— Присаживайся, парень, — предложил он, — будем знакомиться.

Григорий напрягся, ловя каждое движение остальных. Он не раз слышал байки о всевозможных тюремных приколах и проверках, устраиваемых при заселении. Особенного внимания удостаивались те, кто в первый раз переступал порог камеры. Он приготовился дать отпор или, по крайней мере, как мог постоять за себя. Но этого не потребовалось. Мужчина представился как Григорий Сергеевич, погоняло Химик, объяснил ему общие правила проживания в камере, расспросил, как и почему он тут оказался. Услышав, что Григорий из бригады Гены Хвороста, Химик заинтересовался. Но ничего не сказал парню, только указал:

— Вон твоя шконка. Отдыхай!

Григорий облегченно вздохнул и направился к своему месту. Остаток дня прошел спокойно, и, поужинав, Парфен улегся спать. Он думал, что сон не придет к нему, но уснул он на удивление быстро и проспал без снов до самого утра.

Проснулся он от чувства, что на него кто-то смотрит в упор. Григорий быстро открыл глаза и увидел, что лежащий напротив мужчина с узким лицом опять таращится на него. Парфен встретился с ним взглядом. Некоторое время они играли в переглядки, затем лежащий напротив отвел взгляд в сторону. Парфен всем нутром чувствовал исходящую от незнакомца опасность.

— Эй, парень! — окликнул его Химик.

Григорий не заставил себя ждать и спустился вниз.

— Присядь, базар есть, — негромко произнес авторитет.

Парфен присел к нему на краешек шконки.

— Малявочку за тебя передали ваши, привет тебе и все такое. «Дачку» зашлют сегодня-завтра, как только нужный человек на дежурство заступит. Да! Самое главное, — опытный вор понизил голос, — напротив тебя Калган лежит — остерегайся его. Они с Улыбкой кореша были. Пока я здесь, он не рискнет тебя тронуть. Но через пару недель я, дай бог, откинусь отсюда. Тогда Валета держись.

Григорий посмотрел на разбитного парня, который заговорил с ним первым, когда он переступил порог камеры. Тот подмигнул ему, улыбнувшись.

Парфен очень серьезно отнесся к словам вора. Теперь он понял тот пристальный взгляд, которым одаривал его лежащий напротив Калган — тот самый мужик средних лет с бесцветными рыбьими глазами. Григорий прикинул, сколько у него шансов выстоять в драке против мужчины, и понял, что немного.

Химик, казалось, прочитал его мысли, усмехнулся по-особому, по-блатному.

— Главное, живи правильно, по понятиям, и все пучком будет! — успокоил он парня.

На Григория его слова подействовали слабо — он был новичок в тюремной жизни, и все ему казалось пока кошмаром. Вечером того же дня он стал свидетелем жуткого проявления тюремных нравов.

В камеру пришел новичок. Валет и Калган тут же взяли его в обработку.

— Ой, кто к нам пожаловал? — дурашливо пропел Валет, «подплывая» к парню.

— Эн-то «он» или, может быть, «она»? — вторил ему Калган.

Парень стиснул зубы и не отвечал на оскорбления.

— Ты что харю прячешь, когда с тобой люди базарят? — одернул его Калган, когда тот хотел пройти мимо.

— А о чем мне с тобой разговаривать? — просипел тот, отводя взгляд.

— А расскажи-ка, дорогой, как ты Клешню вложил? — не отпускал его рукав Калган. Валет стоял в проходе, загораживая незнакомцу путь. Загорелый дедок и Химик вообще никак не реагировали на появление в камере нового человека, Цыган поглядывал в его сторону, но тоже сохранял нейтралитет. Парфен тоже лежал молча, наблюдая, что же будет дальше.

А дальше было следующее. Калган с Валетом избили парня до бессознательного состояния и оставили валяться у параши.

— Там самое место суке, — вполголоса прокомментировал их действие Химик и больше не обращал на горемыку никакого внимания.

Через день незнакомого парня перевели в другую камеру.

— Ну и слава богу, — заметил Ворон — седоволосый дед, которому на самом деле было чуть больше пятидесяти лет. Раньше он был авторитетным вором, но в последнее время спился и подался в бомжи. Залетал по мелочи, кочуя с нар на подмосковные помойки и обратно. — Стукач в камере — последнее дело!

— А откуда узнали, что он стукач? — поинтересовался Парфен.

— О-о, брат! — усмехнулся Ворон. — Тут почта не то что государственная! Малявочка дойдет точненько, аккуратно по адресу! Ты еще не заплыл в хату, а про тебя уже все известно!

Ну а в целом тюремная жизнь была полна скуки. За три дня, что его не вызывали на допрос, Григорий успел даже соскучиться. Единственная радость — пацаны организовали передачку через купленного охранника: заслали как положено — тушенки, сигарет, сгущенки, в общем, всего того, чего лишен человек в тюрьме и обилие чего, как правило, не замечает на воле.

На третий день Тарасов вызвал его к себе. Григорий внутренне содрогнулся, представив, что его ожидает новый разговор с «машкой», но ничего этого не было. Да и допроса как такового не было.

В кабинете следователя, кроме самого Тарасова, был еще один до смешного худой мужчина с выпуклыми глазами. Мужчина был одет с иголочки, словно желал безупречностью костюма компенсировать свою внешность. Мужчина оказался адвокатом. Во время допроса он сидел молча, ни разу не нарушив молчания, и только под конец спросил следователя, когда он сможет ознакомиться с материалами дела.

Григорий поглядывал на адвоката, ожидая от него вопросов. Но тот вообще не замечал его.

Олег Андреевич большей частью дублировал все те же вопросы, что и накануне. Посоветовал, на всякий случай, чистосердечно признаться. Парфен отказался и был отправлен в камеру.

По возвращении неожиданный интерес к нему проявил Химик.

— Тебе малявка с воли от братанов, — с такими словами он передал Гришке небольшой клочок бумаги.

«Молчи, стой на своем, поможем!» — печатными буквами было написано на небольшом листочке. И больше ничего.

— Если есть какие мысли, поделись, — глядя на него, скупо произнес Химик. — Что смогу — подскажу!

Гришку прорвало. Сначала осторожно, затем все более горячо, а под конец почти взахлеб он поведал о том, что произошло в последние три дня. Единственное, он не стал рассказывать вору о Татьяне, считая это дело личным и никого не касающимся. После того как выговорился, Парфен почувствовал почти физическое облегчение. Как будто с него сняли непосильное ярмо.

— Короче, о чистосердечном и не думай! — строго глядя на него, посоветовал Химик. — Следак только этого и ждет. Стой пока, а там время покажет!

Уже позже, вспоминая этот разговор, Парфен понял, насколько наивно и глупо он поступил, доверившись Химику.

Теперь уже все поглядывали на приближающуюся колымагу: и осужденные, и охрана. Дождь, поначалу робкой изморосью сыпавший с неба, постепенно замолотил уже не на шутку.

«ЗИЛ», оборудованный будкой для перевозки заключенных, очень медленно приближался, и, хотя никто из сидевших на корточках людей не спешил оказаться за колючей проволокой, в данных обстоятельствах они в душе невольно проклинали шофера и его допотопную технику.

Парфен еще ниже опустил голову и вспомнил тот день, когда он решил свою дальнейшую судьбу.

В то утро Тарасов вызвал его на допрос сразу после завтрака.

«Еще в кишках не улеглось, а уже тащат!» — недовольно подумал Парфен, хотя после тюремного завтрака и укладываться было особенно нечему. Он по привычке заложил руки за спину и потопал впереди конвоира.

Тарасов его встретил, как всегда, сдержанно. Вообще, после того памятного первого раза никаких наездов на Григория не было. В тюрьме он кантовался уже около двух недель, и следователь вызывал его всего три раза. Адвокат один раз побеседовал и пропал, оставив о себе в память запах дорогого одеколона и кучу полунамеков и обещаний.

Но сегодня разговор произошел необычный.

Необычное началось с того, что Тарасов был не один. Вместе с ним в камере, куда доставили Гришку для допроса, присутствовал и Ходаков.

— Ну, Парфенов, — решительно хлопнул ладонью по столу Олег Александрович, — наши лясы да басы с тобой закончились! Учти, — поглядев на парня, предупредил капитан, — разговор у нас с тобой задушевный, без протокола, так что… — вместо продолжения фразы он обменялся загадочным взглядом с товарищем и коллегой и оставил обдумывать концовку Парфену самому.