Солнце с переменным успехом пробивалось из-за тучных облаков, которые не мог (а может, и не хотел) разогнать даже ветер. Зато с некошеной травой, достигавшей колен, он справлялся на "ура" и гнул ее к земле так, будто она ему совсем не нравилась.

Литвинов ветра не замечал и не спеша потягивал сигарету, глядя на могилу. Ей тоже был не по чем и ветер, и даже дождь, и снег, и ураган. Здесь, среди поля и шума прибоя была свобода, ведь, как не крути, а смерть порой приносила облегчение. Однако майор не мог не подумать о том, как мало нужно было некоторым чародеям при жизни и как мало нужно было им после смерти.

Моросивший дождь серебряной россыпью ложился на лобовое стекло, дворники на котором едва успевали его смахивать. До Нового года оставалось чуть больше недели, а город, казалось, пытался поставить какой-то антизимний, а заодно и антипраздничный рекорд, и задавливал улицы таким густым туманом, что, невзирая на многочисленные уличные фонари и подсветки празднично украшенных магазинов, машины едва ползали по дорогам и повсеместно попадали в совсем не праздничные ДТП.

Белый Nissan LEAF на удивление легко скользил сквозь туман, который на самом деле вовсе не был атмосферным явлением, как считали люди, а был остаточным следом чар еще со времен переворота, настолько въевшимся в улицы и подворотни, что в виде тумана он стал неотъемлемой частью не только этого города, но и многих других городов по всему миру.

Машина, круто моргнув синими полицейскими сигналками, сбавила скорость и мягко свернула в арку дома, и, ненадолго осветив фарами двор, остановилась.

Чародейка, благодаря которой туман и был не помехой на дороге, томно взглянула на водителя. Это было уже четвертое свидание, которое они устраивали со старшим лейтенантом Антоном Усовым, надеясь довести его, как любили говорить американцы, до… Да хоть до какой-нибудь базы, но каждый раз что-то шло не так, как было задумано.

Перед первым свиданием… Это, кстати, даже было комично. Короче, полковнику Звягинцеву пошла не в то горло долька апельсина, которой он закусывал в конце тяжелого рабочего дня коньячок, и чародейке, получившей экстренный сигнал по средствам женских криков, долетавших даже в туалет на самом верхнем этаже участка, где она наводила красоту, пришлось бросить все, включая кавалера, ожидавшего ее внизу, и спасать всеми любимого Николая Константиновича от совершенно тупой апельсиновой смерти.

Понятное дело, что коварная долька апельсина с ее помощью вышла со скорость света, но вот коньяк, которым на свою чародейскую голову Гера решила повторно успокоить нервы полковника, заходил медленно, и свидание из-за уважения все к тому же полковнику пришлось окончательно перенести.

Второе свидание сдвинулось лучше, но у одних милейших людей, живших над квартирой старшего лейтенанта, неожиданно прорвало батарею, и ему пришлось срочно мчаться на место происшествия, в то время как самой чародейке отправляться на поступивший ночной вызов на убийство.

Третье свидание после еще одного вызова на убийство вышло достаточно спонтанным, от чего и имело все шансы на успех, но было испорчено Виком, с чего-то решившем, что и Гера, и Антон добровольно подписывались на участие в ежегодной благотворительной акции типа "накорми бомжа", только с более красивым названием.

Накормить они накормили, но настроение было уже не то. И вот ради уже четвертого свидания чародейка, самую малость пребывавшую в раздраженном нетерпении, пошла на беспрецедентные меры.

Нет, она не сняла шляпу. И нет, она не надела нижнее белье. Она надела ботфорты на высоком каблуке, позаимствованные у прекрасных соседок. А еще она надела юбку. Причем, не форменную ментовскую, а красивую такую, черную, с запахом и высокой посадкой, подчеркивавшей талию, но не сильно короткую, а такую, чтобы было немного места для фантазии. И, судя по тому, что вместо ресторана Антон завез ее в укромный дворик, Гера не прогадала, ведь в том укромном дворике, в уютной машине старшего лейтенанта с такими мягкими и приятными на ощупь сидениями ее, наконец-то, ждал секс.

Жаль только, что на пустой желудок, но зато как романтично!

"А пожрать и потом можно будет", – подумала Гера, рассматривая в свете приборной панели повернутое к ней лицо старшего лейтенанта.

Медленно и очень нежно Антон коснулся рукой ее щеки, а в следующую секунду он уже сидел на заднем сидении с удобно устроившейся у него на коленях чародейкой, решившей чуток форсировать события.

В машине как-то сразу стало жарко, и старший лейтенант, охотно отвечавший на ненасытные поцелуи Геры, решил незамедлительно помочь ей избавиться от белой рубашки, в то время как она, будучи также личностью многозадачной, занималась ремнем на его брюках.

"Скорей, скорей!" – мурчала про себя она. – "Кролик заждался!"

Какого именно кролика Гера имела в виду – того, что предположительно жил в ее шляпе, или же того, который напряженно стоял у старшего лейтенанта в штанах, и которого она не очень удачно обозвала именно кроликом (хотя, может, и удачно, с учетом того, какими кролики были любвеобильными и плодовитыми) – судьба, или лучше было сказать злой рок, утаила и от Геры, и от Антона по одной простой причине: рация в машине старшего лейтенанта затрещала простуженным голосом Литвинова.

– У нас 105-й… Кхе-кхе… – прокашлял майор. – Лен… Кхе-кхе… Ленсовета, 12.

Чародейка сдавленно выдохнула и, очень некультурно выругавшись, неохотно отстранилась от Антона, выражение лица которого напоминало то, которое было бы у любого нормального мужика, чей пенис мало того, что обозвали кроликом, да еще и не дали возможности доказать, что в работе он был как минимум львом. Ну, или тигром.

105-м обозначали особо жестокие убийства, и не отреагировать на такой вызов, тем более с учетом того, что за последние полторы недели он был уже не первый, не мог ни явно опечаленный кролик старшего лейтенанта, ни виновница столь странного прозвища, то бишь очень раздраженная и неудовлетворенная чародейка.

По указанному майором адресу находилась Церковь Рождества святого Иоанна Предтечи или, как ее еще называли, Чесменская церковь.

Территория вокруг нее была оцеплена в радиусе 50-ти метров, а сама церковь, выполненная в псевдоготическом стиле, была зловеще окутана туманом, особенно холодный оттенок которому придавали установленные прожекторы, и пока чародейка, громко стуча каблуками, шла к желтой ленте, ее провожали как тихие освистывания, так и недоброжелательные взгляды полицейских и разного рода зевак, собравшихся поблизости места преступления.

Гера, привыкшая и не к такому, не обратила на это внимание. Ее гораздо больше интересовала человеческая голова, насаженная на крест над колокольней.

– Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа, – вещала во всеуслышание голова. – Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.

Литвинов тупо топтался у входа в церковь, то ли ожидая, что голова сама свалится ему в руки, то ли надеясь, что она хотя бы заткнется.

Его откровенно штормило и пошатывало, и вообще майор выглядел не очень: расхлестанный, небритый, румяный, кашляющий, одним словом – заразный.

– Подарочек… кхе-кхе… на католическое… кхе-кхе… рождество, – сипло сказал он, подошедшему к нему Антону, хотя лихорадочный взгляд его был прикован к чародейке.