Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Алексей Чечулин

Самоцветы для Парижа

Повесть

Самоцветы для Парижа - pic01.jpg

К ВОСТОКУ ОТ УРАЛЬСКОГО ХРЕБТА

Вместо пролога

От студеного Карского моря до ковыльной Магнитной горы, от диких башкирских урочищ до белокаменных стен Тобольского кремля распростерлась тягучая тишина, изредка нарушаемая тревожными паровозными гудками.

Глухая, темная ночь обложила со всех сторон древний Уральский хребет.

К востоку от горной цепи между невеликими реками Большой Створ и Малый Створ, бегущими в Сибирскую равнину, ночь сковала усталостью колонию Всемирной изумрудной компании, чья метрополия находится далеко отсюда, в Западной Европе.

Красноболотский, Троицкий, Зарефтинский, Мариинский, Сретенский, Любинский, Токовой, Воскресенский...

Рассыпаны по таежным урманам прииски.

Раз в месяц под усиленной охраной отправляется с приисков в Екатеринбург эстафета с ценным грузом — запаянными жестяными банками, доверху набитыми зеленым камнем.

Из Екатеринбурга неотшлифованные смарагды, зачастую с прилипшей к ним уральской землей, по железной дороге следуют во Францию. Поступая в мастерские искусных столичных ювелиров, они приобретают тот волшебный блеск, что так высоко ценится на международном рынке.

Так было еще недавно. Но первая мировая война нарушила хорошо отлаженную систему, и поставки изумрудного сырья в Париж стали нерегулярными. Кружной путь по морям контролировался агрессивным германским флотом, и компания, не получая самоцветы в достаточном количестве, поубавила аппетит.

А потом... Потом в России произошла революция. Уральские недра оказались напрочь отрезанными от хозяев.

САКВОЯЖ РОТМИСТРА ВОЛОГЖАНИНА

(1) Воскресенский прииск. Май 1918 года

Слабый огонек светился в окне барского дома, который отведен управляющему Воскресенскими изумрудными копями.

Зябко Вологжанину, кутается он в шубу с бобровым воротником. Не в поздней весне дело, не сырая погода тому причиной.

Не одному Владиславу Антоновичу холодно стало.

Времена пришли такие.

Случилось страшное и непонятное. В одночасье рухнула трехсотлетняя монархия, и Россия с ее дедовской стариной, вековечными устоями корчится в гигантском мятеже, то вздымаясь на дыбы, то утопая в море крови. Мечутся по ней, замученной и страдающей, огненные всполохи и свинцовые водовороты, порождая трепетные надежды. Вот уже поднял в поход на большевиков казачье войско атаман Дутов, вот уже спешат к Ростову немцы...

Владислав Антонович поправил фитиль керосиновой лампы.

Не спалось.

Третьи сутки поджидал управляющий гонца от Розерта, начальника охраны прииска.

Впрочем, уже бывшего начальника охраны. Да и сам Вологжанин только называется управляющим, Советы держат его потому, что пока не нашлось подходящей замены.

Розерт тайком отбыл в Екатеринбург. Там, в центре необъятного горнопромышленного края, он должен связаться с надежными людьми, знающими, как безопасно переправить драгоценные камни за границу. Не важно куда, но за границу. А вместе с камнями и его, Вологжанина.

Розерт уехал как нельзя своевременно, задержись на полдня — доставил бы огромную радость новым властям.

До сих пор не может прийти в себя Вологжанин после унизительной процедуры обыска и долгого утомительного допроса, который устроили ему ревкомовцы.

Они подозревают исчезнувшего Розерта не только в заговорщической деятельности, но и в крупном хищении изумрудов.

Первый пункт подозрения, если рассуждать здраво, в какой-то степени, наверное, был объективен.

Эрик Розерт часто ездил в Екатеринбург, возвращался возбужденным и с жаром доказывал Вологжанину необходимость немедленных действий против большевиков. Порой к нему приходили чужие, он запирался с ними в его, Вологжанина, кабинете, и тогда до слуха долетали обрывки разговора: оружие, явки, пароли...

Владислав Антонович упорно сторонился активной борьбы с красными, оправдываясь ранением и чудовищной усталостью, но это не мешало ему, оставаясь наедине, проклинать узурпаторов и желать многая лета арестованному царскому семейству.

Что же касается изумрудов, то, простите...

Да, самоцветы есть, но они, божиим промыслом уцелевшие после многочисленных обысков и реквизиций, не принадлежат ни компании, ни этим самозваным властям — Советам.

Волею самой судьбы Вологжанин и Розерт стали обладателями сокровищ, огромных и вполне реальных. Точную сумму на глазок трудно установить, фантазии хватало на миллион — лишь бы в американских долларах — самой устойчивой на сегодня валюте.

Но и опасность потерять этот миллион была тоже огромной и реальной. Сколько раз в кошмарных снах виделась Владиславу Антоновичу одна и та же сцена — чекисты находят его сокровища и, злорадно усмехаясь, заставляют его же, Вологжанина, вносить в опись каждый камень. В таких случаях просыпался Вологжанин разбитым, весь день чувствовал себя больным и не успокаивался до тех пор, пока не извлекал из укрытия заветный саквояж, чтобы убедиться: изумруды ждут своего часа.

Скромные служащие компании, внезапно превратившись в набобов, тонули в море радужных планов. Вариации были различными, для их воплощения требовалось одно — благополучно покинуть чуждые пределы Красной республики.

О, что тогда будет!

Вот и сейчас Владислав Антонович мечтательно улыбается. Его хмурое, постоянно озабоченное лицо преобразилось.

Совершив благородный раздел богатства, они пополнят ряды состоятельных граждан цивилизованных стран. Розерт, естественно, переберется в фатерланд — у него дня не проходит без воспоминаний о милой родине. А он, Вологжанин, вчерашний гвардейский ротмистр, выбрал просвещенную Францию.

Лелея в сердце прежние, еще довоенные поездки в Париж, Вологжанин чувствовал себя молодым и потому упивался грезами.

Ему мерещились ставшие дорогими навеки Елисейские поля, Опера, Монмартрский холм, увенчанный базиликой Сакре-Кёр. Ее купола отчетливо виделись в этой медвежьей глухомани.

Париж!

Только здесь, в нарядном, веселом, артистичном городе, он был когда-то по-настоящему счастлив и влюблен.

На углу бульвара Капуцинов и площади Опера летучий запах духов, бензина и жареных каштанов. Уличные музыканты играют прямо на каменной мостовой. Корзины цветов и лукавые взгляды парижанок...

А над всей этой красотой необузданные и величественные химеры Нотр-Дам, причудливые стальные узоры башни Эйфеля.

Скоро, совсем скоро лучший город мира откроет ему свои объятия!

Теперь все зависит от Розерта, от его энергии, ловкости.

В этом белобрысом немчике Вологжанин уверен, как в самом себе. Именно он, Владислав Антонович, вызволил юного кайзеровского лейтенанта из плена. Эрик Розерт вместе с соотечественниками гнул спину на рудниках Камнегорска, а Вологжанину требовался человек, знающий военное дело и уважающий дисциплину.

Розерт не бог весть каких кровей, сын лавочника, но в таежной глубинке не до дворянских гербов, свидетельствующих о древности и доблестях рода. Достаточно того, что Эрик представляет культурную европейскую нацию, относительно начитан и виртуозно играет в карты. Последнее обстоятельство Владислав Антонович не считает особым достоинством, но оно позволяет коротать время в ожидании перемен.

И еще: Розерт не утруждал себя пустыми размышлениями о добре и зле, а исповедовал беспрекословное повиновение приказу независимо от его сути, лишь бы он исходил от непосредственного начальника.

Эрику Розерту доверили целый взвод исполнительных и молчаливых наемников, которым ничего не стоило пустить в ход карабин против любого смертного, покусившегося на самоцветы компании. А покусившимся был каждый, кто без разрешения приближался к колючей проволоке, окружавшей прииск.

...В стекло отрывисто постучали, и бывший ротмистр испуганно вздрогнул.

1
{"b":"821055","o":1}