Керамическое производство у племен поломской культуры было на уровне домашнего ремесла. Наиболее крупная коллекция сосудов происходит из Варнинского могильника, где сосуды обнаружены в большинстве могил. Все сосуды изготовлены из красножгущейся глины с примесью толченой раковины, растительными примесями, реже — речного песка в тесте. Сделаны они от руки кольцевым налепом. Из-за плохого и главным образом кратковременного обжига на кострах и сильной законченности цвет большинства сосудов серый, желтовато-коричневый, темно-серый и почти черный. Все сосуды имеют широкие горловины и округло-уплощенное дно, края венчиков обычно округлые. Диаметр тулова сосудов колеблется от 7 до 30 см, но преобладает диаметр 10–20 см.
Оперируя материалами только из Варнинского могильника, В.А. Семенов выделяет по соотношению диаметра и высоты, по форме перехода стенок к днищу и венчику пять типов сосудов (Семенов В.А., 1980, с. 54, 55). К первому он относит сосуды с высотой, равной диаметру, относительно высокой шейкой и прямым, слегка отогнутым наружу или внутрь венчиком. Ко второму типу причислены горшки с высотой, впятеро меньшей диаметра сосуда по венчику. Их большинство в коллекции, и они относительно небольших размеров: 12–17 см. Третий тип составляют сосуды с наклоненными внутрь стенками, низким переходом от боковой поверхности к днищу: четвертый — сосуды баночного типа. Разновидности их выделяются по степени отгиба края венчика. Последний тип образует сосуды без шейки. Примерно половина сосудов этой коллекции орнаментированы. Наиболее распространено было украшение шнуром верхней части сосуда, иногда в сочетании с горизонтально расположенными одинарными рядами оттисков гребенчатого или решетчатого штампов. Такая решетчато-шнуровая орнаментация распространена на ранних этапах поломской культуры, но, видимо, тот же прием был характерен для осинских племен — археологической культуры более раннего времени. Предложенная классификация сосудов поломской культуры не учитывает основной их массы, происходящей с поселений. Классификация последней пока не разработана.
Среди предметов вооружения и конского снаряжения в могильниках поломской культуры наиболее интересны меч и три палаша — оружие конника. У двух палашей отогнут конец клинка, у третьего клинок прямой, перекрестья и деревянные рукоятки их завершаются металлическими оковками (табл. LIX, 22). Все три палаша относятся к VIII в. Меч с обоюдоострым лезвием не имеет перекрестья и относится к финальному периоду поломской культуры, а может быть, и к начальному этапу чепецкой. В Варнинском могильнике обнаружена большая серия кинжалов. Они имеют длинное лезвие ножевидной формы и короткий широкий черешок. Длина лезвия наиболее крупного из них около 40 см (табл. LIX, 24). У отдельных кинжалов на клинке видны долы. Мечи, кинжалы и боевые ножи носились в ножнах. Ножны мечей и палашей были деревянными, с бронзовыми наконечниками и бронзовыми скобами для прикрепления их к портупее. Для ношения ножей и кинжалов употреблялись ножны, изготовленные из бронзового листа (табл. LIX, 21, 23). Одни из них сужаются книзу, другие равноширокие. Последние нередко по поверхности пышно украшались валиками, поперечными полосками металла, сканью и «городками» зерни. Конической формы ножны — более ранние (VI–VII вв.), а равноширокие — более поздние и датируются в основном VIII–IX вв. Ножны первого типа есть в Поломских могильниках и в Варнинском, а второго типа — в Варнинском и Мыдланьшайском могильниках.
Важным предметом вооружения были и копья. Их наконечники железные, в основном двух типов — ланцетовидные и пиковидные (табл. LIX, 8, 13). Последние были бронебойными. Найдены при раскопках и железные втоки копий, имеющие вид невысоких конусов. Наконечники стрел двух типов — ланцетовидные и бронебойные, шиловидной формы. Последние рассчитаны на поражение противника, одетого в кольчугу. Из Поломского I и II, и Варнинского могильников происходит и серия двушипных метательных дротиков (табл. LIX, 9). Наконечники их, как и наконечники копий, все втульчатые. В мужских погребениях могильников Поломских I и II, и Варнинском обнаружены боевые топоры, по форме близкие салтовским. Они узколезвийные с молотковидными обухами и овальными в сечении отверстиями для прямых рукоятей (табл. LIX, 2, 5, 6). Топоры эти легкие, вес каждого около 300–400 г. Дата топоров этого вида — конец VII–VIII в. Как уже говорилось, в могильниках найдены и остатки сложных клееных луков с костяными накладками, берестяные колчаны для стрел, крюки для подвешивания колчанов. Предметы конского снаряжения представлены удилами, уздечными наборами и стременами. Для более ранних погребений характерны удила с прямыми и эсовидными псалиями. Более поздние удила, относящиеся к VIII в., двусоставные, кольчатые (табл. LIX, 12, 16, 17). Стремена салтовских типов и все они относятся к VII–VIII вв. У них прямые подножия и высокие петли. Остатки седел в погребениях не найдены, хотя, несомненно, они были в употреблении в то время.
Носители поломской культуры имели, видимо, родо-племенную организацию. Каждое поселение принадлежало нескольким большим семьям, связанным родственными отношениями, но не исключено, что первоначально имевшим различное происхождение. Форма и размеры жилых построек, как и общий характер могильников, говорят о существовании патриархальных больших семей, каждая из которых насчитывала, очевидно, 10–15 человек. Хозяйственные угодья были распределены между поселениями. Отмечаются большие участки земли, слабо заселенные, которые использовались только как охотничьи угодья.
Сложение поломской культуры происходило в IV–V вв. при заселении слабо освоенной долины р. Чепцы выходцами с соседних территорий. По мнению В.Ф. Генинга, определенную роль в сложении поломской культуры сыграли не только племена местного камско-пермского этнического круга, культура которых хорошо фиксируется в материалах ранних погребений Варнинского могильника, но группа племен угро-самодийского этноса. Последний участвовал, согласно В.Ф. Генингу, в генезисе не только в поломской, но и в других культурах Прикамья, в частности в харино-ломоватовской и, особенно, в сылвенской.
По всем имеющимся материалам усматривается прямая связь между поздними этапами поломской культуры и ранними этапами чепецкой, а также непосредственный переход одной культуры в другую. Это видно особенно явственно по материалам могильников поломской культуры, наиболее поздние погребения в которых относятся уже к чепецкой культуре, а также по приемам домостроительства и особенностям хозяйственной деятельности. Так, в могильнике Мыдлань-шай большая часть погребений принадлежит чепецкой культуре. Та же картина наблюдается в Поломских могильниках. В Варнинском могильнике значительное число погребений относится к поломской культуре, а небольшая часть — к чепецкой.
Преемственность культур особенно ярко проявляется в женском костюме. Судя по данным раскопок, основой его и в поломской, и чепецкой культурах было длинное подпоясанное платье, поверх которого надевался кафтан. И платье, и кафтан подпоясывались ремнями. К переду костюма и к поясу пришивались собранные в пучки кожаные шнуры с надетыми на них металлическими пронизками (табл. LX, 35), о которых уже было сказано. Племенные украшения поломской культуры (табл. LX, 1–4, 9, 10) плохо изучены.
Далеко не все исследователи согласны с тем, что в сложении средневековых удмуртов и коми-пермяков принимали активное участие верхнекамские и чепецкие племена. В свое время Е.А. Халикова высказала предположение, что верхнекамские и чепецкие памятники I и начала II тысячелетия н. э. принадлежали каким-то неместным этническим группировкам, вошедшим впоследствии в состав Волжской Болгарии (Халикова Е.А., 1970, с. 301). Эту точку зрения отстаивал и А.Х. Халиков (Халиков А.Х., 1979, с. 70), предложивший искать предков удмуртов и коми-пермяков «не южнее верховьев Волги, Камы и Вычегды». В свете новых, полученных за последние годы материалов эта точка зрения представляется малоубедительной, как и мнение В.Б. Ковалевской, которая попыталась передатировать ранние комплексы Поломских могильников и отнести их ко времени не ранее VIII в., поставив под сомнение принятые датировки ранних этапов поломской культуры (Ковалевская В.Б., 1969, с. 84–91). Ошибочность таких датировок, правда с большим запозданием, показал В.Ф. Генинг. Дав аргументированную датировку деталей поясных наборов из погребальных памятников Прикамья, он косвенным образом доказал, что ранние поломские погребения принадлежат к V–VII вв. (Генинг В.Ф., 1979б, с. 96–105).
