Спокойно, девочки, здесь пока решаю я. Никто ни с кем не трахается. Если, конечно, не считать за извращенный секс аварийные работы.

Выйдя из машины, я открыла багажник, включила фонарик и раскопала в залежах всякого полезного хлама трос.

— То, что надо, — одобрил мужчина. — Прочный, для натяга. Но я бы вам еще посоветовал динамическую стропу купить, мало ли понадобится рывком вытаскивать.

— А что ж у вас-то нет? — огрызнулась я. — Если так хорошо во всем разбираетесь?

— Приятель поехал на трофи, одолжил ему. Так всегда и бывает.

Мамочки, какой голос, застонала Джо. Это же чистое эро! Отдай мне его, ну пожалуйста!

Голос и правда бил по рецепторам: глубокий, бархатный. А вот разглядеть толком не получалось. Но явно не мальчик, хорошо за тридцать, а то и побольше. Высокий, довольно крепкого сложения — пожалуй, вот и все.

Взяв у меня трос, он зацепил один карабин за мой фаркоп, другой за свой.

— Посидите пока в машине, я немного подкопаю.

Я послушно села за руль, поглядывая, как он отбрасывает лопатой снег из-под колес. Черная аляска при наклонах обтягивала плечи и спину, бликуя красным. Черт, мужики в алясках были моим личным кинком. Да и вообще… men at work — это всегда секси.

Воздержание — зло, хихикнула Джо. Не щелкай клювом, хватай! И нам от тебя перепадет.

— Ну все, — воткнув лопату в сугроб, инфернальный незнакомец наклонился к приоткрытому окну. Тусклый свет приборной панели выхватил из темноты высокие скулы, прямой нос и чуть впалые щеки с вечерней щетиной. — Сейчас я за руль сяду, чтобы колеса ровно держать. Включайте понижайку, и как крикну, потихонечку тащите. Только без рывков, плавно.

Его машину я толком не рассмотрела, но было видно, что немаленькая. Я переживала за паджерика, однако мы справились. Медленно-медленно, по сантиметру, с натужным воем двигателя.

— Все, стоп! — прилетело в окно, но я и сама почувствовала, что тянуть стало легче.

Заглушила мотор, вылезла. Он уже отцепил трос от своей машины, стоящей у обочины, и подошел к моей.

— Спасибо большое, — отщелкнув карабин, свернул трос и протянул мне. — Сколько я вам должен?

Ну что, девочки, еще хотите этот сюжет?

Фу, скривилась Джо.

Нет, мне тоже не надо, поддержала Нина.

— Вы с ума сошли? — вяло поинтересовалась я.

Почему-то было обидно. Разочаровательно. Герои романов так себя не ведут. Не задают таких вопросов.

— Ну… я же должен был предложить, — он пожал плечами. — Подождите.

Перекладывая из руки в руку бухту троса, я смотрела, как его скрывает снежная муть, сквозь которую с трудом пробивался свет фар. Щелчок замка, пауза, шаги.

— Держите! И еще раз спасибо!

В ладонь мне лег апельсин. Огромный, убойно оранжевый, пахнущий… ну да, апельсином, чем он еще мог пахнуть. Это было так неожиданно — и так приятно. И так… волнующе…

Джо с Ниной встрепенулись и снова начали сражаться за сюжет, но мне было не до них. Пожалуй, я не отказалась бы от этого сюжета для себя лично.

— Ну… всего вам доброго.

— И вам, — яркое, как апельсин, волнение, свернулось и погасло. — Осторожнее на дороге.

Положив подарок на водительское сиденье, я открыла багажник, бросила туда трос, захлопнула. От резкого движения нога поехала по снежной каше, и я соскользнула в кювет.

Там было довольно глубоко, выше моего роста, а склон крутой, поэтому съехала до самого дна. Точнее, до воды, прикрытой снегом. Попыталась выбраться, но рыхлое месиво ползло под ногами. Хоть бы куст какой, чтобы уцепиться, так нет — словно побрили.

— Помогите!

Голос сорвался. Кто бы еще сказал, почему «помогите» всегда звучит так жалко и нелепо?

— Эй, вы как там? — в глаза ударил свет фонарика.

Ага, прекрасно. Прямо как на курорте!

— Жива. Только не выбраться никак.

— Сейчас, помогу, — черный силуэт, похоже, собрался спуститься ко мне.

— Подождите! Тут слишком круто, и снег под ногами едет. Завязнем вместе.

— Ну, значит, придется теперь мне вас буксировать, — коротко хохотнул он.

Я услышала, как открылся и снова захлопнулся багажник паджерика.

— Ловите! — сверху слетел конец троса. — Я за фаркоп зацепил. Держитесь и поднимайтесь.

Цепляясь за трос, я начала карабкаться вверх. Скользила, падала, снова лезла, уже на коленях, мокрая насквозь. Последний рывок — в буквальном смысле: меня с силой выдернули на обочину, как морковку с грядки. Я не удержалась на ногах и, наверно, свалилась бы обратно, если бы мой спаситель не подхватил и не прижал к себе, опираясь спиной на запаску.

В кино такие моменты показывают красиво: все вокруг замерло и расплылось, только он и она, смотрят друг другу в глаза. Ну и описывать это в книгах я тоже умела. А вот наяву все было иначе.

У меня мелко дрожали колени, и я судорожно цеплялась за него. Под промокшую куртку пробирался холодный ветер, но мне вдруг стало жарко. И страшно. Такой томительный, затягивающий в себя ужас, как будто стоишь над пропастью. Его лицо было так близко — и все равно едва различимо в мигающем свете аварийки. Эти красные всполохи добавляли происходящему нереальности. Как будто сон — жуткий и восхитительный одновременно.

Я словно чего-то ждала, втягивая его запах — прохладный, горьковато-пряный. В нем смешались далекий отголосок, эхо дорогого парфюма, может, еще с утра, и влажный запах снега. И свежего пота — острый, заставляющий невольно раздувать ноздри. И дыма, словно он сидел у костра. И что-то еще, тонкое, неуловимо-тревожное.

Что… будет?..

Эти два слова вклинивались в пульс, растекались теплом от ямочки под горлом к солнечному сплетению и ниже, к животу. Но каждая новая секунда была как укол ледяной иглой.

Ничего… не… будет…

Ну и хорошо. Надо просто поблагодарить, снять трос, бросить в багажник. Сесть за руль и ехать домой. Горячий душ, ужин, кофе с коньяком. И к станку, к станку. Сегодня очередь Жанны. Клотильда, королева василисков, сама про себя не напишет.

Но почему-то я медлила. Чтобы он сам меня отпустил? Или… чтобы не отпускал?

Твою же мать, я совсем рехнулась? Незнакомый мужик, ночь, лес… Для романа это хорошо, но не для реальной жизни. Может, он маньяк. Может, так приманивает свои жертвы: ой, караул, машина в кювет ушла.

Да нет. Я просто помогла ему. А он помог мне. И подхватил, чтобы не упала обратно в канаву. Это вообще ничего не значит. Потому что…

Его глаза вдруг оказались совсем близко — темные, почти черные. С отблеском багряного адского пламени. Я попыталась отодвинуться, но он не позволил, стиснув еще крепче.

Мама дорогая, ничего себе у него болт!

Кажется, кто-то капитально влип. Когда ты, идиотка, голосовала по ночам поливалкам и бетономешалкам, думала, что с тобой больше ничего уже случиться не может, правда? Но любое везение когда-нибудь заканчивается. Если тебе на роду написано быть изнасилованной и убитой, значит, так и будет. Однажды сорвалось, потому что помешали, но пьеса должна быть закончена. И теперь режим бешеного зайца уже не поможет.

Но надо хотя бы попытаться, что ли? Кричать, вырываться, царапаться…

Он легко прикоснулся губами к моим, и я с ужасом поняла, что… отвечаю.

Сука, блядь, это что?!

Это то самое пресловутое предающее тело из лыров?! Ее дерут всухую, а она вдруг течет, кончает и влюбляется в насильника. Я сама всегда над этим смеялась. И что?

Впрочем, похоже, насиловать меня никто и не собирался. Вовсе не дикий поцелуй с языком по самые гланды, за которым следует треск разрываемой одежды. Нет, осторожно, мягко. Как будто разведка, и вовсе не боем. Или вопрос: ты не против?

А я и сама не знала, против или нет. Голоса разделились поровну.

С кем только я не целовалась за сорок лет. И как только не целовалась. Но уж точно не так. Не с мужиком, которого увидела впервые и даже имени которого не знала. Да ладно, я его и не рассмотрела толком. Но страх почему-то вдруг ушел.