В X–XI вв. особенно много металлических украшений в составе ожерелий. Это прямоугольные обоймицы с трубочками (табл. XLVII, 3), спиралевидные пронизки с петлями и шумящими привесками (табл. XLVII, 18), крестовидные привески (табл. XLVII, 10). Значительно изменяется облик застежек-сюльгам: «усы» у них длинные, отогнуты наружу, иногда чуть раскованы (табл. XLVII, 2, 5). Характерны гривны глазовского типа с петлей и гранчатой головкой (табл. XLVII, 4).
В XII–XV вв. происходит полная смена женских украшений у мордвы. Исчезают головные венчики и височные подвески с грузиком, гривны, нагрудные бляхи; количество металлических украшений сильно сокращается. Появляются витые проволочные браслеты русских и болгарских типов (табл. XLIV, 6, 7) и усатые пластинчатые перстни. Становятся четкими различия в погребальном инвентаре мокши и эрзи. Для мокши характерны кольцевидные застежки и сюльгамы с узкими треугольными лопастями, серьги в виде знака вопроса, пулокерь. Для эрзи типичны как миниатюрные, так и очень крупные кольцевые застежки, сюльгамы с большими треугольными лопастями, браслеты из толстой круглой проволоки с расплющенными концами (табл. XLIV, 8-12).
Погребения эрзи и мокши различаются по набору украшений, но главным образом — по ориентировке покойных: северной у эрзи и южной у мокши.
Вопрос о времени и территории формирования этих двух групп мордвы остается предметом острых дискуссий. Разделяя точку зрения А.Л. Монгайта (Монгайт А.Л., 1953, с. 177) и П.Н. Третьякова (Третьяков П.Н., 1957, с. 65, 66) о принадлежности рязанско-окских могильников мордве, П.Д. Степанов был убежден, что на основе этих древностей формировалась не вся культура мордвы вообще, а только мордвы-эрзи. Все муромские археологические памятники VI–XI вв. в нижнем течении Оки он считал эрзянскими (Степанов П.Д., 1970а, с. 26–66). Одним из доказательств отождествления эрзи и муромы являлась, по его мнению, северная ориентировка в муромских могильниках. Само существование муромы как отдельного племени П.Д. Степанов отрицал, а упоминание муромы в Начальной русской летописи называл «вымыслом летописца» (Степанов П.Д., 1970б, с. 26).
В.Н. Мартьянов и Д.Т. Надькин также полагают, что рязанско-окское и муромское население являлось протоэрзей. По их мнению, муромское население Поочья полностью перешло на правый берег Оки и расселилось в бассейне рек Теши и Пьяны в начале II тысячелетия н. э. Одним из доказательств в пользу отождествления муромы с эрзей приводится наличие типичного для эрзи набедренного украшения — пулагая — в некоторых погребениях муромы. Однако нет прямых доказательств того, что это украшение уже бытовало у мордвы XIV в., оставившей Коринский и другие могильники бассейна Пьяны (Мартьянов В.Н., Надькин Д.Т., 1979, с. 103–133). М.Р. Полесских (Полесских М.Р., 1965, с. 146–147; 1970, с. 21) и В.И. Ледяйкин (Ледяйкин В.И., 1971) также относили рязанско-окские могильники к мордве-эрзе. М.Р. Полесских считал эрзянским и Кошибеевский могильник.
А.П. Смирнов и А.Е. Алихова отрицали гипотезу о формировании мордвы-эрзи на базе населения, оставившего рязанско-окские могильники (Смирнов А.П., 1965, с. 18–20; Алихова А.Е., 1959а, с. 13, 14; 1965б, с. 221, 222). Мордва, считали они, прямой потомок племен городецкой культуры. По мнению А.Е. Алиховой, отдельные черты, характеризующие мокшу и эрзю, выявлялись постепенно, по мере сложения двух крупных союзов племен. Они прослеживаются уже в VII–VIII вв. Полное разделение на мокшу и эрзю произошло, по-видимому, в начале II тысячелетия н. э. (Алихова А.Е., 1965б, с. 142, 143).
М.Ф. Жиганов справедливо указывает на то, что северная ориентировка в могильниках северной группы мордвы известна уже в первой половине I тысячелетия н. э. (Андреевский курган, Сергачский и Абрамовский могильники). Однако он безосновательно включил в территорию северных (кошибеевских) племен Шатрищенский могильник на Оке. Памятниками мордвы-эрзи он с уверенностью называет могильники второй половины I тысячелетия н. э. в междуречье Пьяны, среднего и нижнего течения Суры, Теши, правобережья Волги (Жиганов М.Ф., 1976, с. 37–52). Памятники мокши этого времени, по мнению исследователя, сосредоточены в бассейне Цны, Мокши и верхнего течения Суры.
Разные точки зрения существуют и в вопросе о генезисе мордвы-мокши. По мнению М.Р. Полесских, мордва-мокша формировалась со II в. н. э. на основе местного городецкого и пришлого прикамского населения, причем последнее составило ее ядро. В устойчивых этнографических формах (погребальный обряд с южной ориентировкой, типы украшений) сложение мордвы-мокши происходит с середины I тысячелетия н. э. (Армиевский и Младший Селиксенский могильники). В качестве устойчивого признака мордвы-мокши им названа специфическая височная подвеска (Полесских М.Р., 1970 г., с. 21). Последнее утверждение не соответствует действительности, так как спиральная височная подвеска с грузиком была распространена на всей территории мордвы. В.И. Вихляев успешно полемизировал с М.Р. Полесских, опровергая гипотезу о «прикамских истоках» древнемордовской культуры (Вихляев В.И., 1979, с. 140–147).
Мордва издавна являлась земледельческим народом. Характерные для подсечно-огневого земледелия мотыги для разрыхления земли найдены уже на городищах городецкой культуры. Довольно много их и в погребениях второй половины I тысячелетия н. э. Пашенное земледелие появилось у мордвы во второй половине I тысячелетия н. э. На городище Ош-Пандо VI–X вв. найдены железные сошники от однозубых пахотных орудий. Наиболее ранние находки серпов с «пяткой» вместо черенков обнаружены в женских погребениях Старшего Кужендеевского могильника (VI–VII вв.). На городище Ош-Пандо найдены такие же серпы, а также обугленные зерна ячменя, полбы, ржи и гороха. Многочисленные находки сельскохозяйственных орудий на селищах и в кладах позволяют достаточно полно представить их эволюцию. Так, сошники, найденные при раскопках селища XIII–XIV вв. у с. Паньжа Мордовской АССР, по размерам вдвое больше ошпандинских и имеют выпуклую лицевую сторону, благодаря чему почва «легко разламывалась по линии движения сошника» (Жиганов М.Ф., 1976, с. 80). XII–XIV вв. датируются находки плужных резаков и лемехов (Жиганов М.Ф., 1976, с. 79). Конструкция и величина этих орудий почти совпадают с аналогичными признаками тех, которые бытовали в XIX в. Можно предположить, что распашка плугом земель на безлесных участках территории расселения мордвы велась интенсивно.
Расширение пахотных площадей происходило в непрерывной борьбе с лесом. Стремление к усовершенствованию лесорубных орудий (втульчатые топоры в качестве таковых были малоэффективны), привело к появлению в IX в. проушного топора современного типа, как, например, из погребения 24 могильника у пос. Заря (Жиганов М.Ф., 1961, с. 178, рис. 14, 4; 1976, с. 67). Это был узколезвийный топор с прямым обухом, без щековиц (табл. XLIII, 11). В X в. появились топоры более совершенной формы — широколезвийные с выемкой около обуха и щековицами.
В женских погребениях XIV в. нередки находки серпов. Последние, отличаясь от современных меньшей кривизной, были уже снабжены зазубринами и имели черенки для насадки деревянной рукояти. На селище Полянки обнаружена площадка для молотьбы. Размол зерна производился каменными жерновами. Известны и мотыги (табл. XLIII, 17).
Пашенное земледелие невозможно без тягловой силы лошади и крупного рогатого скота. Скотоводство у мордвы значительно превалировало над охотой. При раскопках поселений постоянно находят кости коров, овец, свиней и домашней птицы (гусей). Корм для скота заготавливался на зиму, о чем свидетельствуют находки кос-горбуш в мужском погребении Старшего Кужендеевского могильника VI–VII вв. и в могильниках XIV в. (Ефаевском, Мордовские Парки и др.).
Наряду с земледелием и скотоводством население занималось охотой, рыболовством и в больших масштабах бортничеством. Развитие земледелия как основного занятия требовало всевозрастающего производства сельскохозяйственных орудий и стимулировало рост черной металлургии. В качестве сырья использовались местные болотные руды. Выплавка железа иногда производилась в непосредственной близости от залежей железных руд, в стороне от поселений. Так, в 1936 г. близ с. Рыбкино Рыбкинского р-на Мордовской АССР была обнаружена древняя шахта и остатки железоплавильной печи (Жиганов М.Ф., 1959в, с. 140, 141). На поселении у оз. Машкино (Мордовская АССР) открыты ямы для выжигания угля, который, по-видимому, предназначался для железоплавильных мастерских рубежа I–II тысячелетий н. э., находившихся по соседству (Вихляев В.И., 1981, с. 128, 129).
