— Принц Оганди, конечно, — ответил Коджа. — Но он там не живет, — быстро поправился он.

Джад кивнул. — Кто же тогда хан этой орды? Сколько у него юрт?

— Я не знаю, — извиняющимся тоном сказал Коджа. Из слов Джада он понял, что ни принц, ни Ямун на самом деле не знали, что такое Манасс. Они думали о нем, как о лагере, скоплении юрт.

Первым побуждением Коджи было сообщить им об их ошибке. Как раз в тот момент, когда он собирался заговорить, он остановился с открытым ртом, слова застряли у него в горле. Он решил, что они достаточно скоро узнают правду.

— Это не имеет значения, — заверил Ямун священника, наливая еще чая. — Мы увидим это своими собственными глазами, услышим своими собственными ушами. Я не буду просить моего историка выступать против его народа. Он поднял свою чашу за священника. — Ай! Я пью за моего умного и мудрого друга.

— Ай! — поддержал тост Принц Джад, подняв свой кубок. Они оба шумно прихлебывали чай из своих чашек.

— Ай, — эхом отозвался Коджа, немного менее восторженный, чем двое других. Он слегка отхлебнул из своей чашки, стараясь пить как можно меньше подсоленного чая.

Ямун решительно поставил свою чашку на стол и наклонился вперед к Кодже. От него несло кислым молоком. — Однако я прошу моего историка пойти к его народу и передать им мое послание. Ты видел мой народ и то, как я им правлю. Расскажи своим людям, как я щедр и добр к своим друзьям. Опиши им чудеса и богатства, которые ты видел. Посчитай численность моей армии для твоего господина. На лице Коджи отразилось недоумение. — Не волнуйся, у тебя есть мое благословение. Вор не может украсть то, что уже отдано.

Ямун вытер каплю чая с подбородка рукавом халата, затем продолжил. — И, когда ты сделаешь это, ты также должен сказать кое-что  своему вождю. Скажи, что он должен признать меня Прославленным Императором Всех Народов и подчинить мне свой город.

Коджа с трудом сглотнул, когда услышал, на какой новый титул претендовал Ямун для себя. — Они никогда этого не сделают.

— Скажи вождю Манасса, что, если он не подчинится, я прикажу убить его и всех членов его семьи. Скажи всем, что смерть — это наказание для тех, кто бросает мне вызов, но что я пощажу тех, кто не сопротивляется. И затем ты должен вернуться ко мне с ответом.

— Если ты убьешь их, кто будет править для тебя, Кахан? Ты можешь завоевать Хазарию, но какая от этого будет польза? Говоря это, Коджа собрался с духом. — Если у тебя нет собственных губернаторов, тебе понадобятся правители Манасса, чтобы поддерживать мир. Но…

— Но ничего. Вопрос решен, — отрезал Ямун. Он сел прямо, его мышцы напряглись. Коджа заметил, что у Джада тоже было напряженное лицо.

— А теперь, — произнес Ямун, поднимаясь на ноги, — тебе пора идти и отдыхать. Эта встреча окончена. Ты можешь возвращаться в свой шатер, Коджа из Хазарии.

Аудиенция закончилась, священник тихо выскользнул наружу и вернулся в свою юрту. Во время возвращения Коджа размышлял об удивительном результате аудиенции. Определенно,  военачальник Туйгана был мудрее, чем казалось. Тем не менее, теперь мысли кахана были сосредоточены на Хазарии. Коджа задавался вопросом, планировал ли Ямун что-то большее, чем завоевание. — «Возможно», — наконец, решил он, — «я смогу направлять Ямуна и одновременно защитить Хазарию».

В своей юрте Коджа спал плохо. Всю ночь он просыпался в приступах, гадая в темноте, что ему следует делать. Что он должен сказать своим собратьям из Хазарии? Рекомендовать им сдаться или призывать их к борьбе? Он был из Хазарии, или, по крайней мере, был им, когда отправлялся в это путешествие, но теперь он не был так уверен. Если он скажет своим людям сдаться, предаст ли он их?

Священник, который встретил рассвет на следующий день, был опухшим и красноглазым. Даже сверкающее золотое небо, освещавшее зубчатые горы Хазарии, не могло поднять его настроение. Вид вершин своей родины только усилил его чувство отчаяния. Неохотно Коджа присоединился к собравшейся компании Ямуна, Принца Джада, стражников, хранителей колчанов и посыльных. Группа оседлала своих лошадей и поехала по поднимающейся извилистой тропе, которая вывела их из долины на высокогорную равнину Хазарии.

При свете дня Коджа посмотрел сверху вниз на армию Ямуна. С прибытием Джада ее численность увеличилась почти вдвое, до пятидесяти или шестидесяти тысяч человек. Юрты заполнили дно узкой долины, а между ними были разбросаны табуны лошадей.

Кольца пикетов окружили лагерь. В начале долины, в том направлении, куда они направлялись, формировалась масса людей. Шеренги конных воинов — целый тумен, готовились выступить в поход на Манасс.

— Я привел тебя сюда, чтобы ты увидел это. Эти люди пришли как доказательство моего слова, — объяснил Ямун, заметив обеспокоенный взгляд Коджи. — Я не думаю, что орда Манасса сможет противостоять целому тумену. Кахан пришпорил своего коня, направляясь вперед, чтобы присоединиться к передней части колонны.

Войска были собраны, и тумен выступил по направлению на Манасс. Они следовали по дороге, немногим более чем изрытой колеями, которой веками пользовались караваны из Шу Лунг — караваны, которые больше не могли пересекать великую степь. Из того, что смог заключить Коджа, армия все еще находилась в полудне езды от города. Кахан наступал на Манасс только с частью своей армии, в то время как другие тумены должны были пересечь границу по другим горным перевалам.

Небольшая командная группа все утро скакала впереди тумена. Ямун был занят своими посыльными и отдавал постоянный поток приказов. Писец ехал рядом с ним, записывая команды, его бумага ненадежно балансировала на маленькой доске, которая, в свою очередь, покоилась поперек его седла. Коджа задавался вопросом, откуда взялся писец и знал ли этот парень о судьбе своих предшественников.

Джад ехал на приличном расстоянии от священника, окруженный людьми из его собственной охраны. Время от времени принц подъезжал, чтобы перекинуться парой слов со своим отцом, но, по-видимому, не имел никакого желания разговаривать со священником. Коджа не возражал против этого. Он был не в настроении для такой компании. Его собственные мысли и заботы настолько завладели им, что он едва ли даже замечал течение времени или местность, по которой они ехали.

Священник был несколько удивлен, когда всадники вокруг него внезапно натянули поводья. Отряд только что преодолел вершину небольшого хребта. Разведчики, шедшие впереди, кружным путем вернулись к дневным стражам кахана.

— Священник, выйди вперед! — крикнул Ямун Кодже. Это был момент, которого лама боялся. Он слегка пришпорил своего коня, пустив его рысью к Ямуну. Охранники отошли, подозрительно оглядывая окружающие холмы.

— Вот, — объявил кахан, привставая в стременах. Он указал вниз по склону на другую сторону долины, в которую они только что вошли. По дну долины протекала небольшая речка, лениво извиваясь старицами по крошечным бесплодным полям. На ближнем берегу реки находился город Манасс, его белые известняковые стены сияли в лучах полуденного солнца.

Коджа был удивлен, увидев Манасс. Он оказался намного больше, чем он ожидал. В рассказах город никогда не был таким большим, как Хсилианг, который находился недалеко от границы с Шу Лунг, или Скарду, где жил Принц Оганди. Тем не менее, Манасс описывали как город защитников от набегов конных бандитов, которые иногда появлялись из степи.

Очевидно, Принц Оганди считал угрозу набегов варваров серьезной проблемой, поскольку Манасс казался хорошо укрепленным. Город был полностью обнесен стеной. Хотя трудно было быть уверенным, Коджа предположил, что главная стена простиралась более чем на четверть мили с каждой стороны, примерно образуя квадрат. Укрепления были в хорошем состоянии.

Главные ворота были большими и закрывались тяжелыми деревянными створками. Над входом была построена сторожевая башня высотой в несколько этажей. По углам возвышались другие башни. Стены были густо оштукатурены побеленной глиной, а крыши были покрыты огнезащитной желто-коричневой глиняной черепицей. Широкая дорожка проходила по верху стены и соединяла башни друг с другом.