«О закрой свои бледные ноги». — Строка-стихотворение В. Я. Брюсова (1894).
«Люблю себя как Бога...» — Неточная цитата из стихотворения З. Н. Гиппиус «Посвящение» (1894).
«Запустил в небеса ананасом...» — Цитата из стихотворения Андрея Белого «На горах» (1903).
«Так вонзай же ~ в сердце острый французский каблук...» — Цитата из стихотворения А. А. Блока «Унижение» (1911).
«Между женщиной и молодым мужчиной ~ разнится рука...» — Цитата из комедии М. Кузмина «Опасная предосторожность» (1907) — реплика придворного Гаэтано к юноше Флориндалю, переодетому в женский костюм.
«Чуждый чарам черный челн...» — Цитата из стихотворения К. Д. Бальмонта «Челн томленья» из сборника «Под северным небом» (1894).
«И учредительный да здравствует собор...» — Цитата из сатирического стихотворения В. Тана-Богораза «Пора!» (1905).
«Дыр-Булщир-убещур...» — Неточная цитата из стихотворения А. Е. Крученых «Дыр-бул-щыл...» (1913).
«Мелкий бес» — роман Ф. Сологуба (1907).
...что может остаться ~ из смеси Надсона — П. Я. (Якубович-Мельшин) и отголоска Курочкина в «Будильниках» и «Осколках»? — Надсон Семен Яковлевич (1862—1887) — поэт. Его стихи, для которых характерны мотивы тоски и пессимизма, были популярны в 1880-е гг. Якубович (псевд.: П. Я.) Петр Филиппович (1860—1911) — поэт. В его стихах, полных мотивов «унылой гражданственности», в упрощенном виде продолжены традиции «гражданской» лирики Н. А. Некрасова. Курочкин Василий Степанович (1831—1875) — поэт, журналист, яркий выразитель революционно-демократической поэзии, характерной для школы Некрасова. В 1859—1873 гг. редактировал сатирический журнал «Искра». По сравнению с этим журналом юмористическим изданиям конца XIX в. (журналам «Будильник», «Осколки») было присуще мелкотемье и юмор, граничащий с пошлостью. Суммирующая отрицательная оценка Ремизова — вывод о измельчании гражданственной и сатирической линии в литературе начала XX в.
С. 255. Федосеевский толк — старообрядческое согласие, основанное беспоповцем, бывшим дьячком Феодосием Васильевым в начале XVIII в. С возникновением Преображенского староверческого кладбища Москва стала одним из главных центров этого толка.
Богомилы — исповедники дуалистического вероучения и члены религиозного общества, сначала в Болгарии, затем в других странах, названные по имени своего основоположника — попа Богомила, жившего во 2-й пол. X в. Главным в богомильстве было решение вопроса о происхождении мирового зла и в зависимости от этого нахождение путей борьбы с ним. Смешение в мире добра и зла богомилы объясняли существованием, еще до появления видимого мира, двух начал — доброго Бога, творца невидимого мира, и Сатанаила (Люцифера), создателя мира чувственного. Космогонические воззрения богомилов были восприняты Ремизовым еще в начале 1900-х гг. через труд А. Н. Веселовского «Разыскания...». Они составили философскую основу 1-й редакции его романа «Пруд» (1902—1903) и, в определенной степени, до конца жизни оставались одной из составляющих фундамента его философских воззрений и художественной практики, выразившейся, в частности, в долголетних переработках древнерусских апокрифических сказаний. См. запись его позднего высказывания: «Апокрифы занесены на Русь богомилами (гностиками-манихеями). Для пытливых апокрифы не только размышление, а еще толчок для действия — отсюда хлыстовщина и скопцы. <...> За «апокрифами» идут русские народные сказки» (Кодрянская. С. 116).
Щапов Афанасий Прокофьевич (1831—1876) — историк, публицист, автор многочисленных трудов по истории сектантства и раскола, которые он рассматривал как проявление протеста против социального гнета. В 1860—1861 гг. преподавал в Казанском университете.
Бакунин Михаил Александрович (1814—1876) — революционер. В кн. А. И. Герцена «Былое и думы» эпизода со старообрядцами выявить не удалось.
«Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, Троическое явися поклонение...» — Начало тропаря праздника Богоявления (Крещения Господня). Поется многократно на освящении воды. Бакунин поет это песнопение, чтобы продемонстрировать свое правоверие.
Огненный протопоп — имеется в виду протопоп Аввакум.
С. 256. ...Денис рассказывал трагическую историю о Шевыреве ~ безвыездно в его подмосковную деревню. — Пересказ записи Никитенко от 26 января 1857 г. (См.: Никитенко А. В. Дневник. Т. 1. 1826—1857. С. 455—456).
С. 258. Филарет, митрополит Московский (в миру Дроздов, Василий Михайлович, 1783—1867) — видный церковный деятель, духовный писатель, оказывавший сильное влияние на русское общество в эпоху Николая I. Среди его деяний инициатива перевода книг Св. Писания на русский язык и составление Манифеста 19 февраля 1861 г. об освобождении крестьян.
С. 259. «Книга мертвых» — собрание древнеегипетских религиозных текстов, восходящих к XVI в. до н. э. Списки Книги помещались в могилу умершего, чтобы служить ему в загробном мире.
...я попал на Москва-реку. На Каменном мосту, наклонясь ~ и толкнула меня в воду. — Ср. «воспоминание» о своем существовании в шайке Ваньки Каина в гл. «Под мостом» кн. «Пляшущий демон» (С. 101).
Реут-колокол — имя одного из самых больших и красивых сохранившихся колоколов Успенской звонницы Московского Кремля. Был отлит мастером Андреем Чоховым в 1622 г. Вес 2 тысячи пудов (около 32 тонн).
...до Петрова нашествия... — Отражение восприятия Ремизовым времени Петра I как конца существования традиционной русской культуры. Ср. его оценку этой эпохи: «Сожжение в Пустозерске Аввакума и казнь стрельцов на Москве — заколотило память о Московской Руси. Русское забывается» (Кодрянская. С. 143).
«Отчего мне так грустно?» ~ что «я тебя люблю»... — Неточная цитата из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Отчего» (1840).
ВОЛШЕБНАЯ СКАЗКА В КНИГЕ А. РЕМИЗОВА «ИВЕРЕНЬ»
Книга[1] автобиографической прозы Ремизова «Иверень» охватывает 1896—1903 годы, годы ссылки автора за участие в революционной работе и начала его профессионального писательства — его первых публикаций. В феврале 1954 года, когда у Ремизова была надежда, что его «Иверень» будет принят Чеховским издательством, он писал: «Издание «Иверня» для меня очень важно: я рассказываю, как я стал писать и о своем первом напечатанном, я рассказываю о своих скитаниях, выброшенный, без дома, и о встречах с людьми не нашей породы — «духами» (кикиморы)». Там же он добавляет: «[„Иверень”] из всех моих книг самая простая, ведь в нее входят все мои „13 квартир”»[2]. «Иверень», действительно, книга менее сложная, чем мозаичный «Учитель музыки» или «Взвихренная Русь». Однако в оценке жизненного и литературного пути писателя Ремизова «Иверень» не отказ от прошлого, а подтверждение высказываний и взглядов, известных читателю по его ранним книгам.
В этой работе мы не будем касаться истории революционной деятельности автора или хроники его встреч со знаменитыми — в будущем — современниками (Бердяевым, Савинковым, Луначарским, Щеголевым и др.), а также выяснения Ремизовым собственных литературных корней или его дискуссий о развитии русского литературного языка. За рассказом о встречах в ссылке и о себе, как начинающем писателе, через всю книгу проходят размышления о судьбе человека: сталкиваются фаталистическое принятие судьбы со стремлением жить «по своей воле». Одна из личин автора, которую он надевает в «Иверне», это герой волшебной сказки. В этом образе Ремизов сочетает «неизменную судьбу», которую не в силах переделать человек, со свободным выбором. Попытаемся показать, как автор использует композицию волшебной сказки в своем автобиографическом повествовании.
Хотя слово «иверень» («осколок») привлекало Ремизова и своим звучанием[1], и смыслом (в контексте книги означающим и «отколовшийся» от семьи и рода, и пошедший своим путем писатель), когда во время переговоров об издании книги был поднят вопрос о «непонятном» названии, он был готов поступиться этим словом и назвать книгу «Кочевник»[2].