– Да спросит он, спросит, – тут же произнес из полумрака знакомый Валерьяну Ильичу голос.

А мгновением позже к столу шагнул рослый детина – Самсон Давыденко. В руках беглый наркомнуделец сжимал пистолет «ТТ», и старик подумал: Самсон целится в него самого. Лишь мгновением позже он уразумел: пистолетное дуло обращено на грузина, сидящего за столом. И этот самый Абашидзе не просто так держит руки соединенными! На запястьях у него мерцает в неярком свете настольной лампы вороненая сталь наручников.

– Вы пожрать принесли чего-нибудь? – обратился к Валерьяну Ильичу Самсон.

Детей Василия и Софьи Комаровых определили в детдом, который находился в Москве – в Сокольниках. Мальчику, старшему из двоих, было на тот момент девять лет. Его младшей сестре – семь. И теперь Скрябин вел в Сокольники служебный автомобиль, а на переднем пассажирском сиденье ехал Миша Кедров, который и раскопал в архиве эти сведения.

– Я всё-таки не понимаю, почему Василий Комаров настолько нам важен, – говорил Михаил. – Как по мне, сейчас куда важнее отыскать наших пропавших подозреваемых: Абашидзе и Великанова. Ведь один из них похитил оборудование Данилова, которому в буквальном смысле цены нет.

О том, что оба подозреваемых пропали, друзья уже знали. Перед самым отъездом Скрябина и Кедрова с Лубянки их вызвал к себе Валентин Сергеевич и сообщил им о двойном провале сотрудников «наружки».

– Не сходятся концы с концами в этом деле, вот почему. – Скрябин поморщился – никак не мог забыть про филеров, которые прошляпили своих подопечных. – И я считаю: когда мы поймем, как это дело связано с «шаболовским душегубом», тогда и сможем…

Он вдруг осекся на полуслове и резко сбавил скорость – потому как поглядел в окно.

Они уже почти добрались до места назначения: катили по аллее небольшого парка, который окружал видневшееся впереди трехэтажное бледно-серое здание детского дома. Здесь когда-то явно была дворянская усадьба, здание которой после революции передали сиротам. И вид бывшего усадебного парка откровенно поразил Николая – давно он так не удивлялся!

– Там лес и дол видений полны… – прошептал он.

По всему парку: вдоль аллеи, по которой они ехали, под раскидистыми соснами, росшими разрозненно и величественно, возле детских качелей, песочниц и беседок – стояли фигуры, искуснейшим образом вырезанные из дерева. «Из сосны, – предположил Скрябин. – Вырезать легко, но сколько они простоят?» Однако создателей диковинных персонажей такие вопросы явно не волновали. Деревянных скульптур здесь было столько, что, если бы даже пришлось убрать половину – по причине вандализма или гниения, – это совершенно не бросилось бы в глаза.

Раскрашенные или просто изжелта-белые, покрытые лаком или не лакированые, на Николая и Мишу смотрели деревянными глазами: баба Яга в ступе; Иван-Царевич на сером волке; Белоснежка с семью гномами; Золушка с Принцем, который подносил к её босой ножке туфельку; Рыбак, тянущий деревянный невод с одной-единственной рыбкой – и еще много, без счета, разноликих героев сказочной вселенной всех времен и народов. Сейчас деревянные обитатели одни только и заполняли парк: всех детей явно вывезли за город.

– Вот это да! – воскликнул Миша. – Кто же это великолепие создал?

Они со Скрябиным уже вылезали из «эмки», припарковав её возле парадного крыльца детдома. И его вопрос услышала пожилая толстенькая тетенька, которая вышла их встречать – вероятно, увидела из окна, как подъезжает черный автомобиль.

– Директор наш покойный, Иван Севостьянович, лет двадцать на это положил! – с гордостью – но и с печалью в голосе – произнесла она. – Начал еще до того, как пришел к нам работать – он ведь Строгановское училище окончил. А потом и деток стал к этому занятию приобщать – они стали не хуже него разные штуковины вырезывать!

– Очень красиво! – одобрил Скрябин. – Позвольте представиться: Скрябин, Кедров – из НКВД СССР.

Званий своих они назвать не могли, но красные книжицы удостоверений тетеньке все же мельком показали.

– Неужто беда с кем-то из наших деток приключилась? – Тетенька заметно побледнела и потянулась правой рукой к пышной груди – намереваясь схватиться за сердце.

– Нет, нет, не волнуйтесь, – тут же поспешил успокоить её Миша. – Мы к вам совсем по другому делу. Нам нужно ознакомиться с документами из вашего архива. Он ведь у вас есть?

– Был архив, прежде – был. А теперь вот ни Ивана Севостьяновича, ни архива нет. – И тетенька, всхлипнув, утерла крупную слезу.

Самсон Давыденко в левой руке держал один из принесенных ему бутербродов, от которого он то и дело откусывал по огромному куску. Но в правой его руке по-прежнему оставался «ТТ».

– Да что же это вы, Самсон Иванович! – выговаривал старик-вахтер сотруднику НКВД. – Зачем вы его заковали?

– Были основания. Думаете, это мой пистолет? – Давыденко слегка качнул вороненым стволом. – Мое оружие у меня отобрали.

– Ну, не я же отобрал! – воскликнул Абашидзе.

– Может, вы скажете, что и этот ствол не вы на меня наставили? А ведь я сам отпер вам дверь! И всего лишь хотел с вами переговорить.

Грузин сразу как-то сник, пробурчал себе под нос что-то неразборчивое.

– Да как же вы его обезоружили? – изумился Валерьян Ильич.

– Да в два счета! – Самсон, не переставая жевать, издал смешок, и у него изо рта полетели хлебные крошки. – Сотрудники «Ярополка» много чего знают, но вот по части оперативных навыков у некоторых их них дела – швах!

Тогда, у двери черного хода, Самсон в один миг ухватил одной рукой кисть грузина, в которой тот сжимал пистолет, а другой – сам «ТТ». И еще до этого маневра Давыденко резко подался вбок, уходя с линии огня – хоть и был убежден, что открывать стрельбу в центре Москвы его противник не станет. Абашидзе на мгновение опешил, и Самсону этого вполне хватило, чтобы вывернуть пистолет, направляя его дуло на самого грузина. А затем, продолжая «ТТ» вращать, Давыденко просто-напросто выдернул его из руки Абашидзе. И тут же, как учили на курсах ГУГБ, сделал два шага назад. После чего направил отобранный пистолет на непрошеного гостя.

Рассказывать об этом вахтеру Самсон не стал, однако лицо Абашидзе все равно стало пристыженным и злым.

– Лейтенант госбезопасности Давыденко уж точно был квалифицированным сотрудником – пока не попал под обвинение в убийстве, совершенном с особой жестокостью, – сказал грузин.

Самсон доел свой бутерброд с колбасой, тут же вытащил из бумажного пакета следующий и откусил уже от него.

– Я вот что думаю, уважаемый гражданин Абашидзе, – произнес он – чуть неразборчиво из-за полного рта. – Вы и были тем типчиком, который подкинул мне на стол бумажку – с указанием о покупке вещичек, якобы необходимых сотруднику «Ярополка». Что вам стоило это сделать? Никто бы и не вспомнил о вашем приходе – ведь так?

– Откуда вы знаете, что не вспомнил бы? – Вот теперь грузин воззрился на Давыденко с откровенным удивлением. – Скрябин показывал вам мое личное дело?

– Товарищ Скрябин ничего мне не показывал. А откуда я знаю… Да просто знаю, и все тут.

За последнее время такие приступы внезапного знания у Самсона участились, вот только он никак не мог решить: радоваться этому или наоборот?

– Это правда? – сурово спросил Валерьян Ильич. – Вы подстроили всё так, чтобы Самсона Ивановича обвинили в вашем преступлении?

– Конечно же, нет! – возмутился грузин.

– А вы думали – он скажет: да? – снова ухмыльнулся Самсон. – Он, видите ли, скумекал, что я прячусь тут, ну и пришел меня брать. Так всё было? – Он чуть опустил руку с пистолетом – заглянул Абашидзе в лицо.

– Неужели я пошел бы вас брать в одиночку? Мне что – жить надоело, что ли?

– Ну, и для чего тогда вы сюда приперлись – и табельное оружие на меня наставили?

Грузин явно понял: никакое его вранье принято к рассмотрению не будет. И со вздохом проговорил:

– Во-первых, я хотел получить от вас подтверждение, что Скрябину известно ваше местопребывание – то есть, что он укрывает беглого преступника.