В чем должна состоять русская оборона? В общем и стихийном отпоре еврейскому племени, хотя бы совершенно мирном. Правительство наше должно же наконец убедиться, что евреи с ним соперничают и по всем направлениям посягают на чисто правительственную роль. Не только посягают, но и реальнейшим образом побеждают русскую власть, отнимая у нее одну область авторитета за другой. Правительство, например, хотело бы держать в своих руках финансовую политику, но ее держат евреи. Правительство имеет кое-какое влияние на биржу - евреи имеют гораздо большее влияние. Правительство желало бы давать деньги взаймы евреям и дает иногда десятки миллионов без отдачи (дело Полякова), но в конце концов не евреи находятся в долгу у правительства, а оно у них. Правительство хотело бы повелевать в школе, в печати, в области общественного настроения, но повелевает не оно, а евреи. Хитрое племя оставляет нашим сановникам пышные звания и титулы, а себе отбирает втихомолку силу действительного влияния и даже силу распоряжения. Не сочтите последнее слово преувеличением. Захватив форум общества - печать, евреи сделались настоящими хозяевами либеральной партии, самой многочисленной в России и до сих пор самой влиятельной. Либералами радикально-еврейской марки, проще - жидокадетами переполнены все наши государственные и общественные учреждения. Невольные и вполне добросовестные (если это возможно) жидокадеты занимают нередко директорские, губернаторские, даже министерские посты: за последние пять лет перебывало у власти немалое число кадетских портфеледержателей. Возможно, что в скрытом состоянии они водятся среди правительства и теперь - огромную же силу их в законодательных палатах и в судебном ведомстве доказывать не приходится. Русские жидокадеты, завороженные ежедневным давлением еврейской печати (gutta cavat laridem (Капля камень точит (лат.).), являются медиумами еврейских внушений - вот почему (не в одной России) христианское правительство в самых разнообразных случаях поступает так, как если бы оно было еврейским правительством.
Мне кажется, в этом национальная наша опасность. Нельзя великому народу отказываться от элементарной необходимости иметь национальную власть. Это вовсе не прихоть и не роскошь - это требование глубоко биологическое, связанное с индивидуальностью нации. Только при национальной власти народ свободен, ибо сам владеет собой. Русский народ, член арийской семьи, слишком благороден, чтобы терпеть какое бы то ни было рабство, но ведь всякое подчинение инородной воле есть уже рабство. В века действительно национального правительства Россия ширилась и разрасталась в океане земли; даже жестокие формы быта, как тирания Грозного или извращения крепостного права, казались терпимыми, ибо были в стиле народной совести и воли. Только в последнее столетие правительство у нас теряет национальный характер; вместе с тем начинает сдавать державное величие нашей Империи. Я множество раз писал, до какой степени вредно в национальном смысле переполнение нашей знати и интеллигенции плохо обрусевшими немцами, поляками, шведами, греками, французами, молдаванами, грузинами и пр., и пр., я доказывал, как в черные дни нашей истории народу трудно положиться на крепость духа вот такой разношерстной аристократии. Особенно опасны примеси тех инородцев, которые (как, например, поляки и шведы) исторически воспитаны во вражде к России. Но все перечисленные народцы все-таки арийцы и христиане, у них более или менее общая душа с нами и общая, созревшая в христианстве совесть. Что же сказать о проникновении к власти евреев, уроженцев чужого материка, низшей расы, зародышевая совесть которых со времен Христа воспитывается в ненависти к христианству? Поэтому евреи представляют собой в качестве властителей самое страшное для нас племя. Посмотрите, что сделалось благодаря жидомасонам с благородной Францией, которая еще полтораста лет назад считалась величайшей и культурнейшей из христианских наций!
Нашему правительству следует всемерно бороться за власть свою в России и восстановлять утраченные признаки народности. Подобную же власть следует отстаивать от евреев и обществу, ибо весьма значительная часть власти предоставлена культурному классу. И тут захваты паразитного народа до того ужасны, что подчас даже кажутся невероятными. Скоро дойдет до того, что в своей собственной стране, в век политической свободы русский человек потеряет право свободного мнения: и печатать, и говорить с кафедры он будет в состоянии только то, что угодно евреям. Скоро русскому человеку нельзя будет отдать своих детей в школу, не захваченную евреями или их прихвостнями. Скоро нельзя будет найти русского врача или русского адвоката, так как эти профессии сплошь захватываются евреями. Скоро нельзя будет послушать русской музыки или посмотреть русской драмы, так как и консерватория, и театральные школы уже превратились в еврейские местечки. Скоро трудно будет, как в западном крае, найти христианский магазин, фабрику, мастерскую без опасности еврейской фальсификации. Скоро нельзя будет, даже обладая талантом и энергией, получать трудовой кусок хлеба иначе как из рук жида. Доживем, может быть, до того, что и храмы наши, как в эпоху Тараса Бульбы, будут в еврейской аренде. Мне кажется, киевский зловещий выстрел должен пробудить непробудно дремлющее русское христианство. Он должен быть принят как сигнал к тревоге, к большой тревоге! Пора очнуться и трезво посмотреть на вещи. Какую судьбу мы готовим своему потомству, России будущего? Сами уже опутаны финансовой и культурной зависимостью у евреев - неужели нам не стыдно готовить своих детей и внуков в рабы этому племени? А ведь дело к тому идет. Куда ни взгляните, высшая раса вытесняется низшей, потомство завоевателей - потомством отверженного народца, богатеющего и наглеющего с каждым днем.
Не надо мести, но нужен наконец отпор. Все колеблющиеся и чувствующие национальную опасность должны объединиться под знаменем национальных партий, которых уже много в России и которые все, при большом иногда разномыслии, единодушны в отношении евреев. Убитый мученик за русское государство, которого Россия сегодня хоронит, в последние годы склонялся к той национальной партии, которой я был одним из учредителей. Уже то было огромной заслугой П. А. Столыпина, что, будучи главою министерства, вслед за С. В. Рухловым он имел мужество признать наше национальное движение и войти в него. Именно это и было его крестной ношей, именно за это евреи его и замучили...
Не усторожившая жизнь твою, благородный страдалец, - пусть же Родина станет на страже у твоей могилы и, еще раз вспомнив твои заветы, уже не забудет их!
10 сентября
ЗАЩИТА ВЕРЫ
Решается вероисповедный вопрос. К чести нынешнего поколения русского общества, вера еще волнует умы и возбуждает страсти. О природе веры спорят - стало быть, этот священный огонь духа еще не погас. Но множество точек зрения на вероисповедный закон свидетельствует о грустном дроблении веры, а с нею и национального сознания. Если же всмотреться пристальнее в мотивы спорящих сторон, то вы почувствуете, что большинству дорога не столько сама вера, сколько услуги, оказываемые ею политике.
В борьбе находятся два принципа - свобода совести и господство православия. Один принцип опирается на манифесты недавних лет, выдвинутые так называемой революцией. Другой принцип опирается на древний закон, установленный одновременно с христианством и неотделимый от правоверия. Даже революционная волна не могла смыть тысячелетнего установления, и оно вошло в известную статью Основных Законов. Казалось бы, возможен ли после этого серьезный спор? Он возможен уже потому, что в те же Основные Законы вошла и 67-я статья, обеспечивающая свободу веры. Очевидно, это одно из тех противоречий, которыми наспех составленные наши Основные Законы довольно-таки богаты. Очевидно, без существенного поражения того или иного принципа дело не обойдется.
Попробуем сформулировать возможно сжато нравственные основания обоих тезисов: права веры и, так сказать, долга веры. Свобода веры вытекает из основного представления о душе человеческой. Она - существо божественное, унаследовавшее одно из высших свойств Божиих - свободу воли. "Дух дышит, где хочет". Только искреннее - до страсти - признание чего-либо составляет веру. Всякая неискренность, вынужденность, приспособленность к тем или иным связывающим условиям составляет потерю веры, духовную смерть ее. Вера, подобно любви, абсолютна. Если нельзя предписать общего канона для любви - нельзя предписать и общего закона веры. Свобода веры, свобода любви, свобода понимания есть основное право, нераздельное с самоопределением, то есть с правом на духовную жизнь вообще. Всякое принуждение в этой области есть покушение на жизнь духа. Отсюда ясно требование свободы совести - религиозной, как и всякой иной (ибо может быть совесть научная, художественная, политическая и т. п.). Совесть, по существу, есть искренность, то есть свобода духа. Отвергая свободу совести, вы отвергаете саму совесть.