Это правда, и когда Грифон вступает в разговор, он прибегает к совершенно другой и эффективной тактике, о которой я не собираюсь говорить Гейбу, потому что мне не нужно, чтобы он регулярно натравливал на меня Грифона.

«Что я буду наматывать на кулак, когда буду трахать тебя сзади, если ты хотя бы подстрижешь их? Тебе пойдет розовый цвет, фиолетовый тоже был горячим. Только не трогай длину».

Ну.

Звучит очень разумно.

* * *

Наблюдать за тем, как Гейб помогает со строительством — отличный способ провести вторую половину дня, и я понимаю, почему именно здесь он наиболее полезен. Он сильный, умный, как черт, и точно знает, что нужно строителям, когда они начнут возводить новое строение. На этой улице еще шесть домов находятся на разных стадиях строительства, и я помогаю с тем, который находится на стадии закрытия, подношу материалы и держу огромные листы гипсокартона для работающих там парней.

Поначалу они все смотрят на меня так, будто я просто мешаю им, но после пары часов хорошей, честной работы они включают меня в свои рассказы и шутят. Это трудно, но это прочищает мне мозги, когда я действительно помогаю. К тому времени, когда Гейб приходит за мной, я уже стою на лестнице, орудуя одним из гвоздодеров, и визжу от радости, когда мне удается закрепить часть потолка на месте без новых дырок в пальцах и руках.

Он улыбается мне, словно я солнце, согревающее его до самой глубины души.

Я смотрю на него так же, и мы оба выглядим как влюбленные сентиментальные идиоты. Я знаю это наверняка, потому что Эллиот, бригадир, говорит мне об этом с чертовски большим количеством ехидства в своем старом, гравийном тоне.

— Не уверен, заметил ли ты, но она — моя Связная. Было бы что-то чертовски неправильное, если бы я не был таким сентиментальным дерьмом из-за нее. Кроме того, посмотри на нее, вся в грязи и с такой ухмылкой. Меня нельзя винить, — говорит Гейб. Эллиот отпускает нас обоих на ночь, требуя, чтобы мы пришли вовремя завтра утром.

— Никаких обещаний. Я нежная принцесса в отношении сна, — отвечает Гейб, обнимая меня за плечи. Он такой же грязный и потный, как и я, поэтому я не стесняюсь того, как плохо от меня пахнет.

Мы идем вместе по почти пустым улицам — в этой части города в основном грязь и гравий, потому что дома еще не готовы к заселению. В конце концов, здесь появятся машины и всевозможные транспортные средства, но мы еще не дошли до этого. У меня голова болит от логистики создания нового города и общины. Я не могу думать об этом слишком много без желания блевануть от имени Норта.

Как здесь будут работать деньги?

Распределение рабочих мест, образование, что нам делать с преступностью и соседскими спорами? Я почти уверена, что мы все еще в Штатах, но знает ли правительство об этом месте? Налоги?

Слишком много для меня сейчас.

Поэтому я сосредотачиваюсь на мелочах, на вопросах, которые могу задать и получить на них простые ответы. — Как ты научился строить дома? Или у тебя это просто от природы?

Гейб насмехается надо мной. — Я не уверен, что можно быть прирожденным строителем, но мой отец был партнером в семейной строительной компании. Мой прадед основал ее, и это была своего рода традиция, когда все члены семьи работали там летом. Мой отец занялся бизнесом, но один из моих дядей все еще работает с инструментами. Он заканчивает работу в Неваде, а затем отправится сюда, но его семья здесь. То, что от нее осталось, я имею в виду.

Я гримасничаю, похоже, это повторяющаяся тема для всех здесь, в Убежище. Потеря семьи, потеря Связных, потеря людей, которые важнее всего для нас.

Он колеблется секунду, а затем спрашивает: — Чем занималась твоя семья? До аварии?

Это сбивает меня с толку на секунду, но, конечно, он бы спросил о моей семье. Конечно, ему было бы интересно. Мы — Связные, и я практически ничего не рассказала ему о своей жизни до того, как меня забрало Сопротивление. Очень, очень мало.

— В основном мы часто переезжали. Я не понимала почему, но теперь — теперь я почти уверена, что Дэвис знал обо мне. Думаю, мои родители были в бегах, чтобы держать его подальше от меня. Но мой отец, мой биологический отец, он что-то делал с фондовым рынком. Эндрю был инженером; он вел бизнес удаленно и всегда имел при себе компьютер, когда занимался консалтингом. Винченцо когда-то был шеф-поваром, но бросил это занятие, чтобы сидеть дома со мной и мамой. Он был Нейро и проводил много времени, обучая меня тому, как управлять своими эмоциями и узами. Моя мама… Я не знаю, чем она занималась. Я никогда не спрашивала.

Мой голос немного ломается, когда я говорю это, и его рука крепко обхватывает меня, прижимая меня к своему теплу немного ближе. — Ты была ребенком. У тебя не было времени повзрослеть и спросить у нее все, что ты хотела. Не за что чувствовать себя виноватой, Связная.

Я киваю, но, тем не менее, это есть. И всегда будет.

Когда мы возвращаемся в дом, я забегаю в комнату Норта, чтобы воспользоваться его ванной. Дома еще никого нет, и когда Гейб предлагает приготовить ужин для нас обоих, я качаю головой.

— Я хочу найти Норта. Сегодня ночь Нокса, и мне нужно… убедиться, что все будет хорошо. Я всегда так делаю.

Гейб хмурится, но кивает, без лишних слов провожая меня к офису Норта. Он провожает меня до самого лифта и крепко целует на прощание. Прошло всего два дня с тех пор, как я спала в его постели, но, не будучи Привязанными, это все равно кажется веком.

Не уверена, что эта боль когда-нибудь пройдет. Я обречена вечно чувствовать себя неполноценной.

Я сканирую свою карту, чтобы получить доступ на уровень Норта, и когда двери лифта открываются обратно прямо в офис Норта, он разговаривает по телефону, хмурится и шуршит бумагами с очень расстроенным видом. Он смотрит на меня, и его хмурый взгляд немного ослабевает. Август выходит из-за его спины и радостно бежит ко мне.

Я наклоняюсь, чтобы почесать его, воркую с ним приглушенным тоном, чтобы не прерывать телефонный разговор, но тон Норта становится более резким по мере продолжения, он явно пытается покончить с этим, чтобы поговорить со мной.

Я чувствую себя виноватой за то, что прервала его, но не настолько, чтобы уйти. Я почти не видела его с тех пор, как мы приехали сюда, и уже скучаю по тем долгим дням, проведенным в его постели в тумане после Связи.

— Советник Рокелл, на сегодня у меня все. Мы можем вернуться к этому завтра. У меня не будет еще одной поздней ночи. Даже у меня есть пределы.

Когда я занимаю место по другую сторону его стола, Август укладывает голову мне на колени, сидя на моих ногах, невесомый пучок дыма, который все еще чертовски успокаивает. Норт снова смотрит на меня и хмурится из-за расстояния между нами, немного отодвигает свое сиденье назад, а затем указывает на свои колени, как будто он действительно ожидает, что я встану и заберусь на него, несмотря на то, что он разговаривает по телефону, занимаясь важными делами члена совета.

Ну.

Именно это я и делаю.

Хмурое выражение исчезает с его лица, когда моя задница устраивается у него на коленях, его рука обхватывает мое бедро, притягивая меня прямо к своему телу. Я почти издаю смущающе счастливые звуки от того, что снова с ним.

Не уверена, что советнику Рокеллу это понравится.

Я наклоняюсь вперед, чтобы уткнуться носом в его шею, а Норт кладет трубку, бросает телефон на стол, откидывается еще дальше в своем кресле и крепко обхватывает меня руками, так что я едва могу дышать.

— Я ухожу из совета. Не могу продолжать играть покорную роль и быть вдали от тебя.

Я смеюсь ему в шею, больше дыша, чем шумя, целуя кожу за его ухом: — Мы оба знаем, что ты заскучаешь меньше чем через минуту… или я сбегу. Я не могу выдержать всю силу твоего властолюбия.

Он надулся, а затем простонал. — Совет должен заниматься тем, что правильно для общества, а не спорить о том, как называть вещи и сколько хвостов омара должно выделяться каждой семье каждую гребаную неделю.