Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Публицист, если он талантлив, на протяжении полувека совершает огромную и благодетельную работу. Он будит, возбуждает, вдохновляет, тормошит, он не дает спать обществу, он поднимает жизненный тон. Во всякой семье, во всяком кружке есть люди, которых зовут душою общества. Одно появление их точно разгоняет сумерки и прибавляет в комнате кислороду. Все делаются живее и веселее. Таким является талантливы и публицист. Как Меркурий на Олимпе, он ни в малейшей степени не педант, не доктринер, не резонер - он просто талантливый разговорщик, человек, умеющий быть умным и интересным. Вовсе нет нужды, чтобы он был шут, - шутовство надоедает и порядочных людей в наш век отталкивает. Но большой публицист должен быть оригинален и остроумен. Он должен превосходить публику пониманием и вкусом, он непременно должен быть поэтом и философом, ибо чего же стоит душа, чего стоит жизнь без философии и поэзии?

Бог их знает, куда девались музы в наш фабричный век. Они попрятались по музеям, библиотекам, художественным и научным складам. Публицистика - десятая муза и единственная, которая не прячется. Она каждое утро входит к нам запросто, пьет с вами кофе и беседует оживленно о том, что делается на свете. Делегатка своих старших сестер, она должна говорить языком богов, то есть превосходным языком народа, пока он не испорчен книжностью. Делегатка искусств и знаний, публицистика не может быть чужда им: как на младшей сестре, тут иногда надеты лучшие драгоценности старших. В самом деле, разве нынешней публике, рабочей и утомленной, есть время копаться в ученых или художественных источниках? И если бы нашлось время, то разве у всякого обывателя есть душа музы - талант, чтобы увидеть то, что заслуживает чести быть усмотренным? Талантливые собратья публициста - ученые и художники - собирают разум своих познаний, но, пожалуй, только публицисту доступно свести их разнообразные откровения в общепонятный синтез. Дробление знаний давно разбило бы общество в хаос, если бы не объединяющая, синтетическая работа публицистов. Все специальности центробежны, публицистика, подобно философии, центростремительна. На Западе скучно-деловая публицистика перерождается в серьезный фельетон, и такой фельетон причисляется там к отделу изящной словесности. Прочтите маленькие руководящие статьи французских газет - иногда это образчики отменной изящной речи. Прочтите английские корреспонденции г-на Диллона. Это не только блестящий, но прямо художественный талант. Черная зависть не позволяет мне назвать некоторых русских публицистов, известных и не известных читателям "Нового времени". Между ними есть настоящие стилисты и артисты слова.

Тот знаменитый старец, которого мы собираемся довольно неуклюже чествовать, оказал огромные услуги русской публицистике. Пролить море чернил, конечно, не Бог весть какой подвиг, но если в каждую каплю чернил не забыть вложить немножко горячей крови и нервной, бьющей из богатого мозга силы - то море чернил обращается в некое непрерывное орошение родины чем-то жизненным и животворным, вроде нильского наводнения. За пятьдесят лет яркой и одушевленной работы в сознание русского общества со стороны старца внесено столько ясности, столько доброты, ума и юмора, столько хороших, возбудительных волнений, что мы, ближайшие товарищи его, можем с гордостью сказать: да, он кое-что сделал, наш старик. Отечество может быть благодарным или неблагодарным (это вопрос его культурного развития), но мы, писатели того же призвания, не можем не видеть большого таланта и не оценить его. Пятьдесят лет столь яркой работы - в русской публицистике это совсем редкость.

Возвращаюсь к теме. Соберем капитал, устроим премию - прекрасно. Но какой же смысл нам уступать эту премию для поощрения другого искусства, а не нашего собственного? Как месье Журден, мы, кажется, не догадываемся, что мы сами говорим изящной прозой, что мы сами - писатели, что наша отрасль литературы сама нуждается в тщательной школе и во всевозможных содействиях таланту. Лет сто-двести тому назад общество могло заниматься исключительно мадригалами да буколическими романами. Теперь, в XX веке, не то общество и не та нужна ей литература. Худо это или хорошо, но теперь всего нужнее хорошая публицистика, и упадок ни одного искусства не отразился бы столь гибельно на развитии современного общества, как упадок печати. В силу этого всеми мерами к публицистике нужно привлекать таланты, то есть облегчать им доступ в печать. Мне Антон Чехов говорил: "Только маме мы обязаны, что вышли в люди. Если бы не мама, мы не попали бы в гимназию и были бы приказчиками в лабазе". Задумайтесь над этими словами. Сколько Антонов Чеховых прозябает по бесчисленным ларям и лавочкам обширной Руси! Сколько и впредь будет потеряно великих художников, в том числе и публицистов, если совсем не спускаться в низы народные и совсем не помогать выкарабкиваться оттуда талантам. До сих пор, я уверен, по глухим углам провинции, в маленьких, еле дышащих на ладан газетках томятся безвестные, но крупные таланты, малозаметные, но которые могли бы при некоторой культуре пышно распуститься. Захолустные господа литераторы, особенно начинающие, ведут весьма прискорбное существование. Целыми годами, целыми десятилетиями они сидят на копеечной, двухкопеечной построчной плате. Один журналист недавно писал мне, что справлял 25-летний юбилей и был рад, что товарищи поднесли ему... серебряные часы.

Но нищета есть не самое тяжелое условие. Еще тошнее из года в год, целыми десятилетиями, всю жизнь чувствовать себя в лапах г-на редактора-издателя - обыкновенно из евреев или армян, из которых многие одновременно с газетой содержат и другие заведения, каковы бани, трактиры, публичные дома. Человеку с душой и талантом осязать свое ежедневное рабство из-за куска хлеба у "глубокоуважаемого Соломона Ицковича", осязать капризный произвол не только самого жида, но его жидовки и жиденят, согласитесь, нелегко. Но есть еще круг ада, когда тот же "глубокоуважаемый" начинает внушать вам свои директивы, свои темы, свои точки зрения на местную политику и местных деятелей. Хотите - обедайте завтра, хотите - нет, мы живем в свободном государстве, и никто, что касается пищи, не неволит гражданина. Но вы обязаны - понимаете, обязаны, пока вы работаете в стенах почтенной редакции Соломона Ицковича, служить его благородному направлению, "одобряемому всеми сознательными элементами". Вот тут начинается операция вроде той, когда лечат от сухотки. Талант искренен и оригинален, а тут его вытягивают или сокращают, утюжат, разминают ему скелет, ломают кости. "Ко всему-то подлец-человек привыкает!" - говорит Мармеладов, говорит про русского человека, дряблого и слабого, простодушие которого столь часто граничит со свинством. Очень многие русские журналисты (и не только провинциальные) из страха голодной агонии, из невозможности выбиться из петли покорно служат еврейскому направлению. Проклинают жидов и восхваляют их. Скрежещут втихомолку зубами - а публично вместе с евреями плюют на родину. "Что делать, что делать..."

Я не думаю, чтобы гений мог продержаться хоть один день в плену еврейском: у гения на крайний случай есть недурной выход - смерть. Но просто талантливому человеку, особенно начинающему, труднее высвободиться. Иногда при крупном таланте русские люди обладают удивительно ничтожной волей, а что же такое талант без характера? Это птица без крыльев. Сидит несчастный журналист в трясине, застенчивый и озлобленный, хорошо сознает ужас своего положения, но вместо того, чтобы, как делает англичанин в подобных случаях, весело приподнять шляпу г-ну еврею и пойти искать счастья, наш русский талант сидит и киснет, и всего чаще пьет горькую. О бездарностях я не говорю, они даже не стоят разговора - но талантам, мне кажется, нужно бы помогать, и помогать вовремя. Есть даровитые натуры как будто в параличе: их нужно тащить на аркане на их надлежащее место, и, раз они посажены на него, они вдруг развертываются, как растение, посаженное в подходящую почву. При Академии наук должна бы существовать комиссия из людей, понимающих публицистический талант и оценивающих его по задаткам. Если бы в такую комиссию начинающие журналисты могли посылать образцы своих работ и если бы наилучшие образцы увенчивались премией - это могло бы выдвинуть немало дарований. Это, пожалуй, могло бы спасти кое-кого в минуту, может быть, смертного отчаяния. Как всем известно, большие редакции не только завалены, но прямо задавлены материалом - однако все они нуждаются в свежих талантах. Искать и открывать их - дело нелегкое. Академия наук послужила бы просвещению русского общества, занявшись, между прочим, этой важной работой, а публицистическая премия явилась бы прекрасным средством для того. Мне кажется, связать имя знаменитого русского публициста с такой задачей значило бы продолжить его роль в истории печати. Именно этому старому публицисту приходилось не только самому проявлять талант, но и отыскивать таланты.

34
{"b":"81729","o":1}