«Полковник» Глушко тоже получил специальное назначение — начальником Особой правительственной комиссии по ракетным двигателям.

Королев хотел не только изучить стартовую технику, но и провести здесь же пуски ФАУ-2, однако это ему не разрешили.

Вообще, несмотря на обилие делегаций и комиссий из Москвы, расходование на них спирта оказалось напрасным. Большинство партийных функционеров и высших чиновников правительства настаивало на свертывании всех работ и, в особенности на возвращении командированных «для выполнения специального задания ГКО».

По сути дела отвергалась уникальная возможность перенять у немецких специалистов опыт работы с новой военной техникой, а также собрать документацию на нее и саму материальную часть.

Большевистских идеологов, похоже, больше беспокоил образ жизни командированных в этой, хотя и разрушенной, но, несомненно, более благополучной стране — проживание в виллах и особняках с ваннами, бассейнами, горячей водой (а не в коммуналках с одним краном холодной воды и с одним сортиром во дворе на сотню жителей), с питанием в ресторанах, с поездками на личных автомашинах, с богатым разнообразием любовных похождений и «тлетворным влиянием Запада» в конце концов.

С большим трудом Гайдукову удалось не только отбить нападки идеологов, но и даже расширить объем работ в Германии, а также их финансирование.

По серьезному к ракетам дальнего действия отнеслось только командование гвардейских минометных частей (ГМЧ) — знаменитых подразделений, наводивших ужас на фашистов своими «катюшами», близкими «родственниками» ракет на ЖРД.

Офицеры ГМЧ не просто охотно знакомились с новыми ракетами, но и глубоко изучали новую технику, требовали своего присутствия и участия во время испытаний. Из них стали формировать части будущих ракетных войск.

Гайдуков, как член военного совета ГМЧ, делал все возможное, чтобы укрепился союз ракетчиков с военными. Но нужно было ведомство, которое взялось бы в СССР изготавливать такие ракеты в промышленных масштабах.

Больше всего по профилю ракеты подходили Авиапрому, но его нарком категорически отказался от лишних забот и потребовал вернуть в СССР своих специалистов. Гайдуков не позволил растащить по ведомствам с таким трудом овладевших опытом ракетчиков.

Оставалась надежда на Бориса Ванникова. Но его только что назначили начальником ПГУ — первого главного управления — которое должно возглавить разработку атомной бомбы и новой отрасли. При этом он оставался еще и наркомом боеприпасов. Конечно, ракета — идеальный и для СССР почти единственный переносчик атомных зарядов, и было бы разумно делать все это в одной системе.

Но по слухам хитрый Ванников проконсультировался со своим сыном, который служил офицером как раз в ракетных частях. Узнав, что ракета — это пока еще капризная, ненадежная и даже опасная машина, крайне сложная в изготовлении, Ванников стал отбиваться руками и ногами.

Последним оставался министр вооружений Дмитрий Устинов. Когда в 1941 году арестовали наркома Ванникова, Жданов предложил Сталину на его место кандидатуру Устинова — Жданов рвался к власти и старался насаждать своих людей везде, где только можно. Сам Жданов метил для начала на пост главы НКВД, особенно после арестов Ягоды и Ежова — наркомат репрессий давал большую власть над людьми.

Однако, Устинов быстро забыл своего «крестного отца» — его кумиром стал Сталин. Шутка ли — в 33 года — возрасте Христа — Устинов стал уже наркомом. Он почитал Сталина и боялся его до ужаса. Он будет бояться диктатора и после смерти его, будет бояться до самых последних дней своих.

Энергичный и очень работоспособный чиновник нравился Сталину своим беспрекословным послушанием. С теми, кто был меньше чином и с подчиненными Устинов был высокомерен и даже, по отзывам современников нагл.

Гайдукову предстояло уговорить наркома «на княжение». Надо сказать, что ко всем наркомам Гайдуков обращался с «высшего позволения». Сначала он попросил своего шефа Маленкова устроить встречу со Сталиным — единственным человеком, который мог решить судьбу ракет. Эта встреча должна произойти без ведома Берия, поскольку в планах Гайдукова было намерение «вытащить» из его спецтюрем сидящих там ракетчиков.

Гайдуков рассказал генералиссимусу о высоком ракетном потенциале Германии, о перспективах нового оружия, о том, что в США уже приступили к испытаниям немецких ракет, но тот отмахнулся, как в свое время уворачивался от решения атомной проблемой Сталин велел Гайдукову самому подыскать подходящий наркомат, а тот нарком, который согласится, должен подготовить проект правительственного постановления.

Воспользовавшись случаем, Гайдуков попросил освободить из тюрем и «шарашек» нужных специалистов и чтобы побыстрее отделаться, Сталин подписал представленный ему список.

Когда Гайдуков обрисовал перспективу ракетного оружия Устинову, тот призадумался. Его ведомство, поставлявшее стрелковое оружие, пушки и другое вооружение для танков, кораблей и самолетов, было как бы на вторых ролях.

А Дмитрию Федоровичу очень хотелось, чтобы его заметил и похвалил Сталин. Но, хотя он и чрезвычайно работоспособен, однако обуза появлялась немалая.

И Устинов посылает в Германию своего заместителя. Того приняли на высшем уровне и, детально разобравшись в новом деле, он склонил Устинова взять ракеты в свое ведомство.

Между тем, по образу и подобию института «Рабе» в Германии появились различные организации и группы. Хитрый Королев предложил объединить их, в том числе и «Рабе», в комплексный институт, который назвали «Нордхаузен».

Директором стал генерал Гайдуков, а первым замом и главным инженером Королев, которого повысили до звания «полковник». Чтобы уберечь сотрудников от блуда и разврата, из Москвы им «выписали» семьи, которые прозябали там, кстати говоря, в нищенских условиях. Жить стало лучше, жить стало веселее.

13 мая 1946 года вышло постановление ЦК и Совнаркома № 1017-419, по которому наркомат вооружения становился головным в строительстве управляемых ракет дальнего действия.

Авиапром обязан был разрабатывать и поставлять двигатели для этих ракет, это возлагалось на Глушко. А систему управления ракеты должен возглавить Рязанский — в недрах Министерства промышленности средств связи. Вместе с ним туда уходил его заместителем Пилюгин.

Королев назначался «главным конструктором изделия № 1» в НИИ-88, в этот институт переходил и ведущий специалист по управлению Черток — заместителем главного инженера.

Вскоре в Германию прибыл и сам Министр вооружения генерал-полковник Устинов. Он предложил всем подумать о новых назначениях, для чего предоставил целые сутки. Хотя вскоре выяснилось, что все давно в Москве уже решено, а Устинов просто устроил спектакль — лицемерие в те поры было не только обязательной, но скорее главной чертой начальственного стиля. Тогда же Министр объявил о сворачивании работ в Германии к концу года и переезд в СССР.

Советские ракетчики переняли от немецких специалистов достаточно много, чтобы начинать самостоятельную работу. Положение немцев при этом выглядело несколько двусмысленным. С одной стороны русские их хорошо обеспечивал — продовольственный паек их, например, на две недели включал: 60 яиц, 2 кг масла, 5 кг мяса, неограниченно хлеб, мука, курево. Для голодной Германии это казалось неслыханным богатством, потому немцы очень старались все показать и объяснить русским, чтобы с ними захотели сотрудничать и в дальнейшем.

С другой стороны они понимали, что русские, переняв все необходимое, перестанут нуждаться в немецких специалистах. А когда выяснилось, что в майском Постановлении предусмотрено и строительство Государственного центрального полигона в России, немцы совсем приуныли.

Однако, в жизни получилось все намного неожиданнее. Сначала в «Нордхаузен» прибыл генерал-полковник Серов — уполномоченный Берия в Германии. Он велел составить списки нужных в дальнейшем немцев, которые будут вывезены в СССР. Естественно, без их согласия. И без предупреждения.