлейма с первыми лучами солнца, напевая скрипучим голосом что-то о радости утра и новых свершениях. Заткнуть гадкую птицу оказалось совершенно невозможно. Если только сломать, но ломать подарок Его Величества точно не стоило.
Едва сэр Алавер собирался порадовать себя прекрасным огромным куском изумительно прожаренной жирной свинины с грибным соусом и тушенным в сметане картофелем, мерзкая птица начинала вещать о превышении нормы жиров и ещё о чём-то совсем не понятном: что-то о микролементах, сбалансированном питании, какой-то канцрагенной угрозе. Аппетит пропадал напрочь. Пить вино птица тоже мешала. Эль не одобрила. Пироги с потрохами, колбаски с салом и даже скромный омлет из восьми яиц – нет, нет и нет!
Сэр Алавер пробовал обмануть негодную птицу: велел кухарке готовить свинину, но называть её курицей и подавать как курицу, мелко порубив и смешав с тушёными овощами. Однако попугай оказался хитрее: первую порцию отверг, едва рыцарь начал обедать, а вторую разрешил, но только потому, что мясо в ней было сухим и совершенно невкусным.
Покусилась птица и на святое – дневной отдых сэра рыцаря. Ведь так приятно предаваться ничегонеделанию. Например, читать заботливо сложенные слугой на чайном столике газеты. Политику сэр Алавер лениво пролистывал, светские хроники тоже, а вот новости спорта читал с интересом: гонки на самоходных повозках – потешная идея, скачки предлагают проводить на механических конях – что за ерунда! Только на скачках сейчас и можно увидеть живых коней! Или вот: сделать шахматы частью рыцарского турнира! Сэр Алавер так смеялся, что чуть не скатился с дивана. Нет, в шахматы он играть умел, но представить себе рыцаря, гордящегося званием не мечника, не наездника, а шахматиста, не мог, как ни старался.
Птица давала ему полчаса. А потом, скрипя и ворча, как её изобретатель, гнала рыцаря на тренировку. Сэр Алавер даже выругаться как следует не мог: кто знает, не следит ли за ним старый Гвис или даже сам Его Величество через этого попугая?
А ведь в глубине души Первому рыцарю Нормфлейма хотелось не готовиться к этим чёртовым Играм! Сам себе сэр Алавер объяснял своё нежелание просто: или он уже достаточно хорош, чтоб представлять Норфлейм хоть завтра, или пусть катятся к дьяволу!
Птица заставляла лучшего рыцаря королевства бегать по утрам, приседать, махать мечом как юнца, только мечтающего о рыцарстве, кувыркаться и отжиматься. Попугай не отставал, требуя бегать по часу на рассвете, тренироваться не менее трёх часов днём и с полчаса разминаться по вечерам.
А когда сэр Алавер проводил взглядом прелестную новенькую подавальщицу в любимой таверне, птица проскрипела в самое ухо:
– Дурную болезнь подхватишь!
Так что ко дню отъезда в Катаранию сэр Алавер сбросил семнадцать лишних фунтов, с лёгкостью взбегал на лестницу Тысячи праведников, приобрёл здоровый цвет лица и был совершенно не в духе.
В газетах, которые ему удавалось читать урывками, писали, что вся Империя готовится к нынешним Большим Играм. Не только Норфлейм, но и четыре соседних королевства возвращались к Играм после двадцатилетнего перерыва, и общественность предвкушала грандиозное шоу. Журналисты брали интервью у экспертов по рыцарскому спорту, предлагали делать ставки, публиковали ободряющие и ругательные письма публики, разогревая и без того заметный интерес.
Почему северные земли два десятка лет не допускались на Игры, сэр Алавер знал лучше многих. Северные рыцари тогда держались не лучшим образом, и Император обвинил их в том, что Кубок Доблести ушёл в соседнюю страну. Этих соседей Император год спустя захватил и Кубок вернул, но рыцарям Норфлейма, Нордалля и другим северянам на двадцать лет было запрещено появляться на Больших Играх.
Двадцать лет прошло, а он помнил тот день так, будто это было вчера. Его отца привезли с Игр в Катарании калекой. Ни лекари, ни техномаги не смогли помочь сэру Вистану – и он за какие-то два года постарел, обрюзг и тихо спился. В редкие минуты нетрезвой откровенности он доверительно шептал сыну:
