Закурив, Литвинов разложил их перед собой. Его косые и кривые каракули перемешивались на забрызганных кофе листах бумаги с аккуратным почерком Усова, кратко указывая имена жертв, места обнаружения тел, а также номера дел. Некоторые из них были старыми, некоторые – более свежими, и все они в принципе подходили под морок, но проблема была в том, что их было слишком много.

Листая записи с начала, Литвинов, откровенно говоря, засомневался, что чародейка что-то смогла бы найти в них. Может, разве что, в тех, что были посвежее, в смысле, трупов, похороненных хотя бы за последний год или два, которые она могла, например, по-тихому извлечь из могил, понюхать там… Ну, или как-то еще прощупать на предмет чар, оставшихся в них. Она же говорила, что сильные чары, а морок был из разряда именно таких, оставляли следы. Значит, что-то можно было выудить.

С другой стороны, нужно ли было это делать, если Литвинов и так знал, кто выпускал смертоносный морок?

Не поленившись развернуться, Литвинов сбил пепел в ненавистное ему растение, сожравшее его телефон. Выпив коньяк одним глотком, майор плеснул себе еще и перекинул сразу несколько листов, особенно внимательно остановившись на последнем.

– Ах, ты ж бл*дь… – неожиданно выдохнул он.

Чародейка неторопливо перешла дорогу с тыльной стороны участка, куда не выходили окна 311-го кабинета, и, обогнув здание бывшего общежития, нырнула в шашлычную. Еще каких-то полчаса назад, Гера бы раз сто сглотнула слюну, попав в плен сногсшибательных запахов, витавших в шашлычной, но после чародейского вторжения в ее мысли, она испытывала только нарастающую мигрень.

– Примите мои искренние извинения, – сказал Ряжский, когда Гера села к нему за стол. – Я не хотел вторгаться в ваше личное пространство, но ваша защита не оставила мне выбора.

Гера чуть приподняла шляпу, предательски натиравшую ей лоб, и смерила адвоката, стильно одетого во все черное, более чем оценивающим взглядом.

Еще в церкви чародейка почувствовала некие волны, которые, собственно, и не дали ей вовремя преобразиться в подобающий вид убогой скромницы, но тогда Гера не придала этому значения, а зря, ведь эти же волны настигли ее и в участке, где совсем не скромно потарабанили в дверь, то бишь в голову.

– Попробуйте шашлык, – как ни в чем не бывало, продолжил Ряжский. Ему как раз подали порцию энного, и ему просто нетерпелось предложить его Гере. – Он просто восхитителен!

– На кого вы на самом деле работаете? – спросили Гера, даже не взглянув на шашлык. Она бы с большей готовностью повелась бы на обещания Литвинова бросить пить, курить, матюгаться и лезть в драки, чем поверила бы, что адвокат в деле об убийстве священника оказался чародеем типа случайно. И по херу, что по его собственному утверждению он представлял интересы церкви двенадцать лет, что, кстати, в данный момент по просьбе Геры самым тщательным образом проверял Антон.

– Вы знаете ответ, – улыбнулся адвокат, будто Гера выдала какую-то шутку. – Хотя лично мне больше нравится называть это партнерством, – добавил он, погрузив кусочек шашлыка в рот. – Ммм… Бесподобно! – причмокнул он.

– То есть партнерство с Абросимовым подтолкнуло вас вписать мое имя в жалобу еще до того, как я переступила порог церкви? – Чародейка выразительно выгнула бровь.

– Как и сказал ваш коллега, даже если бы вы соответствовали всем правилам приличия и вошли в церковь вообще старухой, настоятель все равно спустил бы на вас всех собак. Ваша работа в отделе ведь не является тайной, и имя ваше не засекречено.

– Вы еще и подслушивать умеете! – язвительно усмехнулась Гера. – Красота! Может, мне стоит подать жалобу на вас?!

– Вы, кстати, можете обратиться в профсоюз по поводу жалобы от настоятеля, мол, что это дискриминация, на что, конечно же, всем плевать, но…

– Вы просили, – жестко перебила Гера, – сохранить ваш секрет и не говорить моим коллегам, кто вы. Я так и сделала. Вы просили встретиться с вами, и я и здесь пошла вам на встречу. Так чего вы хотите? Кроме как поведать мне занимательную историю о том, как чародей записался в друзья к церковникам. Они, кстати, знают кто вы? – не без издевки спросила чародейка.

– А! Вот и первые признаки шантажа! – Дожевывая шашлык, Ряжский довольно потер ладони. – Прав был Теодор: вы, Гертруда, легких путей не ищите!

– Легкие пути обречены, – сказала чародейка, начиная раздражаться. У нее были дела и поважнее, чем слушать какой-то пустой треп. Например, все же побывать в комнате священника. – И все же вы не ответили: чего вы хотите?

– Что-то назревает, Гертруда, – загробно понизив голос, сказал посерьезневший Ряжский.

– Ого! – очень натурально выкатила глаза чародейка. – Да вам бы книги писать! Ну знаете: о женском, о футболе…

Ряжский улыбнулся и отодвинул от себя шашлык.

– Вы же заметили, что настоятель не особо проявил заинтересованность в раскрытие дела? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Уверен, что заметили. А знаете почему? – Ряжский положил локти на стол и подался вперед. – Потому что в убийстве замешаны чары, о чем ему известно. Только за последний месяц трижды собирался Поместный собор2, а послезавтра должен состояться Архиерейский собор3.

– К чему вы клоните? – перебила чародейка.

– Приближается годовщина, – нисколько не обидевшись, ответил Ряжский. – Убийство священника чародеем тот самый венец, которого так ждала церковь. Прибавьте сюда происшествие с генералом, и вы получите идеальную формулу законного, если не сказать священного, беспредела.

Гера потерла переносицу и, сдвинув обратно на лоб шляпу, посмотрела в окно. Годовщина начала переворота, о которой говорил Ряжский, и правда приближалась. И так уж сложилось исторически, что, несмотря на то, что всем уже давно было насрать на жертв переворота, каждый год в тех или иных городах происходили провокации. В основном их, конечно же, устраивали бравые ребята из рядов очистителей, но исходя из слов Ряжского, церковь, имевшая свой зуб на чародеев, собиралась благословить горящий факел очистителей.

В принципе ничего нового в этом не было, однако упоминание Ряжским генерала прямо намекало на его интерес в предстоящих делишках. Как жертва чар Карташов мог поддержать церковь вполне официально и даже под овации своих овец в погонах, что было бы даже эффектно, если бы не одно "но": следы очистителей вели к генералу – влиятельному чародею, успешно выдавшему себя за человека.

Следы те, правда, всплывшие во время расследования убийства домохозяйки-шпионки, были мутноватыми и само собой доказать что-либо не представлялось возможным, но для чародейки и ее отдела, принявшего во время того расследования на себя весь удар, доказательства были не нужны. И да, учитывая все это, праздники предстояли еще те.

– Вижу, вы уже составили правильную картинку не столь далекого будущего, – отметил Ряжский, вырвав Геру из задумчивости. – Нашего любимого генерала туда определили? – Чародейка перевела на адвоката взгляд. – Вижу, что определили. Это очень хорошо, ведь кто предупрежден, тот вооружен.

– По сути, – Гера приняла свой обычный равнодушный вид, – вы загрузили меня флудом4, а заявления о том, что что-то назревает встречается в "желтой" прессе минимум раз в неделю, так что придержите коней, господин Ряжский. С одними только бомбами-вонючками предсказателем, достойным памятника, вам не быть. Приходите, когда у вас будут факты. Где меня найти вы знаете.

Чародейка вышла из шашлычной и, приподняв воротник не по сезону легкого плаща, пошла прочь. Ряжский, конечно же, догадался, что его слова ее обеспокоили, но если бы Гера каждый раз в подобных ситуациях говорила "Да! Вы правы как никогда!" она бы как минимум перестала себя уважать.