— Я пишу примерно по двадцать килознаков в день. Это где-то десять вордовских страниц. В… две книги параллельно, — о Джо и Аркаше я не рассказала бы ему даже под угрозой расстрела. — В среднем получается полноценный рабочий день. Восемь — десять часов. Потому что надо не только придумать и набить, но еще и пару раз вычитать, потом выложить. Ответить на комментарии читателей. Чертову уйму времени занимает реклама и авторская группа В контакте, у меня там нет администратора. И все это нужно, иначе не будет продаж.

Ник молчал, и мне вдруг стало страшно. Потому что предельно ясно поняла: от того, что он сейчас скажет, зависит моя дальнейшая жизнь.

— Наверно, это моя карма, — Ник с усмешкой покачал головой. — Все кругом трепетные творцы, и только я грубый солдафон, променявший скрипку на каратэ и самолет. Один раз попытался сломать шаблон — и то не получилось.

— И кем она была?

Черт, об этом спрашивать сейчас точно не стоило. Само вырвалось. Ну да, ну да, куплю инвалидную коляску и фильтры для базара.

— Врачом, — отрезал он. — А еще, похоже, ответочка прилетела за все мои дежурства, командировки и усиленные на праздники. И что? Как мне вписаться в твой напряженный график?

А вот и когти из бархатных лап. Я не сомневалась, что они острые. Хотя, с другой стороны, его желание вписаться в мой график кое о чем говорило.

— Вечера у меня обычно свободны, — я компульсивно катала по столу хлебную крошку. — Как у нормальных людей, которые работают в офисе. Ну, если, конечно, не туплю по полдня над каждой фразой, такое тоже иногда бывает. Один выходной в неделю. Между книгами отпуск на неделю, а то и на две, как получится. Где-то раз в три месяца.

— Ясно… — повторил он, задумчиво покусывая губу. — И как у тебя получается по две книги сразу писать? Не путаешься в сюжетах?

— Нормально. Одна современный любовный роман, русреал, вторая фэнтези — магия, драконы, попаданки в другие миры. Переключаюсь легко, как будто из комнаты в комнату перехожу.

— И что, хорошо покупают?

— Ну как сказать? Когда как. Раз на раз не приходится. Я далеко не топовый автор. Но в среднем в месяц цифра шестизначная.

— Неплохо. А что мешает стать топом?

Хороший вопрос. Почему кому-то удается поймать за бороду литературного бога удачи, а кому-то нет — хоть тресни?

— Трудно сказать. Не те темы и сюжеты, которые интересны большинству. Мало рекламы. И вообще… как у нас говорят, «пишите лучше». А на самом деле никто не знает, почему одна книга заходит и рвет топы, а другая, объективно ничем не хуже, — нет.

— Жень, только просьба, — Ник большим глотком допил остывший кофе и поставил чашку на стол. — Не проси меня читать твои книги, ладно?

Ох, слава тебе яйца! Будь спок, ни за что не попрошу.

— Ну… ладно, — я сделала вид, будто огорчена. — А почему?

— Да потому что мне не понравится, я об этом скажу, и ты расстроишься. Только намекни вашему брату, что не катит, у вас психика нежная, сразу мировая скорбь и депра. А если совру, что понравилось, ты не поверишь и все равно расстроишься.

— То есть вариант, что на самом деле понравится, ты не допускаешь? — осторожно уточнила я.

— Про драконов или про мужика и бабу, которые познакомились в кювете? Извини, но мне уже не нравится. Даже если это зашибенно написано. И я вполне допускаю, что так и есть, если покупают и читают.

Слушать это было немного обидно, но стоило признать: вариант оптимальный. Намного хуже было бы, если бы он прямо горел желанием ознакомиться. Мне хватало того, что читали мама с «девочками». К счастью, только Нину, об остальных даже не подозревали. Алена тоже пробовала, но ей не зашло. И вообще мало кто знал, что я пишу. Для большинства знакомых в реале я была копирайтером.

Бедненькая, пишет всякий шлак, разве этим заработаешь? Если только кошке на корм. Хотя у нее и кошки-то нет.

Ник хотел что-то добавить, но тут в спальне взвыл мой телефон.

— Принести?

— Не надо, я сама.

Еще только не хватало, чтобы звонил кто-то из моей мужской команды. Чтобы он сначала увидел имя на экране, а потом мне снова пришлось выкручиваться и врать.

И я не ошиблась, это оказался Андрей.

— Жень, с наступившим! Когда увидимся? — спросил он весело.

Я, конечно, могла прямо сейчас сказать, что больше никогда. Но опыт подсказывал: а) не стоит обижать людей, которые не сделали тебе ничего плохого, б) вообще не стоит лишний раз обижать людей, потому что это может быть чревато.

— Андрюш, я сейчас за городом, не очень удобно разговаривать. Приеду и позвоню, ладно?

— Хорошо, жду, — не без разочарования ответил он.

Нажав на отбой, я выставила в телефоне бессрочный режим «не беспокоить». Теперь звонок прошел бы только от «важных» контактов: мамы, папы, Алены и Ника.

— Значит, никуда не едем, — сказал Ник, когда я вернулась на кухню.

— Давай так, — я хотела отнести свою тарелку в раковину, но он перехватил и поставил в посудомойку. — Я постараюсь написать побольше, чтобы был запас хотя бы на один день. И тогда можем куда-нибудь поехать на субботу и воскресенье. Прямо в пятницу вечером. Даже ноут брать не буду, выложу с телефона. Так пойдет?

Ник молча подошел ко мне, обнял со спины, уткнувшись носом в шею. Руки пробрались под футболку, и снова грудь легла в ладони — словно прямо под них заточена.

— Черт, я, наверно, с ума схожу, — прошептал он. — Как будто снова двадцать. Где ты была все это время?

— Там же, где и ты, — вздохнула я. — В… Караганде.

— Хрена с два я тебя куда отпущу. До послезавтра.

— Не отпускай, — я потерлась макушкой о его подбородок. И добавила про себя: «И вообще не отпускай».

— Твоя детка с голоду не помрет?

— Детка уже выцыганила денег на доставку. Хотя в холодильнике полно полуфабрикатов.

— Фу, Женя, — рассмеялся Ник. — Ну кто первого января заморозки готовит? Мы тоже не будем. Закажем что-нибудь. Прямо в постель. И не вылезем оттуда до послезавтра.

— Хороший план, — одобрила я. — Только придется монетку бросить, кому надевать трусы и открывать дверь курьеру. Слушай, а мы не помрем от излишеств? Чай не молоденькие уже.

— Не знаю, — он потащил меня за футболку в направлении спальни. — Но даже если, согласись, это будет прекрасная смерть.

Второго вечером… или уже ночью? Да какая разница! Ник лежал на диване с коробкой от пиццы на животе и подбирал из нее крошки, а я, завернувшись в клетчатый плед, стояла у окна. Нева подо льдом в тусклом свете фонарей выглядела и правда не слишком живописно, равно как и перспектива Выборгской стороны.

— Знаешь, — сказала я, глядя в темноту, — вид на Неву — мое первое детское воспоминание. Мне было года три. Кока Мила жила на Английской набережной. Кока — это…

— Крестная, — кивнул Ник.

— Ты знаешь? — я одновременно удивилась и обрадовалась. — Мало кто так говорит. Это такое… старомодное.

— Знаю, конечно. Я свою звал кока-мама. Она была маминой двоюродной сестрой.

— Была?

— Да, умерла лет пять назад.

Их было уже так много — маленьких совпадений, когда мы оба знали что-то не слишком известное. Или нам нравилось одно и то же. Или мы говорили одинаково. Или бывали в одних и тех же местах. Это создавало даже не саму близость, а такую… подкладку под нее. Подшерсток. Мягкий, пушистый. Теплый.

— Мила была не моей крестной, а дедушкиной. Я ее саму и не помню. Мы с дедом приезжали к ней в гости. Запомнила комнату — очень большую. Или она мне показалась большой. Круглый стол с малиновой скатертью. И Неву за окном. Потом мне говорили: ты не можешь этого помнить, наверно, тебе кто-то рассказал. Она умерла через полгода. И никто мне ничего не рассказывал, я просто помню.

— Мое первое воспоминание — тоже где-то три года, — он закинул руки за голову, задумался. — Лето, дача, собирается гроза. Я с какими-то детьми, мы торопимся домой, я отстал и реву.

Я подошла, убрала коробку на журнальный столик. Залезла на диван, улеглась на Ника сверху, нос к носу, натянув на нас плед.