Как настоящий вельможа Первухин прилетел в Арзамас-16 на двух самолетах — в одном летел он сам, а во втором везли ему продукты питания, холодильники и команду поваров. Однако, барские забавы члена Политбюро продолжались недолго. В Кремле вспыхнула яростная «разборка» между Хрущевым и командой сталинистов — Молотовым, Кагановичем, Маленковым и Шепиловым.

Напуганная непредсказуемостью премьера, его реформами и авантюрами, «антипартийная группа» решила убрать Хрущева с вершины политической власти. Одной из тогдашних авантюр была распашка целины, которую в Казахстане доверили большому «знатоку» Леониду Брежневу.

Американцы и особенно канадцы предупреждали СССР о пагубных последствиях такой распашки — на основании своего горького опыта. Они рекомендовали обрабатывать землю безотвальным способом — плоскорезом. Академик Бараев показывал приехавшему тогда на целину Хрущеву методы почвозащитных технологий, но тот слепо верил своему советнику — проходимцу «академику» Лысенко. Несмотря на природный ум, практическую сметку и реформаторскую деятельность, Хрущев часто прислушивался к голосу недалеких и лукавых советчиков, — тому виною явный недостаток общей культуры, фундаментальных знаний и воинствующая неинтеллигентность, что впрочем, было присуще всем генсекам СССР — от Сталина, до Горбачева…

В итоге целину распахали и собрали «сливки» — несколько хороших урожаев, которыми толком воспользоваться не сумели: из-за нехватки хранилищ зерна, его ссыпали в овраги и придорожные ямы. А потом случилось то, о чем предупреждали — пыльные бури, плодородный слой целины унесло ветрами.

«Антипартийная группа» припомнила Хрущеву все «проколы», в том числе и целину. Однако Хрущев, хоть и с трудом, но удержался и в свою очередь стал громить политических противников. КГБ доложил, что у Первухина были явные связи с «антипартийной группой», и не успевшего толком насладиться изысканной кухней члена Политбюро отправляют в отставку.

Министром среднего машиностроения становится Ефим Славский. Но если Малышев, Завенягин и Первухин были еще одновременно и заместителями Председателя Совета Министров и курировали в соответствии с этим создание «ракетно-ядерного щита», то Славскому достался только один пост министра «Средней Маши», а все остальное отошло «своему человеку» — Брежневу, которого Хрущев на свое горе «вытащил» из Казахстана в Москву.

В следующем 1958 году Никита Сергеевич назначает сам себя Председателем Совета Министров, чтобы «сосредоточить в своих руках власть необъятную» и довершить разгром противников.

Чтобы набрать себе политические очки, Хрущев при вступлении в должность премьера объявил об одностороннем прекращении ядерных испытаний в СССР.

В КБ-11 схватились за голову — с ними никто даже не посоветовался, а как раз на подходе был новый термоядерный заряд, тот самый, который благодаря принципиальным изменениям внесенным Трутневым и Бабаевым, обещал дать существенный выигрыш в эффективности, дешевизне и технологичности. Этот заряд должен был принят на вооружение и пойти в серию, но без испытаний такое становилось немыслимым.

В конце концов, решили — учитывая непредсказуемость Хрущева, а также его частые шарахания из стороны в сторону, подождать и осмотреться. А новый заряд готовить, тем не менее, к испытаниям.

На Западе в предложении Хрущева заподозрили подвох — де-мол, Советы провели и закончили испытания чего-то нового и более эффективного, а теперь намерены помешать США и Англии закончить свои программы. Вот после выполнения этих программ Запад готов прекратить ядерные взрывы.

Вскоре Хрущев пошел на попятную — дал указания КБ-11 продолжать взрывы. Со стороны такая поспешность и шараханье выглядело весьма непривлекательными. Курчатов пытался убедить Хрущева быть последовательным, но только рассорился с ним.

В ноябре 1958 года новый заряд испытали — он действительно дал то, что от него ожидали. По этому поводу Курчатов сказал в 1959 году:

Еще в середине 50-х на Западе, появились публикации о создании в США «чистой» водородной бомбы. Поскольку радиоактивны только осколки ядерного деления, а продукты синтеза сами по себе вовсе не радиоактивны, то в «хорошей» термоядерное бомбе — то есть в бомбе, где основную энергию взрыва дает синтез (у американцев, как уже говорилось, его доля уже доходила до 95–97 % и объявлялось о разработке бомбы, где вообще отсутствует деление) — в такой бомбе нет радиоактивных осадков, и тогда становится допустимым массовое применение «чистого» термоядерного оружия. От «чистой» бомбы, мол, будет использоваться лишь ударная волна, которая разрушит укрепления, строения и боевую технику, а местность, люди и животные заражены не будут…

Политбюро обратилось к Курчатову с просьбой, чтобы ядерщики осудили разработку «чистой» бомбы, разоблачили ее «вредную суть», не осуждая при этом обычный «термояд».

У Курчатова воздействием радиации на организм, на его наследственность занимался всемирно известный (только не в СССР!) биолог и радиогенетик Николай Тимофеев-Ресовский. В середине 20-х он выехал в Европу, где работал по приглашению зарубежных ученых. В 1937 году Тимофееву-Ресовскому было велено вернуться в СССР, где его уже ожидала камера на Лубянке и место в братской могиле, но он решительно отказался. Войну он встретил в Германии, где продолжал исследования, несмотря на сложность и двусмысленность обстановки. Его сын за участие в движении Сопротивления был расстрелян в фашистской тюрьме.

После оккупации Германии его, разумеется, обвинили в сотрудничестве с фашистами и бросили в лагерь. Курчатов спас Тимофеева-Ресовского, организовав для него на Урале «шарашку», где тот и занимался исследованиями по радиогенетике. Однако, Курчатов не мог поручить ему выступить публично, поскольку тот, как и Королев, был еще на положении зека, и тогда Игорь Васильевич обратился к Сахарову.

К тому моменту как раз один из физиков КБ-11 рассказал Андрею Дмитриевичу о влиянии последствий ядерных взрывов на здоровье и длительность жизни населения планеты. Сахаров с охотой взялся за выполнение неблаговидного поручения Политбюро. Но при этом сильно перестарался — обругал как «чистую», так и «обычную» водородную бомбу. Вот как это получилось.

К тому времени имелась статистика о воздействии ионизирующих излучений на среднюю продолжительность жизни врачей — рентгенологов. Радиация приводила к раковым заболеваниям, потери иммунитета и преждевременной смерти. Кроме того, радиация вызывала мутации в бактериях и вирусах, что приводила к новым формам известных болезней человека таких, например, как грипп, и также к преждевременной смерти.

В итоге по известному количеству ионизующих частиц, которые появляются при ядерном испытании вытекало, что после каждого взрыва мощностью в одну мегатонну должно погибнуть более 10 000 человек. Причем большая часть жертв приходится на излучение от радиоактивного углерода, который возникает в атмосфере при поглощении термоядерных нейтронов атомами азота. А это случается при взрыве как «чистых», так и «нечистых» бомб. Таким образом, Андрей Дмитриевич охаял не только «ихнюю» новую разработку, но и «нашенское» термоядерное оружие.

К тому времени суммарная мощность всех проведенных на Земле взрывов составила почти 50 мегатонн, что означало гибель около полумиллиона человек. Правда, гибель анонимную, нельзя сказать определенно — кто именно и когда умрет, тем более, что ионизирующее излучение постоянно идет из космоса и оно по силе даже превосходит (пока!) интенсивность излучение радиоактивного углерода. Но даже, если как-нибудь и удалось бы установить, что конкретный человек скончался от радиации углерода, то наказать виновных чаще всего невозможно. И дело не только в том, что нельзя выявить — «ихняя» ли это радиация или «наша», а и в том, что период полураспада углерода около 5000 лет и даже по прошествии 10 000 лет в атмосфере останется четверть нынешнего опасного углерода, от которого будут умирать люди далеких (от нынешних виновников) поколений. Эта анонимность и порождает безнаказность, выход один — в запрещении атмосферных испытаний.