Амулеты в виде глиняных лап характерны для мужских погребений. В глиняных лапах длительное время усматривали подражание лапам медведя и связывали их с медвежьим культом (Воронин Н.Н., 1941, с. 149–190). Это мнение разделял и П.Н. Третьяков (Третьяков П.Н., 1976, с. 127, 128). Он полагал, что глиняные лапы в Волго-Окское междуречье проникли от веси, что бездоказательно. М.В. Фехнер показала их сходство с лапами бобра (Фехнер М.В., 1962, с. 305–309). На территории СССР, помимо ярославских и владимирских курганов, одна находка известна в шестовицких курганах. За пределами нашей страны один экземпляр обнаружен в Швеции (Сандерманланд) и около 70 найдены в курганах на Аландских островах (Kivikoski E., 1980, s. 34, 50, 51). Э. Кивикоски согласна с интерпретацией М.В. Фехнер этих лап как бобровых и полагает, что между их находками на территории СССР и на Аландах должна существовать связь. Вопрос о первоначальном происхождении лап, как она полагает, решается в пользу второй территории.
И.В. Дубов возражает против предположения о прямом проникновении лап из Фенно-Скандинавии и считает, что в этом случае имело место явление конвергенции (Дубов И.В., 1978, с. 134–135; 1984, с. 95–99). Исследователь утверждает, что глиняные лапы все же следует связывать с культом медведя. К.Ф. Мейнандер указывает, что на Аландских островах никогда не было ни медведей, ни бобров. Учитывая ритуальное значение глиняных лап, он признает первенство ярославских находок (Мейнандер К.Ф., 1979, с. 37). По уточненным данным, погребения с глиняными лапами датируются М.В. Фехнер концом IX–XI в. 40 % глиняных лап из ярославских могильников происходит из погребений с оружием. В девяти мужских погребениях с лапами найдены гирьки, в одном — коромысло от весов. Гирьки найдены также в пяти мужских погребениях с лапами из владимирских курганов; в одном из них были весы. В трех таких погребениях обнаружены наконечники стрел. Несомненно, что все эти погребения являются захоронениями дружинников. Встречаемость глиняных лап с глиняными кольцами, не известными на Аландских островах, свидетельствует о погребальном ритуале, объединившем на местной почве черты разных древних культов. О культе бобра у веси уже говорилось. В мерянских памятниках нередки находки астрагалов бобра с просверлинами. На Сарском городище найден позвонок бобра, носившийся как оберег. Глиняные кольца можно рассматривать как солярные символы. Замечено, что глиняные лапы в ярославских курганах встречаются с перевернутыми горшками, покрывающими кальцинированные кости и погребальный инвентарь (Дубов И.В., 1977, с. 46–52; 1982а, с. 17). Пять таких погребений отмечены в Тимиревском могильнике и одно — в Петровском. Три погребения с мерянскими украшениями и перевернутыми горшками известны из Владимирских курганов с трупосожжениями. Перевернутые урны с кальцинированными костями обнаружены в позднедьяковском «домике мертвых» под Звенигородом. Обычай переворачивать погребальные урны свойствен также и балтскому обряду, но в данном случае речь может идти, вероятно, о финно-угорской черте.
К древним культам, нашедшим отражение в погребальных обрядах Ярославского Поволжья и Владимирской земли, относится еще культ змеи. Так, в кургане 134 у д. Васильки под слоем кальцинированных костей было найдено пять изображений змеек, вырезанных из железных пластин (табл. XXVII, 3). В погребении по обряду трупоположения в кургане 22 у д. Романово на левой плечевой кости женщины лежал обломок бронзовой змейки. Погребение датируется концом X в. Две змейки, вырезанные из пластинок железа, найдены при раскопках Сарского городища (табл. XXVII, 7, 8).
Курганы XI–XII вв. западной части Ивановской обл. обнаруживают значительное присутствие мерянских украшений. Так, в Семухинских курганах на р. Тезе (исследовано свыше 40 насыпей) наиболее устойчивым мерянским признаком обряда является северная и северо-западная ориентировка. В инвентаре женских погребений имеются коньки мерянского типа, треугольная подвеска и перстни с привесками. Появились и новые типы зооморфных украшений широкого распространения, датирующиеся XII в. (Ерофеева Е.Н., 1976, с. 216–225).
Самые поздние курганы (конец XI–XIII в.) с мерянскими элементами известны в Костромском и Ивановском Поволжье. К их материалам (главным образом вещевому инвентарю) обращались П.Н. Третьяков, Е.И. Горюнова, Е.А. Рябинин и другие исследователи. В.П. Глазов выделил около 350 погребений, которые по ориентировке и некоторым другим деталям погребального ритуала можно отнести к финским (Глазов В.П., 1977, с. 37–44).
Близ Кинешмы известны курганы только с восточной ориентировкой (из них восемь под сводами), с погребениями в могильных ямах, обложенных срубами, и захоронениями расчлененных костяков. В погребениях встречены зооморфные и треугольные подвески разных типов, а в трех курганных группах в женских погребениях зафиксированы нашитые на кожаную обувь перстни. По-видимому, меря как аборигенное население этого края оставила заметный след в кинешемских курганах.
Ранний комплекс женских украшений мери (VI–IX вв.) известен по грунтовым могильникам и поселениям. Он имеет много общего с украшениями населения, оставившего поздние рязанские могильники, и с украшениями муромы; некоторые типы украшений мери восходят к дьяковской культуре.
Характерной частью головного убора мери были проволочные височные кольца с запором в виде втулки (табл. XXVIII, 4), которые можно считать этническим украшением центральной группы мери. Большое распространение имели также височные кольца с заостренными или обрубленными концами, иногда соединенные обмоткой. Височные кольца с запором в виде щитка и крючка, известные по находкам на Березняковском городище, в более позднее время для мери не характерны (табл. XXVI, 28).
Древнейшим типом шейных гривен мери является найденная на Березняковском городище гривна (обломок) из круглого бронзового дрота с петлей и крючком, обмотанная тонкой проволокой, закрепленной бронзовыми же бусами (табл. XXVI, 26). В Хотимльском могильнике обнаружена пластинчатая гривна с петлей и крючком (табл. XXVIII, 23). Гривна глазовского типа с четырехгранной головкой и крючком из Новленского могильника датируется уже концом IX–X в.
К украшениям, входившим в состав ожерелий, относятся различные типы подвесок и пронизок. Среди них распространены трехспиральные шумящие подвески с ушком в виде спиральной трубочки и двумя петлями внизу для шумящих привесок. Прототипами их были позднедьяковские височные украшения. Наиболее ранняя такая подвеска найдена на Березняковском городище. В X в. подвески видоизменяются. Весьма древней является и пронизка в виде литой трубочки, имитирующей спираль, с тремя петлями внизу для шумящих привесок, найденная на Березняковском городище (табл. XXVI, 32). Широко представлены также пронизки, украшенные с лицевой стороны двумя-тремя спиралями, расположенными в ряд (табл. XXVIII, 8).
К раннему комплексу украшений относятся и пирамидальные колокольчики с выступами-шипами внизу. Впервые они найдены на Попадьинском селище. В Сарском могильнике крупные колокольчики встречены в погребениях с трупосожжениями и трупоположениями. В ушко двух колокольчиков продеты петли из крученой проволоки, согнутой в виде восьмерки (табл. XXVIII, 5). В погребениях VII–VIII вв. Безводнинского могильника муромы такие колокольчики с петлями являлись накосниками. Вероятно, для этой же цели служили крупные бутылковидные привески без ушек. В одном из трупосожжений Сарского могильника найдено 10 таких привесок, завернутых в кусок бересты (табл. XXVIII, 14).
Финской традицией является обычай украшения рук спиральными браслетами (табл. XXVIII, 13) и перстнями. Происходящие из ранних комплексов Сарского могильника нагрудные бляхи с «дверцей» и пряжки с «крылатой иглой» отражают связи с соседней муромой (табл. XXVIII, 1, 12).
В X–XI вв. меря носила подвески-коньки с шумящими привесками, выполненные в технике филиграни. Коньки изготовлялись из крученой и гладкой проволоки в сочетании с зернью и деталями из листовой бронзы или отливались по восковой модели. Они имели сложные украшения туловища, одну или две головы, петли вместо ног (табл. XXIX, 8, 12). Мерянский тип коньков представлен не менее чем девятью вариантами (Голубева Л.А., 1976, с. 60–77).
