Гера даже не взглянула на него и молча взмыла вверх. Такой расклад между ними наблюдался с тех пор, как она узнала о похождениях майора в Ростове и в Румынии, и именно это стало одной из причин появления у старшего лейтенанта рации, ведь ко всему прочему Литвинов в припадке сучности (ну, или кобелизма) умудрился похерить свой мобильный, и, так как чародейка игнорила его, посредством рации майор еще больше, чем прежде наседал на Антона.

Геру это не волновало, как и не волновало ее то, что Литвинов болел и с особым дружелюбием заражал всех, кого мог, на что чародейке при каждом удобном и не очень удобном случае жаловался дежурный в их участке, в свою очередь получавший гневные жалобы ото всех жертв, включая начальника районной полиции.

Болезнь Литвинова для чародейки новостью не была, ведь она была одной из первых, кто ощутил ее начальные симптомы. Метка в принципе включала в себя защиту от болезней, но гораздо более серьезных, чем элементарная простуда, и Гера, прикрыв на всякий случай Антона, предпочла не вмешиваться, наивно предположив, что майору хватит мозгов закинуться хотя бы парацетамолом Ан-нет! Он даже и не подумал этого сделать и продолжил свое геройское отмачивание ног и всего прочего, пребывая со своей верной подругой винтовкой то в одной бессмысленной и, главное, абсолютно безрезультатной (не считая, конечно же, простуды) засаде около дома генерала Карташова, то в другой.

– Как дела? – как всегда бодро поинтересовался Карим, энергично щелкая камерой. Так как никто из людей-криминалистов летать не умел, и от предложения Карима помочь им освоить этот несложный трюк криминалисты единогласно отказались, именно чародею-лаборанту и выпала честь собирать улики на крыше колокольни.

– У меня или у него? – с невозмутимым видом уточнила Гера, кивнув на чмокающую синими губами в перерыве между своими изречениями голову. В некоторой степени чародейка находила ее забавной, как и чары, которые были на нее наложены, но в тоже время голова раздражала Геру, так как, во-первых, дико воняла, а во-вторых, именно она простуженным голосом Литвинова испортила ей все планы на вечер.

– У него точно все плохо, – между тем усмехнулся Карим, которого, очевидно, не смущала ни вонь, ни то, что голова вдруг обратила на него свой невидящий взор.

– Покайтесь, – выплюнула она, включив энный повтор, – и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.

– Я же сказал! – еще шире усмехнулся лаборант.

– Тело нашли? – спросила Гера.

– Ищут.

– Эй! Тут помощь нужна! Человеку плохо! – громко раздалось снизу, но чародейка не обратила на это внимания. Внизу стояла труповозка, куда смело можно было обращаться в подобных случаях.

"Гера, Литвинову плохо", – следом за криками снизу раздался в голове тревожный голос Антона.

Чародейка отвела взгляд от ровного среза головы и лениво взглянула вниз. То, что майору было плохо, причем, по жизни, было широко известным и неоспоримым фактом, который к ней не имел никакого отношения, хотя и отдавал чародейке, связанной с майором не только ментально, но и через метку, в некотором роде физически, аккурат под ложечку.

– Запакуешь?

– Запакую. – Карим оставил камеру висеть на ремне на шее и достал из кармана элегантного твидового пальто большой пакет для улик. – Татьяна Сергеевна небось уже заждалась в морге очередной подарочек, – весело хихикнул он.

Чародейка вздохнула и плавно спустилась вниз. Столпившиеся патрульные расступились перед ней, будто она была какой-то мессией, и торжественно явили ее взору распластавшегося на земле Литвинова, намертво державшего во рту дымящуюся сигарету, которую при всем опыте не смогли вытащить даже милейшие парни из труповозки.

Поправив шляпу, Гера присела на корточки и ладонью коснулась щеки майора. К слову, он был не в отрубе, а просто в состоянии полной температурной флегмы, и на его румяных до невозможности щеках можно было смело жарить яичницу.

Температура была, наверное, за сорок, в растертом манжетам пальто носу жарко булькали сопли, а с правой стороны туловища, облепленного насквозь мокрой от пота рубашкой, явно что-то тоже происходило.

Короче, плох был Литвинов, и сердобольная чародейка в остроконечной шляпе сжалилась над ним.

Запах вишневых сигарет четко и лаконично размешивал все другие запахи, как ложка сахар в чашке с горячим кофе. Последним, кстати, тоже пахло, и Литвинов непроизвольно сглотнул.

Он понятия не имел, где находился, и на чем таком мягком лежал, но точно знал, что рядом сидела чародейка, а раз она сидела рядом, то все было либо очень хорошо, либо очень плохо.

Второй вариант майору казался более правдоподобным, так как ему на самом деле было очень даже неплохо по сравнению с предыдущим плохо. Разве что, отсутствие рубашки и обуви несколько напрягало майора.

Хладнокровно оценив дырки на носках, Литвинов зачем-то пошевелил пальцами на ногах и перевел взгляд на грациозно сидевшую на стуле чародейку, невозмутимо потягивавшую из одноразового стаканчика кофе.

– Привет… – выдал он, пытаясь придать голосу уверенное звучание. Все-таки, раз Вельма была рядом с ним в столь непростую для него минуту (вероятно, послетемпературного тупняка) и даже смотрела на него, то момент был более чем подходящий для попытки хотя бы сделать вид, что между ними все было в порядке. Однако в горле оказалось суше, чем в пустыне, и его голос, и без того песочный, хрипло ушел метра на два вниз, придав слову вопросительное звучание.

Чародейка шумно втянула воздух. Янтарные вкрапления в ее глазах проступили очень ярко, и к Литвинову подплыла бутылка воды.

Ее молчание, как и фокусы-шпокусы, конечно, были не тем, что он ожидал, но, рассуждая на удивление ясно, Литвинов посчитал это хорошим предзнаменованием. Все-таки тяжело было вот так… с ней… не общаться. В смысле, не то, чтобы он с ней не общался, то есть не пытался общаться после той сочной пощечины, которую от нее получил, но… Короче, можно было бы уже и помириться, что ли.

Спустив ноги с низкой койки, Литвинов сел и, открутив бутылку, начал жадно пить, параллельно осматриваясь. Похоже, что Вельма заботливо притащила его в больницу. Нет бы домой к себе или к нему, а впрочем…

"Хоть не в морг", – констатировал про себя майор, вновь окинув чародейку оценивающим взглядом.

А что это такое на ней было надето? А! Они ж с Усовым все не теряли надежду культурно перепихнуться после официального жратвоприема в каком-нибудь типа ресторане с возмутительно завышенными ценами и не менее возмутительными маленькими порциями!

"Ну, да! Ну, да!" – хмыкнул про себя Литвинов, рискнув предположить, что ни жратвы, ни перепиха у Вельмы не было, ведь она самоотверженно посвятила вечер работе и немножко ему, бедному майору, словившему какую-то очень злую бациллу.

Мда… Удачно угораздило майора заболеть! А все из-за проклятого Карташова, что б его!

Мысль оборвалась и Литвинов, разинув рот, вытаращился на Вельму, успевшую не только допить свой кофе, но и, сексуально цокая каблуками, отчалить со стула по направлению выхода.

– Может, хватит, а? – мгновенно вышел из себя Литвинов, кинув взгляд на пистолет, лежавший вместе с кобурой и одеждой на потертой тумбочке у койки. Честное слово, майор готов был пустить его в ход, лишь бы эта ху*ня закончилась!

Чародейка остановилась и, обернувшись, смерила Литвинова очень нехорошим взглядом с намекающими на неприятности янтарными вкраплениями.

Майора это не испугало и, зажав бутылку так, словно та была гранатой, он встал на ноги и грозно направился к Вельме.

– Хватит уже! – повторил он, остановившись в двух шагах от чародейки, пышущей невинно завуалированной под шляпу угрозой.

– Хватит? – удивленно переспросила Вельма, сверкнув глазами. – Ты знаешь такое слово? Может, знаешь и слово "нет"? – продолжила она. – Или "личное"?