— Три, — поправила его Сахро. — Вы же только что обещали.

— Пусть будет три.

— Но это пока, а в будущем...

— Значит, мне и завтра покоя не будет, так выходит?

— Ой, Мурадджан-ака, какой вы догадливый!..

— Спасибо за комплимент, девушки, — рассмеялся парторг. — Если что нужно, заходите, не стесняйтесь.

Сахро и Азада встали и, простившись, направились к выходу.

— Ну и боевые, — сказал, ласково поглядев им вслед, Ярматов.

У мужчин-горцев иногда случается такое, о чем они не только женам, но и самым близким друзьям не рассказывают. Вот почему Бодом-хола ничего не знала о ссоре мужа с Саитджаном Халиковым, капитаном милиции. Вообще-то это даже и не ссора была, а скорее — серьезный разговор.

Произошел он в прошлом году. Было, как и сейчас, начало лета, и хола находилась у мужа на джайляу. В один из дней сюда приехал капитан. На довольно потрепанном ядовито-желтом «Ирбите», который он сам называл Тулпаром, как сказочный Алпамыш своего коня. Хозяин джайляу встретил гостя радушно, хотя был несколько удивлен визиту именно в это время.

Друзья, как положено по обычаю, трижды крепко обнялись. Затем ата пригласил гостей в дом и посадил на шелковую курпачу[11] в красном углу. Дверь юрты специально приоткрыли, чтобы Саитджан видел, что в его честь заколют взрослого барана. Рахим начал разделывать тушу, а хола принялась разводить огонь сразу под очагом и в тандыре. Шермат-ата расстелил дастархан и произнес традиционное:

— Хуш келибсиз[12], Саитджан!

— Спасибо, Шерматджан. Зря ты затеял хлопоты с бараном, ведь я ненадолго.

— Не обедняем, друг! — сказал ата. — Не дело это, побывать у меня на джайляу и не отведать свежей баранины!

— Как здоровье, Шерматджан?

— Слава аллаху, скрипим. И сам вроде еще крепок, а внуки — так вообще богатыри. Давно не был у меня, а?

— Не ждал, выходит?

— Признаться, не ждал. Не оттого, что, ну... как бы тебе сказать...

— Даже в кривом переулке старайся идти прямо, — подсказал капитан.

— В моем доме ты всегда гость желанный, сам знаешь. Но ведь лет десять как ты в это время уходишь на Кугитанг?

— На этот раз решил изменить себе, Шерматджан. Вот и приехал сюда. Ну, рассказывай о себе.

— Трудимся помаленьку, окот завершился, теперь одна забота — молодняк сохранить. По делу, Саитджан?

— Вообще-то да. — Капитан никогда не скрывал от Шермата-ата своих служебных тайн. — Есть сведения, что некоторые чабаны продают смушку на сторону. Не слышал?

— Чепуха! — воскликнул ата. — Хотел бы я видеть того смельчака, который посягнет на государственное добро?! Твои сведения не верны!

— Возможно, — сказал капитан, — но... служба, брат! Сигнал поступил, я обязан проверить.

— Лично я рад, что поступил сигнал. По крайней мере, ты — мой гость.

С чайником чая на бронзовом подносе вошла хола. Она поздоровалась с капитаном еще раз, произнесла «Хуш келибсиз», спросила:

— Здорова ли ваша жена — моя подруга, Саит-ака? Как дети, внуки?

— Спасибо, все в порядке. Внуки рождаются, растут, а мы, к сожалению, стареем быстрее, чем они взрослеют. Подруга ваша скучает, все кого-нибудь посылает узнать, не вернулись ли вы.

— Скоро увидишься, кампыр[13], — сказал ата жене. — Теперь уж мы тут с Рахимом управимся.

— Упра-а-вимся, — передразнил его Халиков, — да вы оба без нее давно бы сбежали отсюда. Правда, келин[14]?

— Что вы, Саит-ака, — ответила хола смущенно, — дай бог долгих лет и крепкого здоровья Шермату-ака. Мы без него ничего не значим.

Она поспешила к очагу, а ата протянул капитану пиалу чая...

Каждый год, едва начинается окот, хола бросает все дела в кишлаке и перебирается в джайляу. Она знает, что в эту пору мужу и сыну голову некогда причесать, не то, чтобы подумать о пище или постирушке. Да и за ягнятами женский глаз куда лучше присмотрит.

— Хорош ли нынче «урожай»? — спросил гость.

— Не очень. Меньше, чем в прошлом году.

— Значит, на орден не потянешь?

— Даже на медаль... Тогда мне орден Ленина дали, за сто девяносто ягнят от сотни маток, а в этом году сто шестьдесят еле получилось.

— Почему «получилось», Шерматджан? Разве это не в твоих руках? Ничего, у других, говорят, и этого нет.

— Другие — это другие, Саитджан, а я пока в совхозе один.

— Скажи — в области! Но если и дальше будет так продолжаться, кое-кто тебя перегонит. Особенно из стариков.

— Пусть, я не обижусь. Богаче все будем. А пока... я все же один.

— Пока... Как только твои секреты станут известны другим, рекорды посыплются, как из рога изобилия. Обставят тебя, ей-богу!

— Разве я против, Саитджан? — ответил ата. И снова, как и при встрече, мелькнула мысль: «Неспроста ты приехал, Саит, не за тем, чтобы проверить сигнал». — А секреты... — Шермату-ата показалось, что друг это слово произнес с иронией. — Нет их у меня. Работаю, как вол. Остальное делает наука!

— Разве у других нет всего этого?

— Не знаю. Я не обязан знать!

— Твои успехи, Шерматджан, вызывают сомнения у людей. Я хотел предупредить тебя, чтоб не очень увлекался, а то ведь можно такие неприятности нажить!

— Не волнуйся, Саитджан. Перед людьми я чист, как стеклышко. А ты... раз уж взял в руки большую палку, так и ударь хоть раз...

— Тебе что, синяка хочется?

— Лучше синяк, чем догадки.

— Хорошо. С тех пор, как ты приехал с курултая с орденом, среди чинарских чабанов только и разговору, что о тебе.

— Завидуют!

— Не завидуют, а обвиняют. Считают, что награда незаслуженная. Не обижайся, слова врага — мед, слова друга — перец.

— Если есть, что сказать — не щади отца родного!

— Тогда слушай.

Тут вошла Бодом-хола. Она внесла миску с жареным мясом и поставила посередке дастархана.

— Кое-кто в совхозе считает, — сказал капитан, — что ты обманул государство. Да, государство и партию, в которой сам состоишь! Считают, и не без оснований, думаю, — что у тебя котлов два, а половник один. В этом весь секрет.

— Не понял намека.

— Кроме совхозной отары, у тебя появилась своя, пусть не целая, но все же... И ты за счет собственных ягнят увеличиваешь приплод совхозных овец. Ты решил: то, что добавишь сегодня, завтра вновь вернется к тебе в виде премии. Убыток, если и есть, невелик, зато слава!.. Имя на всю область гремит. К тому же блага... Новая «Волга» вне очереди. Надумал строиться — пожалуйста материалы! Не было у тебя ста девяноста ягнят, не было!

— Так-так, интересно, а сколько же было, а? — спросил ата с насмешкой.

Халиков пожал плечами.

— А кто же знает, Саитджан? Может, те, что шепчутся за моей спиной?

— На бумаге все было, а фактически... Свыше десяти лет после мартовского Пленума, Шерматджан, не только ты, но и другие чабаны получают в награду за перевыполнение планов приплода и сохранения молодняка ягнят. Это, как говорится, законно. Но этих ягнят-то из своей же отары берут, да самых крепких и обязательно — ярочек. А ведь те собственные ярочки давно уже стали овцами, сами дают приплод.

— Природа. Им в этом не может сам аллах помешать.

— Об этом и речь... Я часто думал, куда совхозные корма деваются? Каждую осень рапортуем: есть два плана! Но едва весна начинается — кормов уже нет, овцы дохнут, как мухи! Государство вынуждено выплачивать миллионы рублей страховых сумм. Теперь-то я разобрался в этой арифметике!

— Если и завелась у кого из чабанов скотинушка, Саитджан, никто ее не украл. По закону завелась. Ни одна чабанская семья столько съесть не может, вот и получается что-то вроде отары.

— Наверно, есть и другие пути?

— Какие?

— Скажем, получать премию деньгами.