Уже на нашей памяти – в 1867 и 1870 годах – было еще два случая вернуть от Австрии Червонную Русь. Если решено было наказать Австрию и Францию (за Крымскую войну), предоставив Пруссии carte blanche в Средней Европе, то следовало извлечь из унижения Австрии какую-нибудь реальную пользу. Следовало в союзе с Пруссией или без этого союза вести войну с Австрией, когда шансы этой войны были всецело на нашей стороне.
За последние сорок лет я уже более не помню удобного случая для национального восстановления русских границ. Столетнее накопление ошибок нашей дипломатии принесло свои плоды. Защищая Австрию и Пруссию, опекая их национальные интересы, способствуя объединению немцев, мы наконец добились, что немцы и в самом деле сложились в мощную империю. Мы добились того, что Германия, подчинив своей гегемонии Австро-Венгрию и Италию, в самом деле составила угрожающий Европе лагерь. Мы добились того, что огромные силы Тройственного союза ищут боевого выхода по линии наименьшего сопротивления и уже вполне открыто, бесцеремонно устами своих государственных людей объявляют ближайшую борьбу с славянством. Когда чего-нибудь настойчиво добиваешься, то и добьешься. Вот почему мне лично было стыдно читать о мармарошском процессе. Искренно было жаль несчастных земляков, томившихся в тюрьмах, подвергавшихся всем унижениям «государственных преступников» венгерской короны. Но писать по поводу этого горячие статьи рука не поднималась… Что такое наши «статьи», что значили пылкие речи графа Бобринского [90] и даже такие благородные демонстрации, как его бесстрашная поездка в Мармарош-Сигет? Я аплодировал, как и все, его мужеству и чувству долга, но ведь все это ни в малейшей степени не облегчило участи страдальцев и не может повлиять на судьбу подъяремных братьев. Все это слова, и даже жалкие слова…
Пора понять, что червоннорусский вопрос не есть австрийский вопрос, а есть вопрос российский, ибо для Австрии Галиция есть чужое добро, хотя давно захваченное, а для нас – свое родное, с потерей которого русское племя никогда добровольно не согласится. Как это ни странно, австрийское правительство понимает это гораздо отчетливее, нежели наше. Австро-венгерское правительство, преследуя галицийских и угрорусских патриотов в самых невинных проявлениях их национальности, доказывает лишь то, что оно придает очень серьезное значение единоплеменности червоннорусов с Россией. Даже трагическое значение – иначе австро-венгерский суд не доходил бы до попрания основных конституционных законов, предоставляющих населению свободу языка и веры. Австро-Венгрия знает, что такой громадный политический факт, как четырехмиллионный народ русский в черте Дунайской империи, не может быть безразличным в судьбе этого пестрого государства. Червонная Русь – это как бы подводный риф, имеющий бесконечное продолжение в виде русского материка. В мирные времена, обеспеченные русской нежной опекой, этот подводный риф не вызывал опасности, но в случае войны – при известных условиях – он может сыграть роль тарана против довольно хрупкого габсбургского разносоставного корабля. Вот почему уже с давних пор Австрией принимались меры к обезврежению галицко-русской опасности. Излюбленнейшей мерой было подавление русской народности как таковой. Так как название «русины» столь же древнее, как русское племя, и гораздо древнее Габсбургов, то приходится мириться с ним. Но всякое проявление мысли, что русины и русские одно и то же, принимается точно государственная измена. На несчастных наших сородичей давит гнет одновременно немецкого, польского, мадьярского и еврейского засилья, и, наконец, в виде отчаянной, но страшной меры австрийская власть создала раскол среди русин. Весьма значительный слой (особенно интеллигенции) австрийцам удалось вовлечь в изменническое против России движение – мазепинское. Оно является со стороны Австрии уже не оборонительным, а дерзко-наступательным. Как читателям хорошо известно, цель мазепинского движения – разрыв России опять наподобие того, как это было в эпоху татарского и литовского нашествий. Малую Русь хотят отколоть от Великой Руси, причем весь юг России – до Волги и Кавказа – должен отойти к габсбургской короне.
Так как большую половину своей тысячелетней истории русское племя пережило в раздробленном состоянии (и до сих пор ведь оно не окончательно объединено), то было бы гибельным недомыслием относиться к австрийской интриге беспечно. На мазепинское движение пора смотреть как на самый тяжкий вид государственной измены, если оно идет в России, и как на самое злодейское покушение, если оно идет из-за границы. Будучи народом христианским, мы обязаны исчерпать все средства, чтобы соблюсти мир с соседями, но в отношении Австрии кажется, что все средства мира исчерпаны. Последние сведения более чем тревожны. Правительства среднеевропейских империй, видимо, охватываются тем «продромальным», как говорят врачи, состоянием, которое обыкновенно предшествует войне, – состоянием воинственного психоза. Россия проявила бы непостижимое безумие, если бы в ответ на военные, доведенные до крайности приготовления соседей проявила обычную дремоту. Нет сомнения, что некоторая подготовка у нас идет. Но пусть наше военное ведомство помнит, что на нем лежит теперь ответственность за будущую судьбу России. Необходимо теперь всем забыть, что такое личная радость жизни, что такое развлечение, досуг, приятельская беседа. Необходимо работать сверху до глубин армии дни и ночи…
22 февраля
МОГИЛЬЩИКАМ РОССИИ
Итак, дождались мы и этого позора: в Киеве выкинуто красное знамя отделения Малороссии от России. Пусть это знамя, выброшенное жидами и мальчишками, тотчас же было сорвано и преступные скандалисты были избиты толпой. Революционные толпы бродили от политехникума до таких центральных пунктов, как Владимирский собор и площадь Богдана Хмельницкого. Такие же толпы двигались по киевскому Невскому проспекту – по Крещатику. «Да здравствует самостийна Украина! Да здравствует Австрия! Долой Россию!» – вот что кричали и ревели жиды и мазепинцы пред австрийским консульством, причем, как гласит телеграмма, «протестовавших из публики демонстранты избивали». Если бы не вмешательство казаков и солдат, мятежники, несомненно, взяли бы верх: «Среди демонстрантов более половины было евреев. Руководил студент-еврей, разъезжавший верхом по городу и делавший свои распоряжения…»
Вот до какого позора додремались мы: в Киеве, на лоне «матери городов русских», раздались крики «Долой Россию!». В Киеве, где народ русский принял крещение и откуда, вместе с Новгородом, пошла наша государственность, сложилась змеиная измена, преступной низости которой нет меры и нет предела. Есть, впрочем, нечто еще более возмутительное и бессовестное, чем этот подлый бунт, – сентиментальное с разных сторон потворство ему. Микробы яда были бы совершенно безвредны, если бы не невинная и кроткая питающая их жидкость. Для множества ядовитых зараз у нас давно сложился общественный и даже государственный «бульон» вроде того, на котором врачи разводят культуры чумы и холеры. Вот в чем истинный ужас нашей современности. «Невозможно не прийти соблазнам», – сказал Христос. Невозможно не возникать заразам – всяким заразам, и физическим, и психическим, но горе народу, если он потерял способность давать отпор ядам, отпор мгновенный и решительный, не допускающий никаких компромиссов. Горе народу, если разлагающаяся его общественность создает среду, благоприятную для всяких соблазнов. Вот на что должно обратить внимание наше правительство, если оно действительно стоит на исторической страже. Ведь кто же нибудь должен спасать Россию, нельзя же оставить ее на произвол подлейших предательских стихий. Мы-то все думали, что во главе народа русского едет святой Георгий Победоносец, поражающий копьем дракона. Но дождались до жида-студента, который разъезжает на коне по Киеву, «дает свои распоряжения» и объявляет всему миру: «Долой Россию!» Чудесно!