«30 мая 1898 года.
Милая моя голубушка! 25-го мая мы ездили к Борису на «Россію», а 27-го он ушел в море. На «Россіи» были официальные проводы, человек двести гостей, шикарный банкет, танцы на палубе, наряды, тосты и проч. Все это не в моем вкусе, но, несмотря на это, я была довольна временем, проведенным на «Россіи». Борис был оживлен. Я долго осматривала его машинное отделение, и теперь стоит мне закрыть глаза, чтобы ясно представить себе моего милого, дорогого Бориса в той обстановке, где он стоит свои вахты…»
Перед войной мать отвезла Юлию к бабушке в Тамбов, а сама вернулась в Ленинград и пробыла там всю блокаду. Когда приходили письма из Ленинграда, бабушка плакала, а Юля говорила ей: «Чего ж ты плачешь? Надо радоваться, а ты плачешь».
«Я радуюсь, — отвечала бабушка. — Поэтому и плачу».
…В Тамбове Юлии и в голову не приходило, что бабушка могла быть когда-то молодой и что морской офицер, чей портрет висел у бабушки в комнате, был когда-то ее женихом, а потом мужем. Скорей он годился ей в сыновья, считала Юлия.
«Я все мечтаю, когда вы поженитесь, Борис наконец выйдет в отставку. Как я боюсь моря и этих разлук, из которых его так трудно дождаться…»
Выписка из вахтенного журнала о плавании крейсера I ранга «Россія» в 1900 году:
«Минный механик помощник старшего инженер-механика Борис Торсен прибыл в наличие 10-го Флотского экипажа.
Общее число дней, проведенных на корабле, — 1065; из них в заграничном плавании — 818; число дней к ордену Св. Владимира 4 степ. с бантом — 970; число цензовых дней к чинопроизводству — 1494».
5 июня 1900 г., в Лондоне.
Дорогая мама! Из Англии «Россія» вернется в Кронштадт в конце июня, а в июле уйдет в дальнее плавание. Поговаривают, что после плавания некоторых офицеров и даже матросов будут переводить на броненосец «Князь Суворов». Говорят, что и меня переведут. Я отчасти рад этому — все-таки перемены…»
«15 января 1904 г.
Милая, любимая моя Оля! Теперь, когда я знаю, что ты ждешь меня и тебе трудно бывает справиться с чувством одиночества, как тоскливо мне быть так далеко от вас! «Князь Суворов» всего в двух днях перехода от берегов Японии, а я мысленно с вами, в Тамбове, еще продолжается лето, мы велели нанять извозчика и повезли девочек на Цну…
Здоровы ли девочки? Приезжала ли мама к вам из Петербурга на рождество?»
Юлия помнит Цну и то, как мама рассказывала, что в ее детстве сюда, на берег, приезжали в колясках, пролетках, устраивались пикники… Лошади весело цокали копытами по булыжникам, и это цоканье, говорила мама, навсегда осталось в памяти, как мелодия праздника. Цна была праздником.
А во время войны соседские мальчишки и маленькая Юля вместе с ними ловили в Цне раков и здесь же на костре варили их в закопченном котелке и ели. Без хлеба, хлеба не было. Все были голодными, но раки голода не утоляли, только казалось, что утоляют.
Юлия Рубеновна все читает и читает бумаги из кожаного бювара. «А если бы не Ильин, думает она, я бы так и не добралась до этого чтения…»
Макашину в их последнюю встречу она сказала, что Ильин непременно вернется на Большой завод.
— Вот увидишь, он вернется, он из тех, кто подставляет плечо, когда нужно.
Виталий, как всегда, обиделся, чего это она так хвалит Михаила, мы все в конце концов подставляем плечо, когда нужно.
«24 февраля 1904 года.
Не пугайся, когда прочтешь в газетах о «Корейце» и «Варяге», — война всего страшней издали, а здесь мы просто делаем свое дело, и не думай, что каждую минуту меня подстерегает смертельная опасность».
«24 февраля 1904 года.
Дорогая мама! Я сейчас написал Оле, чтобы она не думала, будто смерть подстерегает меня на каждому шагу. Со своей способностью волноваться и переживать она, я себе представляю, изводит себя днем и ночью. Успокойте ее, только Вы можете это сделать. Всякая война бессмысленна, а эта бессмысленна втройне…»
«20 августа 1904 года.
Я давно не писала Вам, милый Юрий Дмитриевич, но Вы, несомненно, извините мое молчание, когда узнаете, что мой Борис ушел в море на войну с японцами старшим механиком на «Князь Суворове», и я только об одном молю бога, чтобы мне увидеть его еще на этом свете.
Он пишет нам, мне и жене своей, бодрые письма, но меня не обманывает эта бодрость. Это для нас он бодр, а на самом деле не может не страдать от ужаса и бессмысленности происходящего. Кто же ответит в конце концов за все это? Детей послали умирать, ведь все, все чьи-то дети, за что их послали умирать?..»
СБОРНИК ПРИКАЗОВ И ЦИРКУЛЯРОВ О ЛИЧНОМ СОСТАВЕ ЧИНОВ МОРСКОГО ВЕДОМСТВА № 618
Его Императорское Величество в присутствии своем в Петергофе июня 20-го дня 1905-го года соизволил отдать следующий приказ:
Увольняются от службы: Гвардейского экипажа Лейтенант Ржевуский — по домашним обстоятельствам Капитаном II ранга с мундиром.
Исключаются из списков: убитые в бою с неприятелем Капитаны I ранга Игнациус и Бухвостов; Капитаны II ранга Степанов, Македонский; Корпуса Инженер-Механиков Флота полковник Петров, Капитаны Антонов, Торсен…
Мать говорила, что ее отец, дед Юлии, погиб героем. Что ж, она была права, и Юлия это теперь понимает. Каждый, кто до конца выполнил свой долг… «Наверх вы, товарищи, все по местам!» Бог знает как давно было, а вот, оказывается, имеет к Юлии такое личное, такое непосредственное отношение.
Корпуса инженер-механиков флота капитан Торсен исключается из списков, как погибший в бою с неприятелем…
«30 июня 1905 года.
Дорогой Юрий Дмитриевич, хочу, чтобы Вы оплакали со мной мое горе. 14 мая в сражении с японцами в Цусимском проливе погиб вместе с кораблем мученической смертью мой незабвенный сын Борис. Погиб жертвой за чужие грехи…»
В тишине квартиры раздается телефонный звонок. Это — Лизка. Она хочет, чтобы мать сейчас же, сию минуту приехала к ней.
— Что случилось?
— Когда приедешь, расскажу.
— Ты здорова?
— Да. Но надо поговорить.
— Ну что я потащусь так поздно, уже одиннадцатый час, — говорит Юлия. — Давай отложим до завтра.
— Нет! — требует Лизка.
И Юлия идет одеваться. «Поймаю такси, — решает она. — Что могло случиться? Поссорилась с мужем?»
ЦИРКУЛЯРЫ ГЛАВНОГО МОРСКОГО ШТАБА № 231 ИЮНЯ 13-ГО ДНЯ 1905-ГО ГОДА
Объявляется список нижних чинов, погибших на броненосце «Князь Суворов»: музыкант, квартирмейстер 2-й статьи Антон Соколовский, из воспитанников Лейб-Гвардии Финляндского полка, Ковенской губ., холост; старший комендор Иван Разумов, переведен с броненосца «Сисой Великий»; комендор Василий Буданов, переведен с крейсера «Дмитрий Донской»; гальванер Федор Печурин из крестьян Тульской губернии, Новосильского уезда, Косаревской волости, села Шеина, женат; минер Михаил Ильин из крестьян Рязанской губ., и уезда, Солотчинской волости, деревни Житово, женат…
Это потом про человека говорят: он до конца выполнил свой долг, значит, он герой. Разве он думал, что он герой, этот самый минер Ильин из крестьян Рязанской губернии? Надо рассказать Михаилу про его деда, чью фотографию она увидела у них в альбоме. Чего уж теперь? Надо это рассказать…
