В результате вышло постановление ЦК и Совмина, которое обязывало ведомство Малышева в 1955 году сделать, а также испытать экзотическое изделие — заряд РДС-6сД.
Мало того, на Президиум пригласили ракетчиков, которым также вменили в обязанность в эти же сроки разработать межконтинентальную ракету под габариты и вес заряда, о котором так недальновидно «нахлестался» Андрей Дмитриевич.
Однако, первые же оценки теоретиков показали бесперспективность «экзотики». Разным математическим группам было выдано задание расчетов нескольких вариантов и везде были получены близкие, но никуда не годные результаты.
К тому же, конструкция получалась неприемлемая, и отсюда вытекали ограниченные возможности применения такого заряда. Тупиковость «слойки» становилась очевидной всем…
Количество, не перешедшее в качество
Советские ядерщики вначале полагали, что термоядерное устройство «Майк», взорванное в США в 1952 году, основано на таком же принципе, что и «слойка». Несмотря на то, что американцы результаты взрыва опубликовали в открытой печати.
Но когда стала известна мощность американского взрыва, и когда в особенности стало понятным, что «слойка» никогда не достигнет такого показателя, наступил момент глубоко задуматься и заняться поисками других путей.
В СССР тогда даже и не представляли, что принципы конструирования американского «термояда» позволяют получить вообще ничем не ограниченную мощность. Станислав Улам кроме плодотворной идеи сжатия термоядерного горючего предложил еще и так называемую итеративную схему, позволяющую увеличивать энерговыделение до бесконечности. Суть итеративной схемы состояла в том, что ко второй ступени термоядерного заряда пристыковывалась такая же третья ступень, к ней — четвертая и так далее.
Вторая ступень давала более мощный поток рентгеновского излучения, чем первая, и это излучение еще сильнее сжимало горючее в третьей ступени. Соответственно и мощность каждой последующей ступени возрастала на порядок. «Слойка» в принципе ничего подобного противопоставить не могла. Значит, существовал другой способ, и его надо было найти.
Разведка к тому времени, как уже говорилось, потеряла по разным причинам самых ценных агентов — физиков-профессионалов, работавших в самом ядерном логове США. Оставшаяся сотня более мелких информаторов не могла сообщить что-либо существенного — вопреки большевистской философии количество никак не переходит в качество.
Надежды оставались только на техническую разведку — исследование радиоактивных осадков. Первая такая попытка в 1952 году, описанная выше, к успеху не привела из-за чистой случайности. С тех пор Курчатов стал уделять большое внимание анализу радиоактивных осколков заокеанских взрывов, готовилась специальная аппаратура, развивались методики.
И вот 1 марта 1954 года прогремел новый термоядерный взрыв по ту сторону океана. Совершенствуя заложенные еще в «Майке» принципы, наработав достаточно лития, американские ученые испытали на этот раз уже компактное устройство, в котором не было жидкого дейтерия с криогенной установкой.
Этот взрыв под названием «Браво» вызвал мировой скандал. Дело в том, что вместе с изотопом лилия-6, в заряд попал и другой изотоп литий-7, который непосредственно в термоядерных реакциях вроде бы не участвует. Но в процессе взрыва он превратился в «генератор» нейтронов — вдвое увеличивая количество взаимодействующих с ним нейтронов.
Кроме того, изотоп литий-7 превращался в «хороший» изотоп литий-6, а уж тот давал самый «горючий» элемент — тритий. По расчетам ученых мощность «Браво» не должна быть больше 5 мтн., а получилось 15 мтн. Осадки значительно перекрыли расчетную область их оседания, и попали на японское рыболовное судно, находящееся вне запретной зоны. Большинство рыбаков погибло.
Осадки тогда можно было собирать чуть ли не по всему океану и прилегающим к нему континентам.
О заметании следов
В последующих испытаниях этой же серии было повторение выделения нерасчетной энергии в некоторых взрывах, где применялся литий-7.
Надо сказать, что физики США хорошо понимали возможность «запоминания» радиоактивными осколками историю своего появления. Поэтому делалось все, чтобы максимально засекретить все следы и лишить советскую техническую разведку возможности добраться до осадков, или, боже упаси, до самих компонентов и деталей заряда.
Так, корабль с ядерными материалами на борту, оплывал от Калифорнии к атоллу Эниветок глубокой ночью в окружении флотилии эскадренных миноносцев с потушенными огнями. Специально вдали от маршрута доставки создавались шумовые помехи, в самой же флотилии запрещались любые радиопереговоры. Весь эскорт находился под наблюдением самолетов наземного базирования.
По сообщениям американской контрразведки «в 50-х годах не было никакого сомнения, что ядерные испытания в Тихом океане находятся под наблюдением советских подводных и надводных судов; оба входа в лагуну Эниветок просматривались с помощью системы из 17 акустических гидрофонов,… предохраняя от вторжения подводных лодок».
Заранее до испытаний место взрыва становилось совершенно безлюдным и «…теоретически группа диверсантов могла проникнуть незамеченной с целью разоружения, повреждения или кражи испытываемого устройства. Чтобы лишить диверсантов возможности воздействовать на цепи подрыва, были разработаны меры защиты от электронных помех…
Лифты вышек после снаряжения ядерного устройства разбирались, а это означало, что диверсанты должны были подниматься по штурмовым лестницам снаружи… Кабины управления обычно запирались и опечатывались после ухода последнего сборщика…
Для отпора вооруженного вторжения противника были разработаны специальные планы… В тех случаях, когда взрывы проводились в предрассветное время, основания вышек освещались прожекторами… Любой злоумышленник был бы сразу обнаружен, как только он поднялся бы на ступени лестницы.
Для защиты от русской разведки предпринимались еще и дополнительные меры: после каждой серии испытаний на Тихом океане все временные сооружения и вышки взрывались, кроме того, уничтожались и следы от места нахождения вышек, радиактивные остатки закапывались, вся сколько-нибудь полезная информация уничтожалась для предотвращения отбора проб противником…
Во время проведения серии испытаний (начатой взрывом «Браво» 1 марта 1954 года — авт.) военно-морская разведка США установила, что в Тихоокеанском районе находилось 19 океанских дежурных и 37 подводных лодок среднего класса ВМС СССР. Из них, по крайней мере, от четырех до шести океанских лодок могли неограниченное время находится в районе Эниветок — Бикини, и число их могло в самое короткое время увеличиться. Подход подводных лодок к главным островам атоллов незамеченными на расстояние до мили был вполне возможен».
Таким образом, взрывы регистрировались, измерялись параметры их, а осадки собирались как в районе атолла Эниветок, так и на многие тысячи миль от него — в неограниченном количестве. Особенно, когда взрыв выходил за расчетные пределы, как это случилось при испытании «Браво».
Американская контрразведка проиграла на двух самых существенных этапах. В первом этапе — создании атомной бомбы деления — она дотянулась до самых глубокоинформированных агентов, когда уже было поздно, вся нужная информация поступила в СССР.
На втором этапе — разработке бомбы синтеза — она ничего не смогла противопоставить разведке технической. Взрывы сами «рассказывали» о секретной технологии…
Вы все — безработные!
В начале 1954 года физикам КБ-11 стало окончательно ясно, что ни «слойка», ни «труба» не станут перспективным оружием, причем «труба» вообще не «хотела» взрываться, энергия в ней рассеивалась гораздо скорее, чем поступала от реакций синтеза. «Единственным, кто до конца держался за «слойку» и сдался только в последний момент, был Сахаров», — рассказывает его коллега Герман Гончаров.
