— Уста вашего я допрошу сам, — сказал майор, — а вы, Захид Акрамович, не отлучайтесь из «Чинара», не поставив в известность меня лично.

— Слушаюсь, товарищ майор! — ответил Захид.

Летние вечера в «Чинаре» наступают медленно. Уже и солнце вроде бы давно опустилось за плечо горы, а небо все остается прозрачно-синим.

Собрание началось ровно в восемь. Его открыл секретарь партийного комитета Ярматов. Он предоставил слово директору совхоза Муминову, и тот почти сорок минут рассказывал собравшимся о том, как поработали животноводы в первой половине года. Выходило в общем-то неплохо. Ульмас-ака упомянул имена передовых чабанов, а о Шермате-ата и его успехах подчеркнул особо. Потом слово взял секретарь обкома партии.

— Коллектив вашего совхоза, — сказал он, — по заготовкам кормов идет впереди других животноводческих хозяйств области. Областной комитет партии и облисполком, рассмотрев итоги социалистического соревнования во втором квартале, решили присудить переходящее Красное знамя совхозу «Чинар». Разрешите вручить вам эту заслуженную награду и пожелать в дальнейшем новых успехов!

Под дружные аплодисменты Ульмас-ака и Ярматов приняли знамя. Затем начальник отдела кадров зачитал приказ о премировании работников, среди которых Захид услышал и имя Азады. Мало того, он услышал и собственную фамилию. Совхоз премировал его за конфискованную шерсть и смушку. Когда начался концерт участников художественной самодеятельности, Мурад-ака кивнул ему — пошли. Захид вышел в фойе, и Ярматов шепнул ему:

— Идемте в гостиницу, Ульмас-ака дает небольшой банкет в честь присуждения нам знамени.

Стол был накрыт в гостиной. Он не ломился от яств, но все же щедро представлял дары горной земли. Буквально через минуту Захид встал из-за стола.

— Извините, товарищи, — ответил он на немой вопрос Ярматова, — мне нужно идти.

Директор принялся возражать, но секретарь обкома сказал Захиду:

— Идите, товарищ лейтенант, служба — прежде всего!

Вернувшись в дом культуры, Захид устроился в последнем ряду у двери и стал смотреть концерт. Пели и танцевали, как говорится, от души, и чинарцы сопровождали каждое выступление горячими аплодисментами. Правда, несколько местных длинноволосых пижончиков в ярких рубашках, повязанные широкими крикливыми галстуками, шумели, но шум был скорее от избытка энергии, чем от стремления побуянить.

Захид стал осматривать ряд за рядом, настроение его падало — Азады он отыскать не смог.

Но вдруг он услышал шорох атласного платья, напоминающий шепот ветерка в кроне тала. Захид мгновенно оглянулся и увидел Азаду, проходившую мимо.

— Добрый вечер, Азадахон, — поприветствовал он радостно.

— Добрый вечер, Захид-ака, — ответила девушка и нерешительно остановилась.

— Уже уходите?

— Пора, ака.

— Всего десять часов, — сказал Захид, взглянув на часы.

— Рано вставать надо.

— Можно проводить вас? — просительно проговорил Захид. — Чтоб никто не приставал, а?

— Что вы, Захид-ака, — ответила она шепотом, — в кишлаке такое не принято. Это ведь в книжках провожают.

Он посмотрел девушке в глаза и прочитал другой ответ:

«Я пойду тихо, если захотите — догоните...»

Азада прошла в дверь, а он спустя минуту, отыскал старшего среди дружинников и, наказав ему быть начеку, вышел на улицу.

Когда он догнал ее возле родника, все хорошие слова, что собирался сказать, оставили его, спросил невпопад:

— Что-то я сегодня Шермата-ака не заметил?

— Был он, — ответила девушка. — А потом забрал маму и уехал на джайляу, что-то нездоровится ему.

Дальше шли молча.

— Может посидим где-нибудь? — предложил, наконец, лейтенант с дрожью в голосе. Он боялся, что Азада не примет его предложения.

— Только недолго. — Азаде хотелось самой услышать от Акрамова про невесту, правда ли это? А уйти никогда не поздно.

— Конечно, — обрадовался Захид, — как только вам надоест, мы уйдем. Во дворе кишлачного Совета есть скамейка...

Он открыл калитку, пропустил девушку вперед. Было тихо. Захид платочком смахнул пыль со скамьи, посадил Азаду и сел сам.

— Замерзла? — спросил он, вновь перейдя на «ты».

— Свежо ведь, Захид-ака!

Он снял с себя китель, накинул ей на плечи.

— Азада! — Захид произнес ее имя нежно, ласково.

— Что, ака?

— Хочешь, я открою тебе один важный секрет?

— Хорошо, ака, откройте.

— Я полюбил тебя, — проговорил Захид тихо и почувствовал, как кровь прилила к лицу. Но сказанное слово — пущенная стрела. — Это правда! Ты мне скажи только одно — нравится тебе Юсуфджан?

— Нет.

— А я... я нравлюсь тебе?

— Но ведь у вас невеста есть, Захид-ака, как же вы можете?

— Невеста? Какая невеста? Откуда ты ее взяла?!

— Вы же сами одной женщине сказали.

— Я имел тебя в виду. Честное слово.

— Сахро вас любит.

— А ты?

— Не знаю, Захид-ака.

Он растерялся. Что же делать дальше, что говорить? Но, может быть, Азада права? Трудно вот так сразу сказать — любит ли она, ведь они с Захидом по сути дела вместе впервые. Не надо торопить события.

— Родная! — Захид сказал это слово шепотом, но ему показалось, что его услышал весь «Чинар», деревья в садике, камни вокруг. Он обнял ее и тихонько привлек к себе.

— Не надо, Захид-ака, — сказала девушка, отстранившись, — увидит кто — передаст отцу.

— Ты ж не боишься?

— Боюсь. Мы все его дома боимся.

— Он что, деспот?

— Да нет, нас так воспитывали, чтобы старших слушались.

— Тогда это не страх, джаным, а уважение.

— Может быть. — Она сняла китель и положила ему на колени. — Я пойду.

Захид положил ей руку на плечо и осторожно, словно боясь спугнуть, коснулся губами ее горячей щеки.

Азада выскользнула через калитку на пустынную улицу, махнув на прощанье рукой. Захид смотрел ей вслед и казалось, что это не Азада, а часть души улетает, скрывается в тени деревьев. Он пошел за девушкой по улице, приотстав шагов на двадцать. Она вошла в дом, а Захид еще долго бродил возле усадьбы.

Когда он вновь пришел в клуб, концерт уже окончился, чинарцы, оживленно обсуждая выступления артистов, расходились по домам.

— Вы куда исчезли, Захид Акрамович? — услышал он голос Юсуфа и вздрогнул. Сам того не ожидая, он смутился. — На концерте вас не было.

— Что-нибудь случилось? — спросил Захид.

— Концерт был отличным, — будто с сожалением произнес Юсуф, — а вы ушли. И Азада куда-то исчезла!

— Азада домой ушла, — как можно спокойнее ответил Захид. — Я проводил ее, не волнуйтесь.

— Рахмат, Захид Акрамович. Лучше заботливый друг, чем беззаботный родственник, говорят. Я братишке своему наказал, чтобы он находился при ней, да только этот шалопай, едва увидел дружков, забыл обо всем на свете.

Юсуф говорил так искренне, что Захиду стало на мгновенье как-то не по себе, будто он украл его счастье. Но Азада! Азада-то ведь не любит Юсуфа.

— Пойдем-ка спать, Юсуфджан, раз все в порядке, — сказал он.

— Мне хотелось поговорить с вами, Захид Акрамович.

— В другой раз, дружище, — ответил Захид, подумав, что разговор с Юсуфом может превратиться в неприятное объяснение, а он сегодня был счастлив, и не хотелось расставаться с радостным, приподнятым настроением.

— Ладно, в другой раз, — согласился Юсуф.

Выслушав утром по телефону сообщение Акрамова, майор Махмудов подумал о том, насколько он предусмотрительно поступил, поручив лейтенанту перепроверить материалы служебного расследования.

Получив фотопленку, майор тут же передал ее в лабораторию, а когда — по ускоренному методу — были, наконец, готовы отпечатки снимков, пригласил эксперта-криминалиста и вместе с ним произвел новые расчеты. Ошибка эксперта была явной, он признал это и дал другое заключение. Теперь он высказал предположение, что тело капитана могло оказаться в ущелье лишь «под воздействием внешней силы». Более точно эксперт ничего сказать не мог. Этого было достаточно, чтобы районный прокурор вынес постановление о создании следственной группы и новом расследовании дела. Возглавил группу старший следователь прокуратуры Расул Маханов, опытный оперативный работник. В расследовании решил принять участие и сам майор.