Иногда он, убеждённый высказываниями наиболее авторитетных членов Академии, уделял отдельным проектам особое внимание и, в связке с подарочным набором жасминового чая, презентовал их Его Величеству. Тот жасминовый чай пил редко, но четыре проекта из предложенных утвердил и финансировал из казны, так что Лермениск незаметно из покровительствуемых пробился в покровители.

Своя же идея посетила его внезапно: он возвёл очи горе и чуть не упал в грязь от красоты и недосягаемости объекта. В вышине над ним висел огромный светящийся Сыр, так что Лермениск кожей почувствовал чудесный вкус и запах ночного светила. И тут он вспомнил всё, что со школьной скамьи слышал о Луне, о её фазах в зависимости от дня месяца, когда сыр нарастал и расходовался. Но позвольте, третьего дня Луна была несравнимо больше, и не в ширине меняющегося объёма талии, а просто – больше. Диаметр светила сейчас втрое уменьшился! Да что же это такое? Что за безобразие! Надо же было следить! Почему это за Луной не наблюдает специальное ведомство?

Впервые Тимотео Лермениск почувствовал это – лёгкое прикосновение чего-то огромного, невидимого и ужасного. Его коснулось Божественное Вдохновение. Он в одну минуту понял, что час его предназначения пробил, и почти ринулся в Академию, но что-то его остановило. Если огромное собрание великих мужей до сих пор не смогло заметить, что с Луной происходят такие изменения, смогут ли они оценить его мысли по достоинству?

И тут Лермениск вспомнил о Грассини. Тот так и не стал академиком, да и не собирался. Какое упущение! Тимотео даже всплеснул руками на ходу. Надо помочь учёному прославиться, влиться в ряды, так сказать… А что может этому поспособствовать? Конечно, воплощение его, Лермениска, дерзкой мечты. Измеритель Луны! Это название, казалось, уже выгравировано на будущей Золотой Медали изобретателя. Решено! Лермениск поможет Грассини обрести славу, а тот добудет Измеритель!

«Вот идиот! – раздумывал Грассини. – Однако довольно безобидный, с ним не стоит ссориться. Как таких берут на службу? А-а, чем бы дитя не тешилось…»

К утру новейший измерительный инструмент был готов. Всю ночь Антиной занимался пайкой на подвальной жаровне и полировкой полученного уродца. К бронзовому штангенциркулю максимального размера присобачил чудом не лопнувший медный окуляр от монокля и латунный транспортир. Карманный Измеритель Луны позволял четко разглядеть контур лунной поверхности, измерить диаметр светила штангенциркулем. Транспортир придавал прибору внешней солидности и сходство с заморской астролябией. Измеритель был проще и предназначен для другого – потешить самолюбие этого толстогубого простака-секретаря (Антиной Грассини не озаботился узнать нынешнюю должность Лермениска и до сих пор считал его секретарем на посылках). Ну и знакомы они были давно, хоть и шапочно, так что Грассини отчего-то решил и пошутить, и утешить беднягу: тот ведь искренне верил в необходимость своего Измерителя. Ну не потащит же он к Его Величеству эту безделку!

Лермениск вернулся через день. Ждущий его агрегат стоял на резном медном подносике у входа в кабинет. Солнечные лучи, падающие сквозь заросшее плющом окно, красиво отражались на золотистой поверхности.

– Это… он? – заикнулся синьор Лермениск и нервно промокнул лоб платком, на этот раз нежно-сиреневым. – Уже готов? Так быстро. Вы, бесспорно, большой талант. А как он работает?

– Для этого нужно дождаться Луны, то есть вечера. – За окном сияло полуденное солнце, отчего, собственно, заказчик и вспотел. – А пока вы можете ознакомиться с теоретической частью…

– Ага, ага… – почти испуганно закивал Лермениск и вцепился обеими руками в поднос. Большие пальцы еле заметно поглаживали края окуляра и иглы штангенциркуля. – Насколько дорогой вышла работа, позвольте полюбопытствовать?

– Вашего жалованья не хватит, – махнул рукой Грассини, – забирайте как подарок.

Лермениск прикинул свое инспекторское жалованье и мысленно присвистнул. «Дорогой ты мой!» – он чуть не облобызал штангенциркуль и только крепче прижал прибор к груди.

Пока Антиной Грассини с учёной въедливостью объяснял принцип работы своей поделки, Тимотео Лермениск прикидывал, как отнесёт агрегат к ювелиру, и тот украсит его резьбой, модным перламутром, нацепит удобный ремешок для ношения на поясе. В облагорожненном виде его можно и Государю показать.

Работа ювелира заняла вовсе не сутки, а ровно неделю и вылилась Лермениску в довольно круглую сумму. Зато теперь ублюдок штангенциркуля и транспортира был обвешан резными дубовыми листьями из благородной бронзы, а по латунной дуге рассыпались, словно пуговицы по камзолу столичного щёголя, малюсенькие перламутровые фазы Луны. Измеритель был воистину совершенен.

Повелев паре мальчишек-писарей размножить инструкцию от Грассини в десяти экземплярах, он отобрал наиболее каллиграфически безупречный и отправился на заранее оговорённую аудиенцию к Его Величеству Императору Джулибарду Пятому по прозвищу Лысый.

Монарх восседал в Павильоне Ясности посреди изнывающей от дождя зелени, куда соизволил спуститься для принятия позднего завтрака. Беседка величиной со средних размеров колумбарий, настолько же пафосная и монументальная, была неуютна. Несмотря на обилие драпировок цвета императорской лазури, в ней пахло погребом – наверное, из-за скверной погоды и близости императорских прудов. Джулибард Пятый пил заморский пряный напиток и грел мясистый нос над паром от тонкостенной чашки. Голова императора напоминала яйцо страуса – конически вытянутая кверху, пятнистая от многочисленных оспинок и совершенно лысая. Зато каштановая борода, разделённая на две половины и надушенная ароматическими маслами с родины напитка, внушала уважение и гордость за страну.

Тимотео Лермениск рассмотрел лысину владыки четырех морей со всем возможным благоговением, ибо император сидел лицом к огромным панорамным окнам и изволил взирать на мокрый сад. Лермениск приблизился, вдохнул побольше воздуха, в котором явственно различил ноту жасмина из Великой Средиземной, и разразился длиннейшей тирадой на тему грядущего благоденствия Румории и бесполезного и ничтожного злопыхательства её соседей. Император милостиво склонил слух к устам Сопровождающего Инспектора, и уединение в Павильоне Ясности привело историю Румории к неожиданному повороту, а Антиноя Грассини сделало величайшим патриотом и гением современности.

Расписав злоключения гигантского круглого сыра, столь ярко освещающего жизнь румориан, Лермениск упомянул и голубой сыр с плесенью от небесной козы Мекимеки, и белый жемчужный от Владычицы Севера, и золотой сливочный от Золотого Братца, и оранжевый с паприкой в цветах Дворца Всемогущего Владыки.

Луна могла принять обличие любого из известных человечеству сыров. Она была гарантом сытой жизни румориан (недаром народ говорит: «Коли будет недород, на Луну пойдёт народ. Мы отрежем лунный сыр и накормим целый мир») и символом могущества. Лермениск знал, что в Великой Средиземной Луна представляла собой жареный блин из рисовой муки, а у дикарей с Севера – обкатанный Океаном круглый кусок янтаря. Но то заграничные, ненужные Румории домыслы и слухи. Наш, и только наш Сыр являлся собственностью Императора в тот момент, когда Луна проплывала в пределах руморских границ.

Каково было удивление Джулибарда Лысого, когда он услышал о международном воровстве. Оказалось, что вероломные соседи воруют руморский сыр! Они успевают оттяпать или обстругать Лунную Голову в тот момент, когда Луна ещё пребывает на территории Румории, тянутся гигантскими прозрачными серпами на многоколенчатых рукоятях и режут, режут Луну. Она не успевает оправиться к утру, поскольку кормит ещё и целые когорты Небожителей, вознёсшихся героев и армию Всемогущего Владыки. Таким образом, Луна не просто отдает свои части в соответствии с фазами из учебника, она значительно теряет в весе и объёме.

– Но мы привлечём их к ответу! – звенел голос Тимотео Лермениска; его губы побледнели и потеряли пухлость, щёки тряслись от возмущения. Он искренне верил себе. – Посягательство на наш Небесный Сыр – прямая угроза благоденствию Румории. Мы провели исследования и разведку на местности. Агенты, сопровождавшие купеческие караваны, привезли неоспоримые доказательства небесного происхождения доставленных образцов. Правда… из-за жары – вы, Ваше Величество, конечно, помните жару месяц назад, – они безвозвратно протухли, но мы успели, так сказать, вкусить, оценить, составить экспертное мнение. Это был он!