Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Некоторые сведения о селах имеются в хрониках Ливонии. Так, в Хронике Генриха Латвийского говорится о падении замка селов в 1208 г., о проживании их вместе с латгалами в Кокнесе, о том, что селы были союзниками литвы (Генрих Латвийский, 1938, с. 116, 162, 246). На основе «Рифмованной хроники» XIII в. можно судить о соседях селов (Livländische Reimchronik, 1876, строки 139–146, 337–340), но территория, заселенная селами, остается неясной.

Согласно грамотам великого князя литовского Миндовга (Bunge Fr., 1853, s. 371, 372, 462), территория селов (Селония) отдана была в подарок Ливонскому ордену. В одном из этих документов, датированном 1261 г. (Bunge Fr., 1853, s. 462), указываются границы Селонии. Однако грамоты эти сомнительны. А. Биленштейн считал их подложными, поэтому не счел возможным учитывать при определении ареалов средневековых латышских племен (Bielenstein А., 1892, s. 171). Наоборот, К. Буга полагал, что в грамоте 1261 г. границы Селонии отражают действительную территорию селов. Подлог документа, считал он, был сделан, чтобы доказать права немцев на земли селов, а для этой цели не могли быть употреблены вымышленные названия местностей и несуществующие границы. На основании грамот Миндовга и топо-лингвистических материалов К. Буга локализовывал селов в XIII в. на левобережье Даугавы, между земгалами, жемайтами и латгалами (Būga К., 1961а, р. 728–742; 1961b, р. 267–282).

Археологические материалы, относящиеся к раннему средневековью, не дают падежных оснований для вычленения древностей территории селов. Поэтому Ф. Балодис рассматривал селов как латгалов с левого берега Даугавы (Balodis Fr., 1938, 136–210 lpp.). Х.А. Моора, отмечая, что в погребальных традициях и вещевом инвентаре селов много родственного с культурой латгалов, рассматривал материальную культуру латгальско-селского региона целостно (Moora Н., 1952, 75–81, 105–110, 148–162 lpp.).

Попытки выделить ареал селов и их древности предпринимались неоднократно и небезуспешно. Лингвисты говоры коренного населения юго-восточной части Видземе и левобережья Даугавы — Аугшземе, относящиеся к верхнелатышскому диалекту и характеризующиеся восходящей интонацией, связывают с древним селским языком (Rūķe V., 1950, 5 lpp.; Rudzite М., 1964, 264, 408, 409 lpp.). На основе распространения этих говоров селы локализуются в Аугшземе и на правобережье Даугавы в бассейне р. Айвиексте. Этот регион отводят селам К.Я. Анцитис и А.Я. Янсон, которые наряду с данными языкознания использовали письменные источники (Анцитис К.Я., Янсон А.Я., 1962, с. 92–104; Ancitis К. un Jansons А., 1963, 52–54 lpp.).

Э. Штурмс обратил внимание на совпадение региона селской восходящей интонации с областью распространения курганных могильников II–VI вв. и на этом основании отнес восточную группу этих памятников к селам (Šturms E., 1939, 38062-38065 sleja). По мнению исследователя, между вещевым инвентарем этих курганных погребений и материалом грунтовых могильников латгалов VII и последующих столетий преемственности нет. Поэтому нельзя считать восточную группу курганов II–VI вв. селско-латгальской, ее целиком следует связывать с селами.

Имеется еще ряд факторов в пользу определения территории расселения селов внутри ареала говоров с восходящей интонацией. В женской народной одежде Аугшземе и прилегающих к ней районов правобережья Даугавы выявляются общие элементы, характерные только для данной территории (Слава М.К., 1959, с. 487–509; 1977, с. 85–88; Slava М., 1961, 83–95 lpp.). Антропологический тип средневекового населения Аугшземе, судя по материалам могильника Леясдопелес, характеризуется грацильностью, долихо-мезокранией, сравнительно узким средневысоким лицом с выступающим носом (Денисова Р.Я., 1964а, с. 19–30; 1965, с. 84–93) и, таким образом, занимает явно обособленное место, будучи отличным от латгальского.

Намечается и некоторое своеобразие археологических материалов. Так, М.К. Атгазису при изучении железных двушипных черешковых наконечников дротиков VII–VIII вв. (типы А, В) удалось установить, что распространение их совпадает с ареалом селских говоров. Это послужило основанием для соотнесения области бытования рассматриваемых дротиков с расселением селов во второй половине I тысячелетия н. э. (Atgāzis М., 1974, 162, 163 lpp., 5 att.).

Однако вопрос о территории расселения селов все же нельзя считать решенным (карта 44). Так, в обобщающей работе по археологии Латвии Я.Я. Граудонис считает возможным восточную область культуры курганных могильников определить, как территорию, заселенную латгалами и селами, причем отнесение к региону селов бассейна р. Айвиексте ставится под сомнение (Latvijas PSR arheologija, 1974, 128–130 lpp.).

Э.Д. Шноре специально проанализировала археологические памятники бассейна р. Айвиексте и утверждает, что в VI–XII вв. здесь жили латгалы. Материалы средневековых могильников и поселений этого региона по всем своим особенностям являются частью латгальской культуры, распространенной на обширном пространстве от среднего течения Гауи на западе до Лудзенского и Даугавпилсского районов включительно на востоке (Шноре Э.Д., 1977, с. 48–50).

С Я.Я. Граудонисом и Э.Д. Шноре дискуссирует А.Я. Стубавс (Стубавс А.Я., 1981, с. 48–50). Компактное расположение курганов с коллективными захоронениями II–VI вв. в ареале говоров верхнелатышского наречия с восходящей интонацией (здесь известно 70 пунктов с курганами, в то время как на латгальской территории их только шесть) свидетельствует, по мнению А.Я. Стубавса, в пользу определения их в качестве памятников селов. Во всяком случае, продолжает этот исследователь, доминирующим элементом в курганной культуре были селы. Сходство древностей бассейна р. Айвиексте с латгальской культурой объясняется миграцией латгалов в ареал селов.

Решить проблему, очевидно, можно будет только после новых археологических изысканий и пополнения материалов новыми раскопочными исследованиями.

В этой связи представляется целесообразным рассматривать здесь только те археологические памятники, отнесение которых к селам не вызывает возражений. Это памятники Аугшземе и прилегающего к нему поречья Даугавы. Древности же юго-восточной части Видземе по своему облику, как уже отмечалось, являются латгальскими. Объясняется ли это широким расселением здесь латгалов и латгализацией местного селского населения или какими-либо иными причинами, покажут дальнейшие исследования.

Начало археологических исследований в Аугшземе относится ко второй половине XIX в. В 1862 г. четыре погребения в курганном могильнике Руки было раскопало Я. Штейном (RK, 343). В 1896–1897 гг. С.К. Богоявленский исследовал раскопками могильники Антужи, Пунгас и Слате (Богоявленский С.К., 1900), а А. Бухгольц начал раскопки (1896 г.) Леясдопельского могильника (Sb. Riga, 1896; 1899).

В 20-х годах XX в. раскопками археологических памятников в этом регионе занимались Ф. Балодис, Х.А. Моора и А. Штокманис. В 1921 г. А. Штокманис вел раскопки могильников Гравани, Приекшани и Платери, а в следующем году исследовал курганы в Боки (Štokmanis А., 1927). Х.А. Моора в 1924 г. производил раскопки двух могильных памятников — Боки и Слате (Moora H., 1928). Раскопки в Слате в 1927 г. продолжил Ф. Балодис (Šnore E., 1933).

К 30-м годам принадлежат раскопки Э.Д. Шноре и П. Степиньша. В 1933 г. Э.Д. Шноре исследовала могильник Мелдеришки, в 1934 г. — Зесерцелми, в 1935 г. — Гринерти, в 1939 г. — Страутмани, в 1940 г. — Кебени. В 1939 г. этой исследовательницей раскапывалось также Дигнайское городище (Šnore E., 1939, 46–64 lpp.). Небольшие раскопки могильников Саласанчи и Рубики в 1935 и 1937 гг. произвел П. Степиньш. В 1942 г. А. Штокманис вел исследования Приедникского могильника.

Наиболее значительные экспедиционные исследования в Аугшземе произведены были в 60-70-х годах. Раскапывались прежде всего погребальные памятники. В 1961 и 1962 гг. под руководством Э.Д. Шноре изучается могильник Леясдопелес (Šnore E., 1961, 8-10 lpp.; 1962, 3–4 lpp.). Материалы этого памятника дали возможность выделить характерные черты погребальной обрядности селов. В 1961 г. Л.В. Ванкина исследовала Бокский могильник (Vankina L., 1962, 13–15 lpp.). М. Бресава в 1960 и 1961 гг. раскапывала могильники Пунгас и Паки (Bresava М., 1962, 4–5 lpp.; 1966, 41–54 lpp). В 1961–1963 гг. И.В. Дайга и М. Атгазис исследовали раскопками два могильника и два поселения в районе Платери и Спиетини (Daiga J., Atgāzis М., 1962, 5–7 lpp.; 1963, 6–7 lpp.; 1964, 6–8 lpp.; Daiga J., 1964, 23–25 lpp.) Могильник и поселение Пигени исследовались в 1962 г. Э.Д. Шноре (Šnore E., 1963, 14, 15 lpp.).

176
{"b":"821576","o":1}