— Смерть королеве! — крикнул женский голос. — Где ребенок?

Были еще крики, но Рэндом, несмотря на рану в животе, нанес еще один ужасный удар, попавший между щитом противника и его мечом и вскрывший человека от грудины до паха, так что заблестели кишки. Человек рухнул на руки товарищей, и в это мгновение Рэндом сделал выпад и попал — немного неряшливо, потому что он, вероятно, умирал, но все же достаточно точно, вспорол чью-то грудь и разрезал ее до горла.

Он снова попытался нащупать за собой дверную защелку, сделал выпад и два рубящих удара, чтобы расчистить себе пространство, и получил еще одну рану, на этот раз очень серьезную, в спину, потому что у него не было доспехов. Он попытался повернуться и понял, что падает.

Ну что ж.

Он понял, что лежит на земле, и на мгновение испугался, что его сожрут. Но потом осознал, что он не в Лиссен Карак, а вокруг просто люди.

— Боже, храни королеву, — сказал он совершенно ясно.

— Ищите ребенка! — крикнул высокий. — Скорее!

Послышались шаги, и высокий оказался над ним. Рэндом чувствовал его и почти что осязал его злость. Рэндому было уже все равно, он ускользал в темноту. Боже, храни королеву, подумал он. Его губы сами собой прошептали это.

— Вы знаете, кто я, мастер Рэндом? — спросил человек.

Рэндом не стал утруждать себя ответом. Боже, храни королеву.

— Я Нэт Тайлер, мастер Рэндом. Я король повстанцев, и я только что убил вашу драгоценную королеву, а теперь…

Он замолчал, потому что глаза сэра Джеральда остекленели и рыцарь больше не слышал его.

Лесса обыскивала покои наверху. Там нашлась горстка слуг, и повстанцы убивали их походя. Двое мужчин смеялись и гнали кричащую девушку из комнаты в комнату, пока не настигли ее за портьерами. Тогда они по очереди выстрелили в нее.

В последней комнате стояла колыбель, но она была пуста, и Лесса выругалась. Она отвернулась от колыбели и увидела в дверях Кита Кроуберда с мечом в руке. В доспехах он казался значительно моложе. С его меча капала кровь.

Он кивнул ей, как будто они встретились в таверне.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Ребенка здесь нет!

Кроуберд оглянулся на анфиладу комнат и снова посмотрел на нее.

— Тем не менее замок наш.

— Тем не менее? — Она сплюнула. — Из гнид выводятся вши. Они все должны умереть.

Кроуберд кивнул, словно обдумывая ее слова.

— Ты обещал! Все до единого!

Он подошел ближе, слегка улыбаясь, словно собирался поцеловать ее. Она вздохнула.

— Ну, в самом деле…

Кроуберд пожал плечами и воткнул меч ей в горло. Лесса схватилась за клинок, удивление оказалось сильнее боли. Он поддержал ее, нежно, как любовник, и осторожно опустил на пол.

— Извини, моя дорогая, — сказал Кроуберд. — Ты мне нравишься, но планы изменились.

Он был очень щепетильным человеком и сожалел о своем поступке. Он вынул меч, следя, чтобы не задеть шейные позвонки и не забрызгать доспехи кровью. Вытер клинок ее грязной коттой. Лесса действительно ему нравилась, но он полагал, что любой, кто доверяет графу Тоубрею, слишком глуп, чтобы жить.

Он вышел из королевских покоев, оставив мертвецов, слуг и повстанцев лежать вповалку. Нашел трех своих лучших людей, людей, совершивших кровавое художество, и вернулся в большой зал, где граф Тоубрей восседал на окровавленном троне, с которого только что сбросил труп.

Тайлера держали двое людей Кроуберда.

— Ты предатель, — сказал Тайлер. — Ты…

— Я много раз предавал, — улыбнулся Тоубрей. — С чего вдруг ты решил мне довериться? Но, должен сказать, твои люди отлично поработали. Настоящая резня. Мне почти не пришлось убивать. — Он обратился к Кроуберду: — Кит, мне больше не нужен мастер Тайлер.

Кроуберд подошел ближе. Тайлер плюнул в него и дернулся, но его держали очень сильные люди в доспехах и стальных рукавицах.

— Эш заберет вас всех! Он отомстит за меня! — взревел Тайлер. Тоубрей поднял брови, словно потрясенный услышанным.

— Эш передавал тебе привет, — сказал он. — Ты ему больше не нужен.

Кроуберд ударил старого повстанца мечом под подбородок.

— Положи его рядом с сэром Джеральдом, — велел Тоубрей. — Думаю, сэр Джеральд пал смертью героя, пытаясь защитить королеву. Пожалуй, ему стоит поставить памятник, а, Кит? Увы, мы не успели восстановить порядок. А теперь я стал королем.

— Ваша светлость, с сожалением вынужден доложить, что мальчика здесь нет. — Кроуберд так привык сообщать своему хозяину только плохие новости, что сказал это запросто.

— Ушел с армией? — Тоубрей пожал плечами. — Как неудачно.

— Зависит от того, у кого он, — сказал Кроуберд. Он смотрел на мертвую женщину на полу, и ему не нравилось то, что он видел.

Темный час перед рассветом.

Время, когда умирают старики, и когда часовые засыпают, и когда мир меняется, пока никто не смотрит. Где-то там, за занавесом звезд, воплощением бесконечной музыки сфер, звезда встала рядом с другой звездой. Танец продолжился, бесконечный танец жизни и света в такой же бесконечной тьме.

Какой бы механизм ни управлял сферами, врата между мирами начали открываться.

Рядом — в метафизическом смысле — с Лиссен Карак пробудилась от движения врат воля. Она, бесконечно нетерпеливая, ждала, когда мириады составляющих ее существ воссоединятся со своими сестрами и братьями в миллионах сфер, ждала, а потом, стоило звезде чуть мигнуть, они оказались на месте.

Воля достигла промежутка между звездами, когда врата встали в одну линию, и загрохотала во врата, но они были заперты. У воли была целая вечность, чтобы продумать все дальнейшие шаги. Она напала на замок.

Мирам проснулась — ее трясла за плечо послушница по имени Мария Магдалина.

— Врата, мадам, врата! — кричала девушка.

Мирам вскочила с постели. Ночная рубашка путалась в ногах.

— Габриэль сказал — в пять двадцать!

Колокола били четыре.

— Хор! — пропела она в реальности и эфире.

Сто тридцать девять монахинь и послушниц вскочили со своих постелей, засунули ноги в овчинные тапочки и побежали в часовню, побросав скамеечки для молитвы, псалтири, четки, расчески, гребни, зеркала и подушки.

Все до единой знали, что час пробил. Как солдаты, они были готовы.

Почти готовы.

На полу часовни уже пели две женщины средних лет, вплетая свои слова в окончание ранней заутрени. Снаружи часовни начинался ад, а внутри было темно и спокойно, горела одна свеча, отражавшаяся в позолоте, золоте, серебре и бронзе, намекая на окружающую красоту. Как короткий взгляд на женское лицо под вуалью.

Сестра Катерина, худощавая, как птичка, уже заняла свое место солистки правого хора. По древней традиции в аббатстве было два хора — по особым праздникам они пели вместе, — и дюжина альбанских композиторов мечтала написать для них мессы. Обычно пел только один хор, строго по расписанию.

Этим утром собрались оба. Сестра Элизабет с сосредоточенным лицом подошла к беме левого хора. Сестра Элизабет была высокой и широкоплечей, ее длинные пальцы гладили украшенный драгоценными камнями крест на шее, а губы договаривали последние слова утренней молитвы вместе с сестрой Катериной, стоявшей через проход.

Мирам прошла на свое место. Она вгляделась в эфир и увидела туман, сгущающийся вокруг врат, а затем посмотрела на сами врата в свое зеркало.

За ними был свет.

И давление. Давление нарастало. До сих пор заклинания легко его сдерживали, но они требовали невероятного количества силы, несмотря на все усовершенствования, которые придумала сестра Амиция.

Мирам подняла руку и указала на сестру Элизабет. Та заканчивала молитву. Она пела Ave Maria, и голос сестры Катерины сплетался с ее голосом. Другие сестры, только что вошедшие, подхватили все известные слова, и Мирам направила силу в охранные заклинания.

Давление на них внезапно резко возросло. В мгновение ока половина накопленных запасов ушла на заклинания — примерно столько же Шипу удалось вытянуть за всю осаду.