Раскопки в Риге показали, что на территории нынешнего старого города в XII в. существовало два поселения — одно в устье р. Риги, где находилась и торговая гавань, и другое — на берегу Даугавы. Население их занималось рыболовством, ремеслами и торговлей. В строительстве жилых построек доминировала срубная техника. В плане они имели прямоугольную форму, размерами от 3×3 до 6×6 м. Рубка стен в «обло», проконопачивались мхом. Полы были деревянные на лагах или глинобитные на грунте. Отапливались жилища печами-каменками, глинобитными печами или очагами. Печи обычно находились в углу помещения, очаги — в центре. Хозяйственные постройки имели как срубные, так и столбовые стены. Оба поселения на месте старой Риги принадлежали в основном ливам. Однако вещевые находки позволяют полагать, что вместе с ливами здесь селились также латгалы, селы, земгалы.

В экономике ливов в X–XII вв. центральное место принадлежало земледелию и скотоводству. География археологических памятников показывает, что ливы заселяли прежде всего те районы, которые характеризуются благоприятными условиями для ведения этих отраслей хозяйства.

Железные сошники, свидетельствующие о развитии с XI в. пашенного земледелия, найдены на поселении Мартиньсала, а находки зерен ржи в культурных отложениях селищ даугавских ливов указывают на господство паровой системы. Вместе с тем продолжали бытовать подсечная и переложная системы. Серповидные ножи и косари, найденные на территории даугавских ливов, связаны с подсекой.

Судя по остеологическим материалам Айзкраукльского и Даугмальского городищ, доминирующую роль в скотоводстве ливов играла свинья (до 50 % среди домашних животных). Около трети костей домашних животных составляли кости крупного рогатого скота. В сравнительно небольшом числе представлены кости мелкого рогатого скота и лошади.

На ряде ливских поселений заметное место принадлежало рыболовству. При раскопках обнаружены рыболовные крючки различных размеров, грузила сетей и некоторые иные орудия рыбной ловли. На территории даугавских ливов значение охоты, судя по остеологическим материалам, было невелико. Не исключено, что в более северных частях ливского региона охота играла большую роль.

Найденный при раскопках поселений и могильников ливов вещевой инвентарь свидетельствует о значительном развитии ремесел, прежде всего кузнечного дела и ювелирного производства. Высокий уровень железообработки демонстрируют предметы вооружения из ливских курганов. Кузнецы владели не только изготовлением различных сортов стали, дамасцированием и другими технологическими приемами, но и техникой инкрустирования серебром боевых топоров и наконечников копий. Судя по обильным ливским украшениям, развитым было и ювелирное ремесло.

В экономике даугавских ливов благодаря географическому положению важное место занимала торговля. На Даугаве находились пристани и торговые пункты, и с XII в. этот регион был вовлечен в широкую международную торговлю. Торговые взаимоотношения ливов с соседними землями и пути сообщения, проходящие через земли ливов, стали объектом специального исследования Э.С. Мугуревича (Mugurevieš Е., 1961, 61–81 lpp).

Общественные отношения ливов в X–XII вв. характеризуются последней стадией развития первобытно-общинного строя. Археологические материалы ярко свидетельствуют о наличии в ливской среде имущей знати, составляющей ядро военной силы ливов. Так, в ряде могильников даугавских и гауйских ливов найдено дорогостоящее оружие; отдельные погребения в целом выделяются богатством могильного инвентаря. По-видимому, основная часть ливского населения, занимавшаяся сельским хозяйством, рыболовством, охотой и бортничеством, а также ремесленной деятельностью, находилась в некоторой зависимости от знати. Однако ливскую знать еще нельзя считать феодальной. Ливы еще стояли на пороге феодального общества и образования своей государственности. Этот процесс был прерван завоеванием их территории крестоносцами.

Вопросы этнической истории ливов в эпоху раннего средневековья дискуссионны. Яркая культура ливов начинает отчетливо проявляться с X в., и ее истоки не вполне ясны. Финский лингвист И. Коскинен в прошлом столетии высказал предположение, исходя из некоторых общих элементов карельского и ливского языков (Koskinen J., 1866, р. 389), что ливы пришли на побережье Рижского залива из Карелии. Сторонниками этой концепции были А. Биленштейн (Bielenstein А., 1892, s. 100) и С.К. Богоявленский (Богоявленский С.К., 1900, с. 95, 96).

В 30-х годах XX в. на основе археологических данных Э. Штурмс (Šturms E., 1936b, s. 51) и Ф. Балодис (Balodis Fr., 1935, s. 29, 30; 1938, 137–139 lpp.) высказали предположение, что нижнее течение Даугавы и бассейн Гауи во второй половине I тысячелетия н. э. были заселены балтскими племенами, только с X в. здесь появились ливы, переселившиеся из северной Курземе.

В 50-х годах вопрос о происхождении ливов Видземе был заново рассмотрен Х.А. Моора (Moora H., 1952, 162–168 lpp.) Он пришел к заключению, что ливы являются потомками местного прибалтийско-финского населения, которое во второй половине I тысячелетия н. э. в нижнем течении Даугавы и в бассейне Гауи обитало совместно с балтами и отчасти подверглось акультурации.

С точкой зрения Х.А. Моора согласился Э.Ю. Тыниссон. Однако он допускает возможность частичной миграции в Видземе курземских ливов, в результате чего и сформировалась культура видземских ливов X–XII вв. (Tõnisson Е., 1974, s. 183–188).

Вывод Х.А. Моора об автохтонном происхождении видземских ливов подтверждается антропологическими исследованиями Р.Я. Денисовой (Денисова Р.Я., 1975, с. 176–180; 1977, с. 164–168). Ливы X–XII вв. принадлежат к долихокранному узколицему антропологическому типу, восходящему к древнему населению той же территории.

А.Я. Стубавс, вновь проанализировавший вопрос о происхождении видземских ливов, пришел также к выводу о местном генезисе этого племени (Стубавс А.Я., 1977, с. 50–54). Исследователь соглашается с тем, что во второй половине I тысячелетия н. э. в Видземе имело место смешение прибалтийско-финского и балтского населения. Начиная с X в. развитие ремесла и оживленные торговые связи способствовали быстрому подъему уровня жизни ливов, что обеспечило значительный естественный прирост населения по сравнению с соседними этническими группами. Население, говорившее на ливском языке, стало доминирующим, а балтские меньшинства были ассимилированы. Начался период расцвета культуры ливов. При современном состоянии знаний с этой точкой зрения, очевидно, следует согласиться.

Ливов в Метсеполе можно безусловно считать непосредственными потомками древнего местного прибалтийско-финского населения.

Что касается ливов Курземе, то их местное происхождение возражений не вызывает. Каменные могильники с оградками, являющиеся характерными погребальными памятниками прибалтийских финнов, функционировали здесь, как уже говорилось, до X–XI вв. Хорошо прослеживается дальнейшая эволюция погребальных древностей курземских ливов. Присутствие ливов в Курземе зафиксировано письменными источниками XV в.

В научной литературе высказывались сомнения в ливской принадлежности прибалтийско-финского населения Курземе I тысячелетия н. э. (Тыниссон Э.Ю., 1970, с. 208, 209). Основанием для этого служит то, что в письменных источниках XIII в. ливы как жители северной Курземе не называются. Отсюда исследователи полагают, что ливы Курземе являются поздними переселенцами из Видземе. Э.С. Мугуревич, проанализировав все материалы, показал неоправданность такого мнения. Мысль, что этногенез курземских ливов и формирование их материальной культуры протекали в северной Курземе, представляется более правдоподобной (Мугуревич Э.С., 1970, с. 34, 35).

В начале XIII в. территория даугавских и гауйских ливов стала основной ареной военных событий. В результате вторжения немецких феодалов численность ливского населения сократилась. Ливские торговцы и знать лишились своих привилегий. В поредевшие земли ливов началась миграция латгалов, что привело в конце концов к их ассимиляции. В Курземе в результате территориального смешения ливов с куршами медленно протекал тот же процесс (Моора Х.А., 1950, с. 100).