— Почти, товарищ майор. Совхоз большой, кишлаков в нем много, да и народу достаточно.

— Начальник областного управления объявил вам благодарность за задержанную шерсть и смушку, поздравляю!

— Служу Советскому Союзу! — произнес Захид, встав с места и приложив руку к козырьку.

— Садитесь, Захидбек, рассказывайте, как начали работу.

— Я уже докладывал, товарищ майор, несколько дней знакомился с совхозом, побывал уже в райкоопе.

— Ну, и ничего подозрительного? — спросил Махмудов.

— Пока нет.

— Я же предупредил вас, что участок спокойный. Так оно и есть!..

Захид решил пока умолчать о своих соображениях насчет чабанских личных отар и заговорил о гибели Халикова.

— Может, я ошибаюсь, — сказал Акрамов, — но в заключении эксперта-криминалиста, кажется, допущена неточность, товарищ майор.

— Вот как! — воскликнул Махмудов. — И в чем она, по-вашему, заключается?

— На пути падения капитана Халикова находился выступ, а эксперт не взял этого в расчет.

— Нарисуйте, — майор подал ему листок бумаги.

Захид начертил схему. И объяснил:

— Примерно в семи метрах от места, откуда сорвался капитан, находится вот этот выступ. Саит-ака вполне мог зацепиться за него и погасить скорость падения. Тогда бы он упал вот сюда, в воду, а его нашли на пять метров дальше. У меня возникла мысль — а не столкнули его с обрыва?

— Ну?

— Если его внезапно столкнули, товарищ майор, тогда картина меняется. От неожиданности он мог растеряться и вместо того, чтобы зацепиться за выступ, оттолкнуться от него. Но миновать выступ капитан никак не мог.

— Это уже идея. Но ее надо тщательно проверить на месте. Кстати, что вы там Хакимову насчет лишних овец у чабанов говорили? — неожиданно спросил майор.

— Поделился соображениями, товарищ майор, — ответил Акрамов.

— Соображения эти держите пока при себе, лейтенант, — сказал Махмудов, — когда надо будет, спросим. Вы меня поняли?

— Так точно, — Захид встал. — Хочу на вечер поехать к своим, разрешите?

— Разрешаю, лейтенант.

Записка, которую Эгамов переслал уста Ниязу, была короткой: «Последнюю партию отобрал участковый «Чинара», как пронюхал — неизвестно. Милиционер переписал фамилии тех, на кого мы выписывали квитанции. Надеюсь, их помните и вы? Сделайте все, чтобы в случае проверки люди подтвердили правильность записей. С расходами не считайтесь. Шарифджан».

Получив ее, уста встревожился. «Не дурак, видать, этот мужик, — подумал он об Акрамове, — раз самого Эгамова схватил! Если начнет копать, то быстро сообразит, что в одном Чукургузаре я не смог бы заготовить столько сырья, значит, спросит, где взял остальное. А что я отвечу?» Как ни крутил уста, как ни прикидывал, а все-таки пришел к выводу, что придется тогда выкладывать правду. А правду эту могли и не подтвердить, потому что люди, с которыми он имел дело, не захотят подставлять себя под удар. «Что ж это получается, — терзался уста, — орудовали вместе, а отвечай один! Да за такие дела ведь тюрьма положена».

А этого уста Нияз боялся больше всего. Однажды он уже понял, что значит лишение свободы. И сидел-то всего ничего, месяца три, пока не разобрались, что к чему, но время это показалось вечностью. Сидел за драку, а сейчас... Уста не был знаком с Уголовным кодексом и не мог определенно сказать, какое наказание предусматривается за посредничество в незаконных сделках, но то, что оно полагается, не сомневался.

Надо устроить плов — повод для этого всегда найдется, и как бы между прочим поговорить с людьми. Те, с кем он на дружеской ноге, пойдут навстречу. Но вот беда — когда Эгамов выписывал квитанции, уста называл первые попавшиеся фамилии, в получении денег расписывался сам. Тут его подвела беспечность. И все из-за Шарифджана, торопил! И вот результат! Долго ломал уста голову над тем, что же предпринять, и не придумал ничего лучшего, как срочно выехать в Баскент — посоветоваться обо всем с Эгамовым.

Еще в первый год работы уста в Чукургузаре руководство отделения предложило ему перевезти в кишлак и семью, обещало выделить коттедж с участком. Но он отказался.

— В райцентре у меня свой дом, — сослался Нияз, — участок. На нем высажено около двухсот кустов граната. Одним словом, обжитое место.

— Мы не настаиваем, уста, — согласились в правлении, — просто думали, что нелегко, наверное, жить на две семьи.

Позже, когда уста начал выполнять поручения Эгамова, он понял, что поступил осмотрительно. Частенько Нияз вешал на двери табличку «уехал домой», и никто не интересовался, где он был на самом деле, что делал.

В Баскент Нияз приехал около полуночи на такси, которое нанял на оба конца. Когда Эгамов открыл на нетерпеливый стук калитку и увидел уста, он не на шутку перепугался, решив, что случилось серьезное — не будет же человек мотаться триста километров по горным дорогам из-за пустяков. Директор пригласил гостя в дом, а шоферу предложил пока отдохнуть на чарпае во дворе. Узнав о причине столь позднего визита, рассмеялся.

— Чудак вы, уста Нияз, паникер. С вами иметь дело, мой друг, оказывается, опасно, чуть что — расколетесь. Разве так можно?

— Вы же написали, Шарифджан, — ответил уста, — вот я и подумал...

— Ничего вы не думали, — перебил его зло Эгамов, — перепугались, как заяц, и помчались ко мне. Я просто предупредил вас, чтобы вы были осторожны, и все!

— Но зачем же тогда эта фраза — «не считайтесь с расходами»?! — спросил уста. — И вы, небось, тоже опасность почуяли... раз денег не жалеете?

Эгамов вдруг ласково улыбнулся.

— Прошу за дастархан, уста. Угощайтесь, пожалуйста. И главное — не волнуйтесь. Закупки сырья у населения — наша работа, и капитан из ОБХСС, которого ваш участковый вызвал в «Чинар», понимает это. Иначе он не приказал бы лейтенанту вернуть мне документы. Не думаю, чтобы после указания начальства участковый затеял перепроверку, у него и без того дел хватает. Тем более, что я объяснил — сырье куплено случайно.

— Как это случайно? — не понял уста.

— Я сказал лейтенанту, что вы мой дальний родственник и я заехал к вам всего лишь на один вечер, навестить. Ну, собрались у вас соседи, как это обычно бывает. Узнав, что я заготовитель, они согласились помочь, мне же осталось только деньги заплатить.

— Как вы условились с таксистом? — спросил хозяин.

— Сотню сверх показаний счетчика.

Эгамов положил перед уста две сторублевые ассигнации.

— Хватит?

— Конечно.

— Возьмите, дорогу оплачу я. И не паникуйте, ради аллаха. Не надо надевать калоши, не видя воды.

Уста понял, что ему пора убираться. Поблагодарив за хлеб-соль, он встал.

— Поеду я, Шарифджан.

— С богом, ака. И если случится что, звоните. Баскент, квартира Эгамова. Здесь меня все знают. А угощение устройте, это не помешает.

— Устрою. Да, чуть не забыл, Шарифджан. О самом главном, пожалуй. Каждый раз больше половины сырья покупаю у чабанов-чакана. Их я не знаю, как мне быть?

— Во-первых, не каждый раз, а только один, — поправил его Эгамов, — а во-вторых, где они пасут скот?

— По ту сторону Кугитанга, на туркменской территории.

— Ну и хорошо. Если лейтенант вдруг станет интересоваться — говорите правду. Не поедет же он в самом деле в другую республику, чтобы удостовериться, купили вы там сотню-другую килограммов шерсти или десяток шкурок?!

— Ох, сынок, — как всегда незлобиво проворчала Мухаррама-апа, усадив Захида на чарпаю и подав чай, — говорят, дочь в доме — гость, а сын — хозяин. У нас же наоборот. Джамиля всю жизнь с нами, а ты за последние семь лет, точно гость — появишься ненадолго и опять исчезаешь. Пока учился в Ташкенте, я думала — вот закончишь училище, а там и невесту в дом приведешь, внуки появятся.

— Мало вам внуков, анаджан, — рассмеялся Захид, разливая чай. — Вон у Джамили сразу два богатыря растут!

— То совсем другое, Захиджан. Сын моего сына — тюльпан моего сада. Так говорят в народе. Нам с отцом хочется видеть твоих детей.