Сначала мы встречались через день. Или шли куда-то вечером, или я сразу приезжала к нему домой. Оставалась на ночь, утром возвращалась к себе — работать. Мой выходной, разумеется, проводили вместе. А потом Лерина сестра нашла Алене квартиру, та переехала, и как-то само собой получилось, что мы с Ником стали видеться уже каждый день, за редким исключением, когда вечером у него или у меня были какие-то дела. Если утром он подрывался куда-то бегом, ночевали у него, если нет — у меня, чтобы подольше поваляться в постели.

Английские ученые провели дополнительные исследования о влиянии утреннего секса на настроение и трудоспособность одной отдельно взятой совы и пришли к выводу, что это оху… в общем, хорошо влияет. Сова просыпается, поет и становится готовой к труду и обороне. Хотя в процессе продирания глаз может и ворчать.

— Ник, ты нимфоман какой-то. Прям всех мальчиков моложе.

— У тебя было много мальчиков? — интересовался он, следуя протоптанным маршрутом к стратегически важным объектам.

— Нет, но…

— Я наверстываю упущенное. Да и вообще… пользуйся, пока есть возможность, женщина. Аденома простаты неизбежна, как и катаракта.

— Вот засада! — устройство уже начинало давать отклик. — Но говорят, тут круговая зависимость: чем больше секса, тем выше гормональный фон и тем позже мужчинский климакс.

— И женский тоже, кстати. Ну так что, ударим сексом по климаксу и бездорожью?

— Ой, ударим. Ковровой бомбардировкой, туды их в качель. Валяй, летчик, бомби в труху. Чтобы ни одной бездороги и ни одного климакса не осталось.

Вот так у нас по утрам и бывало — со стебом, вошедшим в традицию. Зато очень даже просыпательно. По вечерам — иначе, причем по-разному. В зависимости от настроения. Нежно и романтично. Жестко и грубо. Или так разнузданно, что покраснели бы и порноактеры. Нам даже не надо было специально подстраиваться друг под друга, это самое настроение выравнивалось, как вода в сообщающихся сосудах, прежде чем мы ложились в постель.

Да, так вот про время. Оно летело с сумасшедшей скоростью, но было настолько наполнено новыми эмоциями и впечатлениями, настолько сконцентрировано, что я оглядывалась назад и не могла поверить: неужели мы знакомы чуть больше двух месяцев? В них вместилось столько узнавания, что с кем-то другим на это, возможно, понадобились бы годы.

Иногда в мыслях проскальзывало извечное бабское: «Э-э-э, Зарецкий, а что дальше-то?», но я тут же себя одергивала.

Мы всего ничего вместе, чтобы строить какие-то планы на будущее.

И тут же удивлялась: да ладно! Недолго? А кажется, что уже давным-давно.

Бесячие бытовые привычки, разумеется, обнаружились. Нет, носки Ник не разбрасывал, «Пельмени» не смотрел, но зеркало после него всегда было забрызгано зубной пастой, а в раковине красовалась мелкая щетина, вытряхнутая из станка. А еще он не опускал стульчак. А еще кидал на пол в ванной снятое постельное белье и грязные полотенца: якобы, они не лезут в корзину. А еще оставлял везде кружки из-под кофе и фантики от конфет. Я представляла, как должна злиться домработница, убирая всю эту помойку. А еще считал, что выбор фильма для совместного просмотра — исключительно мужская прерогатива. А еще… а еще…

В общем, нормальный живой мужик. Его наверняка тоже многое бесило. Но как и меня — в фоновом режиме, не заостряя. В отличие от Алены, звереющей от немытой посуды, я уже понимала, что все это такие мелочи. И что взрослого человека не переделаешь. Или бери что отгрузили, или проваливай.

Гораздо сложнее оказалось привыкнуть к его резкости и безапелляционности. Чем больше времени мы проводили вместе, тем чаще я с этим сталкивалась. И вот тут уже приходилось на лету соображать, когда можно спорить, а когда лучше оперативно заткнуться и отползти в окоп. Ровно одного сеанса хватило, чтобы понять: хочешь мира — молчи о войне. В самом прямом смысле. Точно таким же был мой дед, для которого во всем, что касалось военной сферы, существовало только два мнения: его и неправильное.

Ну да, иногда мы шипели и кусались, не без того. Но так, лайтово. И недолго. Нормальная притирка и подгонка. И при этом я с каждым днем влюблялась в него все сильнее. И все отчетливее понимала: такого со мной никогда не было. И, скорее всего, никогда больше не будет. И если вдруг у нас по какой-то причине не сложится, я переживу это с трудом.

Ну а за рамками наших отношений все шло без особых потрясений. Как будто самое важное сосредоточилось на нас двоих. Алена благополучно сдала сессию, обустроилась на новом месте, завела котенка и начала встречаться с Сашей — другом Володи.

— А как же клин клином? — спросила я.

— Да нет, — пожала плечами Алена. — Это так… по-дружески.

— Мужчина и женщина не дружат, если нет интереса, — вспомнились слова Ника.

— Наверно, — она не стала спорить. — Ну и что? Это с женатым лучше не дружить. А так в чем проблема? Вылезет интерес из-под дружбы — ну и хорошо. Нет — ну и ладно.

И ведь хрен поспоришь же! Я и не стала.

Володя с Лерой еще в январе подали заявление во Дворец бракосочетаний на Фурштатской, аж на седьмое июля.

— Там на красивые даты запись чуть ли не за год, — пояснили в ответ на наше с Ником недоумение. — И подготовимся без спешки.

— Ну все, Ник, — поддела я потом, — не успеешь оглянуться, и притащат тебе внуков нянькать. Что за пиздец — трахаться с дедушкой! Мы так не договаривались!

— Ну это мы еще посмотрим, у кого раньше внуки появятся, — отбил он подачу. — Может, поспорим? На ящик пива?

Что касается моих литературных трудов, они тоже шли в штатном режиме. Аркаша зафиналил похождения Феликса и ушел в отпуск. Лайнер Эльвиры потихоньку подбирался к конечной точке круиза. Клотильда с рыцарем все еще спасали короля, потому что тот оказался зачарован и никого не помнил. На самом деле я так и не придумала причину его половой холодности по отношению к молодой жене, поэтому наматывала клубок приключений в надежде, что ответ выкатится как-нибудь сам собой.

Наш с Ниной горнолыжный роман с любовным треугольником благополучно ушел в подписку. Покупали и читали не хуже, но и не лучше других моих книг. Писала я с удовольствием, легко, но… без того драйва, который передается читателям и не отпускает до последней строчки. Никак не получалось влюбиться в главного героя. Он был для меня слишком молод, всего-то двадцать пять, мальчишка. Обычно я писала о тех, кому за тридцать, считая этот возраст самым интересным. К тому же все мои органы, отвечающие за влюбленность, были заняты совсем другим персонажем.

В общем и в целом, все шло хорошо. И как-то незаметно подкатило к моему дню рождения.

Я не любила свой день рождения. Многие не любят. Чем больше цифра, тем меньше от него радости. Но у меня была еще одна причина для нелюбви. Потому что родиться угораздило четырнадцатого февраля. Хуже, наверно, только восьмого марта. В детстве еще было ничего, тогда у нас день святого Валентина не праздновали. Но потом его угораздило свалиться прямо мне на голову. Я становилась старше, а вакханалия сердечек, конфеток, шариков и открыток с каждым годом набирала обороты. В общем, я ненавидела и день рождения, и святого Валентина, который испортил мне праздник.

— Куда-нибудь пойдем завтра? — спросил Ник накануне.

— Нет! — рявкнула я, набрав обороты за полсекунды.

— Почему? — удивился он.

— Потому что нечего отмечать.

— Совсем-совсем нечего?

— Ник, я не хочу праздновать еще один шаг к могиле. И мне не нужны сраные плюшевые сердечки!

— Ну как скажешь.

А вот это уже было обидно. Сердечки мне и правда были не нужны, а вот от утешительного подарка не отказалась бы. Да и вообще, что значит «как скажешь»? А поуговаривать? А поутешать? А поубеждать, что сорок один — это еще вполне так молодость?

В общем, я даже ночевать у Ника не осталась. Сказала, что голова болит, и поехала домой. Страдать. К тому же живот в последний день месячных всегда ныл так же сильно, как и в первый.