«Хммм… Не вижу ничего примечательного… Вы нервничали в последнее время?»
«Если бы он только знал!» — подумал я. Я чуть не упал со стула от смеха после его вопроса, но взял себя в руки:
«Эээ, да… Немного», — вежливо ответил я и усмехнулся.
«Вы достаточно спите?»
«Ну, может, часа три-четыре за ночь», — осторожно ответил я, хотя, по правде говоря, даже это преувеличение.
Он задал еще один вопрос: «Вы пьете много кофе?» Бинго!
«А что вы имеете в виду под много кофе?..» — спросил я, зная, что количество потребляемого мной кофеина, вероятно, заставит Хуана Вальдеса[57] схватить своего осла и бежать в горы Колумбии. Стыдно признаться, сколько кофе я пью за день. Я опасался, что врач поместит меня прямиком в психушку и отправит в смирительной рубашке на ближайшее собрание Анонимных Кофеманов. Недавно я осознал эту зависимость, поняв, что, возможно, пять кувшинов кофе в день — немного перебор, но до сих пор я не осознавал последствий. К сожалению, я такой человек. Я никогда не могу остановиться. Не просто так я до сих пор никогда не употреблял кокаин: в глубине души я знаю, что, если бы я употреблял кокаин так же, как пью кофе, я бы уже каждое утро сосал члены на автобусной остановке за пару граммов.
Кофе. Даже когда я просто пишу это слово, я уже хочу его выпить. Горячий, холодный, спешалти, кофе с заправки, свежесваренный, гуща на донышке, растворимый, из френч-пресса… скажем так, я не гурман, мне просто нужен эффект. Я максимально далек от того, чтобы быть кофейным снобом (этот претенциозный культ внушает мне отвращение), поэтому я выпью все, что окажется в пределах досягаемости. От Dunkin’ Donuts до самых дорогих в мире бобов, которые собирают из навоза диких циветт в Юго-Восточной Азии, — я пил все виды, и пью я его по одной и только одной причине: чтобы получить кайф.
Но в тот день в больницу меня отправил не только кофе. Жизнь набирала обороты.
2009 год был знаменательным. Все началось с вечеринки по случаю моего сорокалетия, проходившей в тематическом средневековом ресторане Medieval Times в Анахайме, штат Калифорния, гигантском манеже для лошадей, где вы смотрите, как фальшивые рыцари с фальшивым английским акцентом соревнуются, пока вы голыми руками едите жирные индюшачьи ножки и пьете пиво из сверкающих кубков. Навсегда увековеченное в величайшем фильме Джима Керри «Кабельщик», это место отлично подходит для самого абсурдного, уморительно веселого и совершенно неловкого обеда, но, очевидно, не для того, чтобы взрослый мужчина праздновал там очередной день рождения, чего я не осознавал, пока голос фальшивого короля не прогремел на весь зал с несколькими объявлениями: «Дамы и господа, сегодня у нас несколько дней рождения! Эдди исполняется семь лет! Томми исполняется десять! И Дэйву исполняется… сорок???»
Как и всегда, я упиваюсь абсурдностью всего этого и наслаждаюсь каждым странным моментом, так что может быть лучше, чем собрать 150 моих самых близких друзей в секции «Синий рыцарь», пьяно подбадривающих благородного рыцаря, моля о кровожадном убийстве. И разве может быть лучший момент для создания группы, ведь именно в этот вечер я представил басиста Led Zeppelin, Джона Пола Джонса, своему старому другу Джошу Хомму, чтобы начать наш новый, совершенно секретный проект Them Crooked Vultures.
Я познакомился с Джошем в начале 90-х, когда он играл на гитаре в одной из моих любимых групп всех времен, Kyuss. Впоследствии мы много лет вместе гастролировали по миру с его группой Queens of the Stone Age, к которой я даже на какое-то время присоединился, участвуя в записи их альбома Songs for the Deaf и сыграв с ними одни из самых ярких концертов за всю мою жизнь. У Джоша есть какая-то удивительная магическая способность, действительно одна на миллион, и всякий раз, когда мы играли вместе, результат всегда был гипнотический, музыка без усилий перетекала, никогда не теряя своего плотного узора. На сцене мы импровизировали, как старые друзья, которые заканчивают друг за друга фразы, часто истерически смеясь за спиной публики над нашими музыкальными внутренними шутками. По сути, это был союз, заключенный на небесах, и мы использовали любую возможность играть вместе.
Время от времени мы говорили о стороннем проекте, обычно когда были измотаны ответственностью и обязательствами на нашей основной работе или когда наши группы пересекались в туре. Мы сидели и фантазировали за кулисами о чем-то странном, свободном и веселом за сигаретами и литрами коктейлей. Джош тоже барабанщик, так что мы с ним могли легко переключаться между собой, меняясь инструментами и стараясь уйти как можно дальше от звучания Queens of the Stone Age и Foo Fighters. Мы знали, что это успех, и после полутора лет гастролей и игры «Learn to Fly» каждый гребаный день мечты о чем-то веселом были очень необходимы, чтобы удержать меня от того, чтобы бросить музыку и стать наконец посредственным кровельщиком, которым мне суждено было стать.
Примерно в то же время меня попросили вручить награду GQ за выдающиеся достижения членам группы Led Zeppelin (постарайтесь осознать иронию этого колоссального преуменьшения), так что я позвонил Джошу и спросил, следует ли мне упомянуть об этой идее нашего секретного проекта Джону Полу Джонсу, величайшему басисту в истории рок-н-ролла. «Ты что, знаком с Джоном Полом Джонсом?» — спросил он. Как ни странно, я был с ним знаком. Мы познакомились, когда однажды записывались с ним для альбома Foo Fighters In Your Honor в 2004 году. Он также дирижировал оркестром на выступлении Foo Fighters на «Грэмми». Он был не только приятным и скромным человеком, но и ослепительным музыкальным гением. Кроме того, он был продюсером таких потрясающих экспериментальных музыкантов, как Butthole Surfers и Diamanda Galas. Он не боялся показаться странным, и это еще мягко говоря, так что была надежда, что он согласится на нашу причудливую схему. Если магию, которая была у нас с Джошем, соединить с всемогущим Джоном Полом Джонсом, у нас наверняка получится «супергруппа» (нелепый термин, которого мы избегали). Мы с Джошем подумали: «Черт возьми, а это стоит попробовать!», — и вскоре я уже стоял лицом к лицу с Джоном на церемонии награждения, робко донося до него эту идею. Он не сказал «да», но не сказал и «нет», поэтому мы решили поддерживать связь по электронной почте и посмотреть, сможем ли что-нибудь придумать. Домой я буквально летел: голова кружилась от перспективы играть на барабанах с человеком, который когда-то играл вместе с барабанщиком, вдохновившим меня больше всего. Я мог только надеяться, что он примет наше предложение, но особенно не рассчитывал, потому что это, блин, Джон Пол Джонс.
И вот Джон решил отправиться в Лос-Анджелес, чтобы прощупать почву и увидеть, действительно ли у нас есть химия, которую я представлял, и так уж вышло, что его прибытие совпало с моим инфантильным днем рождения, поэтому я пригласил его на этот средневековый фестиваль фастфуда. Бедный, сам того не зная, он был брошен в тошнотворную, американизированную версию Средневековья, в то время как юбиляр и его будущий товарищ по группе напивался и, как школьник, курил косяки в мужском туалете между рыцарскими турнирами. Если он сможет пережить эту ночь низкопробного театра и подростковых шуток, не сбежав прямиком в аэропорт Лос-Анджелеса, тогда, возможно, у нас есть шанс. Он, слава богу, любезно и с ледяным терпением перенес мой инфантилизм, и через несколько дней мы встретились в студии Джоша, Pink Duck, для нашей первой репетиции.
Я сел за свою установку и настроил ее под себя. Джон разогревал пальцы на басу, с легкостью играя самые сложные фразы, а затем я присоединился к его ритму, войдя в него так идеально и плавно, что про себя подумал: «УХ ТЫ! Да у меня охрененно получается!!» Правда, я быстро понял, что в том, что барабаны хорошо звучали, не моя заслуга, а Джона. Его способность цепляться за барабаны и придерживаться каждого удара была потрясающей, делая грув намного более плавным и сильным, чего ни с одним другим басистом я не испытывал. Именно в этот момент я понял, что эксперимент выгорит. Как только к нам присоединился Джош, нам понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять — группе суждено быть. Пути назад нет.
